— Господин учитель… я этого Тощего… не перевариваю. Совершенно! Уж лучше я один буду заниматься, только не с ним!

Прозвенел звонок. Учитель Гал поднялся. Он не сердился, но лицо его было суровым. Снял, потом опять надел очки и, не глядя на Тони, бросил:

— Ты не очень красиво вел себя вчера…

Он повернулся спиной, и вот уже за ним захлопнулась дверь учительской.

Еще некоторое время Тони стоял неподвижно, переминаясь с ноги на ногу. Солнце скрылось за тучами, и приемная, еще недавно выглядевшая так приветливо, стала холодной и неуютной. Тони поежился, втянул голову в плечи, засунул руки в карманы.

— Надо бы надеть куртку, сынок, — сказала ему преподавательница младших классов, проходя мимо. — Одевайся на переменах обязательно. Ну, беги. По школьному радио объявили, что коридоры не отапливаются, поэтому здесь так холодно.

Но он не побежал, а поплелся как старик. У него было отвратительное настроение.

— Привет, Энтони! — произнесла Джизель радостно. — Я тебя заждалась. Знаешь, что я придумала? Давай устроим бал! Позовем гостей, много-много.

— Конечно, — проворчал Тони, — сплошных сэров и лордов. У нас в классе один-единственный Герцог, и то я его терпеть не могу. Он все время ехидничает, правда, я его тут же отшиваю.

— Здорово ты выражаешься, Энтони, — захихикала Джизель.

— Я с любым справлюсь. Андраша Чонта уложу на лопатки и Длинному как следует врежу. Я никого не боюсь, даже учителей. Недавно я Длинному подсказал по истории. Я ему всегда подсказываю и не боюсь этого делать. Даже Тихамир дает мне ключ от подвала, чтобы я брал оттуда лом. А уж там — кромешная тьма!

Джизель вздрогнула:

— И ты ходишь туда один?

— А с кем мне ходить?

— Ты всегда один?

— Мне так даже лучше. Из драмкружка я ушел. Они надо мной смеялись, особенно Гизи, по-английски она тоже Джизель. Но ты в сто раз лучше ее. И в сто раз красивее. И лучше Панни тоже. Она, правда, неплохая девчонка, но уж слишком правильная. Пифф-паффф: всех бы перестрелял. И Тощего тоже. Это один парень из 7-го «Б». Он все хочет заниматься со мной, но мне он не нужен. Такой же зануда, как наш Герцог-красавчик, только он скорее Герцог-уродец, потому что лопоухий. Еще других зубрить заставляет! Я сначала скрывался от него, а сегодня днем решил сам его ждать: пусть приходит, раз уж ему так хочется. Я ждал-ждал, а он взял и не явился, побоялся, наверное, свою физиономию показать.

— Да брось, Тони. Не обращай на них внимания. У тебя же есть мы, Рик и я. Мы тебя очень любим. Скажу тебе по секрету: Рик считает тебя моим женихом. Проблемы с жильем у нас не будет. В замке 15 залов, да еще комнаты в башнях, чуланы и, конечно, большой парк, огромные поля и синие горы. Ты хочешь поселиться у нас?

— А почему бы и нет? С удовольствием. Мне надоело дома, там у меня нет никого. Спасибо, Джизель.

— Мы красиво расставим твои любимые вещи, которые ты перенесешь к нам, и, если захочешь, семейные портреты. Мы их повесим в охотничьем зале, где висят наши предки. Среди них есть один по имени Ричард Львиное Сердце.

— Отлично, а я притащу с собой портрет дяди Оскара. Его тоже звали Львиное Сердце. Я люблю смотреть на него, потому что у нас с ним явное сходство. Я хочу быть таким же, как он.

— А когда ты навсегда переберешься к нам, Энтони?

— Немного погодя. Мне еще кое-что надо провернуть. Хотя бы эту историю с Тощим. Я был с ним все-таки не совсем прав. Пожалуй, совсем не прав.

— Но ты же не будешь перед ним унижаться, Энтони?

— Я? Перед Тощим? Да что ты, Джизель…

— Энтони, не уходи… Энтони!..

— Куда ты направляешься, Тони? — спросила его тетя Вали.

Он ничего не ответил. Закрыл тетрадь, что-то невнятно пробормотал и выскочил на лестницу.

Он сам не знал, зачем вышел на улицу. Скорее всего, просто так — погулять. Но гулял Тони недолго и не заметил, как очутился перед домом, в котором живет Тощий. Вошел в подъезд, потоптался около доски с фамилиями жильцов, посмотрел, есть ли там Парди. Конечно, есть: второй этаж, квартира номер четыре. А что, если дверь откроет его мать? У Тощего она, конечно, есть. Вечером возвращается с работы отец, вся семья садится ужинать. Болтают о том о сем, рассказывают о случившемся за день. Тони даже головой замотал, отгоняя это видение.

Долго ли подняться на второй этаж! Правда, все зависит от того, как быстро человек идет. Тони двигался так, словно на каждой ступеньке собирался повернуть обратно. И зачем он только идет? Глупо! Но он уже перед дверью квартиры, рука на кнопке звонка. С какой бы радостью он убежал! И все-таки Тони нажимает кнопку. Потом стоит и шепчет про себя:

— Только бы их не было дома… никого…

Дверь открывается, и перед ним возникает Тощий. Тони не здоровается, Тощий тоже. Войти он не предлагает, но и не гонит. В конце концов Тони произносит:

— Ты, наверное, думаешь, что я пришел, потому…

Тощий стоит прямо перед ним, на лоб ему упали волосы. Нос широкий, рот тоже. Вокруг носа у него веснушки. А волосы падают прямо на глаза.

— Ни о чем я не думаю, Кочиш! — произносит он. — Что тебе нужно?

— Слушай, Тощий, слушай… дело в… — Тони гневно смотрит на него, смахивает тоже упавшие на лоб волосы.

Хорошая комната у Парди, солнечная. У окна — небольшой ковер. Они уже в квартире, но по-прежнему не знают, что сказать друг другу. Тони рассматривает ковер и, так как ничего другого не приходит ему в голову, говорит:

— Красивый ковер, как борцовый.

— Правда? — переспросил Тощий и тоже начал рассматривать ковер с таким видом, будто видел его впервые. Потом пожал плечами и сказал: — Вполне возможно. Давай посмотрим поближе. Теперь я знаю, зачем ты пришел, Кочиш!

— Ну, зачем? — спросил Тони.

И вот, когда они уже стояли на коврике, неожиданно и молниеносно последовал удар. Это была та самая оплеуха, которую Тощий задолжал Тони. Тони схватил Тощего за плечи, а тот боднул Тони в грудь и высвободил руку. Тогда Тони дал ему подножку, и оба повалились на «борцовый ковер». Вначале Тощий оказался снизу, но потом ловким движением вывернулся, навалился на Тони и зажал ему голову. Лицо Тощего, раскрасневшееся от усилий, было совсем близко.

— Ты, лопоухий, — прошипел Тони.

— Сам ты… — просипел в ответ Тощий и неожиданно усмехнулся.

У Тони тоже совершенно неожиданно вырвался смешок. Тощий вдруг засмеялся и отпустил его. Они сидели на ковре, смотрели друг на друга, красные, растрепанные, и заливались смехом.

— Здорово получилось, — сказал Тони.

— Неплохо, — произнес Тощий.

— Можно когда-нибудь еще разок попробовать.

— Хороший коврик, а?! — воскликнул Тощий.

Уже потом, когда они сидели за столом и рассматривали альбом с марками, Тощий спросил:

— Собственно говоря, почему ты не хотел заниматься вместе со мной?

Тони ответил, нимало не смущаясь:

— Потому что ты ужасно тощий, — и засмеялся.

— Такой же, как и ты.

— Ага.

— А это плохо? — задал вопрос Тощий.

— Конечно, — ответил Тони, — тебя любой побьет, если захочет.

— Ну, тебя может защитить кто-нибудь. У тебя есть приятель?

— Приятель? Нет, у меня нет друзей, ни одного.

Тони листал альбом с марками. Марки были классные, в основном спортивные и исторические, и среди них несколько таких, которые подошли бы к его собственным неполным сериям. Но внимание Тони лишь наполовину было занято марками. С горечью он произнес:

— Нет у меня друзей. Я уже пробовал дружить с Длинным, бутерброды ему покупал с ветчиной и чертежную бумагу. И подсказывал ему, как машина, без передышки… Он уже привык к тому, что я ему подсказываю, и совсем ничего не учил. Кочиш подскажет! И я подсказывал. А он вместо пол-Трансильвании — полк Трансильвании, вместо свержения короля — свершения короля, вместо король Кютень — король Кёпень… Сам не слышит, а еще возмущается: «Из-за тебя я схватил единицу! Ты меня сбил!» Мне никто не нужен, — продолжает Тони. — Вот я смотрю на чаек, которые кружат над Дунаем. Они взлетают — и фью, нет их. И никогда не возвращаются на прежнее место…