— Так к тебе за весь день никто и не приходил?

— А кто же придет, Мишенька? Все работают. Тетушка Шаки заглянула тут на минутку и скорее обратно к себе. У нее же там внучата.

— Конечно. А у меня, бабушка, новость. Я пятерку получил за практику. И по русскому тоже скоро подтянусь. Теперь у меня уже лучше дело пошло.

Бабушка улыбнулась:

— Ну спасибо, порадовал!

Насчет русского я, конечно, ей приврал, но надо же сделать ей приятнее.

«Буду, — думал я, — что-нибудь рассказывать ей. Неважно что, лишь бы не скучала».

— Теперь у меня в школе все в порядке. Говорят, я теперь куда лучше, чем раньше был. Говорят, меня и в пионеры снова примут. Тогда я к «пингвинам» попаду.

Насчет «пингвинов» бабушке понравилось. Она даже засмеялась.

— «Пингвины», говоришь? Какое смешное у них название! Сразу в голову приходят эти странные птицы — черные с белыми брюшками. Они такие милые.

— Наши «пингвинята» тоже ничего. Жужа Хоронская, например, Отто Ташлер, Клавора.

— Ты дружишь с ними?

— В общем-то, да…

— «Пингвины», — покачала головой бабушка. — Хотела бы я на них посмотреть. Мне пингвины всегда нравились.

— А я им скажу, чтобы они как-нибудь зашли к нам, хорошо?

— Очень хорошо. Пусть зайдут.

На этом мы расстались. Я надеялся, что бабушка забудет наш разговор. Ведь в это время у меня произошла стычка с «пингвинами». И как раз с Худаком. С Миши. Подрались мы с ним прямо у школьных ворот. Катались по земле, я все старался уложить его на лопатки, а тут вдруг вышел учитель из группы продленного дня. Он нас разнял и погрозил, что этим дело для нас не кончится. И сдержал свое обещание. На другой день вся «продленная группа» пошла на прогулку, а мы с Худаком остались в школе. Нас рассадили по разным классам, уроки готовить. Между прочим, в этот день ребята из группы собрались во время прогулки футбольную встречу провести. А рыжий Худак, как известно, душу отдаст за футбол. Он меня убить был готов. Да и другие «пингвины» тоже проследовали мимо меня с таким видом, будто именно я был во всем виноват. Хотя виноват был не я, а Худак: зачем он дергал меня за шарф?

Этот шарф пусть лучше никто не трогает. Его мне бабушка подарила. Бабушка — единственный человек, который меня любит. Другим ребятам наверняка много разных подарков покупают. У Дюри Клаворы, например, только и разговоров что об отце: папа и туда ездил, и там был, это привез, то привез. А я не люблю, когда люди то и дело об отцах болтают. Мой папа, например, не слишком мною занимается. Раз-другой за год если зайдет к нам да в кондитерскую сводит или в Нескучный парк, и то хорошо. А маму свою я не помню, потому что я еще маленький был, когда она умерла.

Папа обычно на мой день рождения приходит. Но в этом году почему-то не пришел: наверное, забыл — ни сам не пришел, ни письма не написал. Ну и не надо, обойдусь. Пожалуй, так даже лучше: не станет, по крайней мере, расспрашивать, каким будет мой табель в конце года да как там мои школьные дела. Не люблю я этих разговоров. Пусть я не отличник, но знаменитым я тем не менее еще могу стать. И не беда, что пока я себя не проявил, у меня еще есть время. Другие великие люди тоже не с детских лет начинали! Жаль, конечно, что я не умею так здорово играть в футбол, как этот Худак, и не такой сильный, как Клавора, или умный, как малявка Юдит Гал. И петь я не умею, и рисовать, как Хоронская, и не знаю арифметики, как Золтен Тот. И все же могу я стать великим и стану им, потому что у меня тоже бывают классные идеи. И про себя это я точно знаю, что у меня ума ничуть не меньше, чем у других, а даже больше! А как стану я знаменитым и повсюду начнут обо мне говорить, папа тоже будет хвастаться мною: «А вы знаете, кто этот Михай Модра? Мой сын!»

Тогда он сразу вспомнит обо мне и о моем дне рождения.

Об этом как раз я думал и тогда, в «продленном дне», когда мы с Худаком подрались. Потому что меня вдруг отвечать вызвали, а я словно язык проглотил. Стою и гляжу на учителя, как баран на новые ворота. Ну, посадили меня снова на место, велели еще раз поучить.

Читал я, читал, да все напрасно, потому что мысли мои о другом были. Вдруг кто-то подсовывает мне листок бумаги, а на нем нарисовано, как я стою с глупым видом и смотрю на учителя. И подписано внизу: «Моментальное фото Модра». Я разозлился, потому что как раз в эту минуту я себя в своих мечтаниях совсем другим видел. Наверняка это Худакова работа, и я ткнул его под ребро кулаком. Худак отпрянул, зашипел:

— Болван! Ну, погоди! После школы поговорим.

— Что ты к нему лезешь? — заметил Таши.

— У тебя опасная стадия поглупения, Модра, — заметил белокурый Тот.

Вот все и случилось. Я думал, Худак до конца занятий забудет, а он дождался, пока я выйду из школы, и не успел я рта раскрыть и объяснить ему насчет рисунка, подскочил да как дернет меня за шарф. Сорвал его с шеи, бросил на землю прямо в грязь — мой красивый пушистый шарф. Тут уж не до объяснений, я даже и забыл, что хотел ему что-то сказать.

Сначала перевес был на его стороне: он так шмякнул меня о железную ограду школы, что ограда загудела. Но потом я вырвался из его захвата, сам обхватил его за пояс, сделал подножку и повалил наземь. Он потянул меня за собой, и гад буду, если я не уложил бы его на лопатки. Но тут подошел учитель из «продленки». Я встал, отряхнул шарф, обмотал им шею. Худака ждали Тот и Клавора. Меня — никто. Один поплелся я домой.

И вот об этих самых «пингвинах» я и сболтнул бабушке. Назвал их «классными ребятами». Кто же думал, что она не забудет о нашем разговоре? Что и завтра, и послезавтра станет меня спрашивать:

«Ну, что там поделывают твои «пингвины»? Когда же они пожалуют к нам?»

«Развеселю я бабушку и без них, — думал я, — нам и одним с ней неплохо. Что-нибудь вслух прочту, анекдоты расскажу. Будет шуму не меньше, чем у тетушки Шаки в доме».

Что-нибудь придумаю, бабушка заслужила того, чтобы поломать голову. А если уж ничего не придумаю, придется и в самом деле просить «пингвинов», чтобы они пришли к нам в гости.

И что ж, попрошу, решил я. Только как и кого? Лучше бы всего обратиться к Йошке Зеке, он самый приветливый, всегда улыбается. На голове у Йошке веселая вязаная шапочка с помпоном, помпон на бегу смешно так подпрыгивает, а Йошка ржет, словно жеребенок, дурачится… Нет, с ним, пожалуй, не стоит говорить: слишком он несерьезный. Можно бы поговорить с Юдит Гал, она самая умная из «пингвинов» и очки носит с серьезным видом. Но она, наверное, скажет, что ей некогда, заниматься нужно. С Клаворой я не хочу связываться — это он все время своим отцом хвалится. Жужа Хоронская самая приятная из них: личико круглое, короткая стрижка, и шлягеры поет будь здоров. Например, «Восковую куклу». Она наверняка согласится прийти.

И я так долго ломал голову, с кем же из «пингвинов» мне заговорить, пока не остановился на главном своем недруге — на Худаке. Клин клином вышибают! Ради бабушки я и на это пойду. На одной из перемен я, похлопав Худака по плечу, крикнул:

— Эй, Худак, хочу я тебе кое-что сказать…

Но Худак, повернувшись, смерил меня взглядом с ног до головы и процедил:

— Не утруждай себя. Оставь для своей тети. Я из-за тебя прошлый раз важную игру пропустил!

И он удалился, даже не взглянув на меня. Но при этом нечаянно уронил какую-то бумажку прямо мне под ноги… Я поднял ее. На бумажке была схема сбора звена по тревоге. Начиналась цепочка с Таши. Я повертел-повертел ее в руках и сунул к себе в карман. Потому что в этот миг у меня родилась отличнейшая идея. Может быть, оттого, что Худак вел себя так нагло. А может, совершенно случайно. Упала же случайно бумажка мне под ноги именно в этот момент.

В тот же вечер дома я написал свой первый приказ. А назавтра после обеда я поднялся по лестнице в квартиру Таши. Имя Отто стояло первым в сигнальной цепочке звена. А я знал, что в эту пору Таши на уроке музыки. Я сунул записку в дверь, позвонил и убежал.