— Гуча, стой! — Аркаша перебралась к краю кровати и, отпихнув прочь одеяло, зачем-то вцепилась в правую пятку Маккина.

А бедняга Макки не смел и пошевельнуться, пока скунс самозабвенно трепал горловину его футболки.

— Ты! Полез! К моей! Доче! — При каждом выкрике Гуча дергал ткань, а затем вдаривал шерстистым лобиком по подбородку юноши.

Вряд ли скинуть с себя маленького зверька было такой уж непосильной задачей, но Маккин даже не думал так поступать. Вместо этого он послушно лежал, раскинув руки в стороны, и позволял себя трепать и трясти. По мнению Аркаши, таким поведением он лишь подтверждал свою вину. Смачненькое такое кредо по типу настоящий мужик никогда не оправдывается?

— Что случилось? — Вообще-то причина гнева папани была более-менее понятна, но ведь нужно было с чего-то начинать примирительную беседу.

— Я... — Гуча задохнулся от ярости и развернулся к Аркаше, даровав Макки передышку. — Я... Я проснулся, а тут ОН! У тебя! В постели! Голый парень залез к тебе в постель!

О как. Сцен ярких немереное количество предлагало сегодняшнее утро. Аркаша решила вкушать эту информацию с комфортом. Она прилегла на краешек кровати и, воткнув локоть в подушку, уместила голову на ладони.

— Не голый, — секунду поразмыслив, уточнила она.

Тяжело дышащий Гуча окинул Маккина быстрым взглядом и нехотя подтвердил:

— Не голый. Не голый парень залез к тебе в постель!

— Ты тоже тут был.

— Не голый парень залез к нам в постель! Ох-ох-охонюшки. — Гуча застонал и, качнувшись, привалился головой к подбородку Маккина. — Головушка моя.

— Жить будешь? — Аркаша не спешила на помощь к своему папане. Она не раз наблюдала последствия гулянок тети Оли, и похмелюга мадам Захаровой всегда была зрелищем умопомрачительным, а действом разрушительным. Но это если не знать нюансы. Проще говоря, тетю в эти моменты трогать вообще не стоило, но на сигналы — типа кинуть аспирин в приоткрытый рот или залить утренний бокальчик вонючей жидкости в ту же топку — необходимо было реагировать мгновенно.

— По-моему, я при смерти, — пробубнил Гуча, растягиваясь на груди Маккина дохлым ковриком.

— Это все настойка прабабуси Шаркюля, — бесстрастно поведала Аркаша — мало ли, Гуча подзабыл с кем и как отжигал накануне.

— Я его убью... — Скунс издал болезненный стон.

— Господин Гучебей, — осторожно начал Маккин, — уверяю вас, ничего такого...

— Молчи, креветка. — Гуча угрожающе сверкнул глазками-бусинками, застонал и вновь уткнулся носом в грудь русала. До ребят донесся его бубнеж: — Я тебя еще убивать буду-у-у.

Маккин растерянно уставился на Аркашу и, когда та поймала его взгляд, вдруг стушевался и отвернулся.

В дверь постучали, а секунду спустя щелкнул замок и в комнату проскользнул Шаркюль.

— Туки-туки, — бодро прогнусавил он, поправляя лацканы пиджака. — Шесть тридцать утра. Пора вставать, самка Аркаши.

«Зачем будить так рано в выходной?» — озадачилась Аркаша, но спросить не успела.

— Шаркю-ю-ю-юль! — взвыл Гуча.

— Да?

— Иди сюда. Убивать буду.

— Меня нельзя. — Шаркюль приблизился к ним, но выбрал место, находящееся вне зоны поражения. — Я общежитием управляю.

— Плохо управляешь. — Гуча с трудом поднял голову. — Этот пацан забрался в постель к Аркаше!

— Который самец? — Шаркюля новость ни капли не удивила. Хотя с учетом того, что встал он раньше всех и даже вроде как успел избавиться от похмелья, он мог воочию видеть всю картину совместной ночевки.

— Да, самец! — взорвался Гуча и тут же со стоном уронил голову обратно на грудь Маккина.

— Позвольте объяснить, — попытался вклиниться в разговор русал.

— Молчи, поганец, я выбираю что тебе выгрызть сначала. А с тобой, гоблинская рожа, я пить ни в жизнь больше не буду. Осознаешь, что тут случилось плохого?

— Когда самец полез к самке? — То ли Шаркюль не понимал, что нарывается, то ли у него с самого утра врубился режим дотошности.

— Да, когда полез. — Гуча, видимо, ругнулся, но никто ничего не расслышал.

Шаркюль впал в глубокую задумчивость. От напряженной работы мозга у гоблина даже глаза закатились.

— Понял. — Комендант громко шмыгнул носом и утерся рукавом. — Я об этом читал. Случился период размножения.

Гуча всхрапнул и обессилено свесил хвост с бедра Маккина.

— А вы прикольные, — хмыкнула Аркаша. — Даже когда трезвые.

— Прошу прощения, — с чувством извинился Маккин. От смущения бедняга не знал куда себя деть.

— Не, ну зачем извиняешься? Так, господа, которые уже не в зюзю, вот вам краткий доклад. Вчера Шаркюль вырубился прямо на кровати Маккина. Сдвинуть его мог разве что бульдозер. Ночь холодна, одеял нам никто не дал, а спать, знаете ли, очень хотелось. Я сама позвала Макки к себе.

— Доча…

— Ты, кстати, между нами спал. И да, мы все спали в значении «сопеть и храпеть». — Аркаша раздраженно тряхнула волосами. — Мне хватает других проблем, поэтому харэ заморачиваться по всяким пустякам.

— Еще раз прошу у вас прощения, — виновато пробормотал Маккин.

— У меня слишком болит голова, чтобы приступать к откровенному членовредительству, — проворчал Гуча. — Но я запомнил ваши морды.

В коридоре послышались шаги.

— Эй, четыреста семнадцатая! — Голос Грегори звучал все громче, староста стремительно приближался к их комнате. — Вы уже проснулись?

— Ты не запер дверь? — всполошилась Аркаша.

— Нет. — Шаркюль задумчиво почесал подбородок.

— Блин!

Дернув на себя одеяло, Аркаша успела укутаться прежде, чем в комнату вошел Грегори. В то же время Маккин, видимо, уже привыкший постоянно прятаться, оттолкнулся ногами от кровати Аркаши и, кувыркнувшись назад вместе с Гучей, прямо на лету сорвал со своей постели одеяло и уронил его на себя. Перед глазами вошедшего старосты предстала следующая картина: на одной кровати лежало покрытое одеялом тело, на полу рядом с другой кроватью расположилось живое одеяльное иглу, из глубин которого настороженно поблескивали глаза, а посреди комнаты с невозмутимым видом застыл Шаркюль.

— Утра всем. — Грегори снисходительно оглядел весь беспорядок и, приблизившись к кровати Аркаши, осторожно потряс ее за лодыжку. — Вставай, друг. У нас с вами еще куча дел.

Вытянув руку из-под одеяла, Аркаша показала Грегори большой палец.

Удовлетворенно кивнув, староста обратился к гоблину:

— Если здесь уже все проснулись, то давай будить остальных. Стирку начнем ровно в семь.

Как только за Грегори закрылась дверь, Аркаша осмелилась высунуться из-под одеяла.

— Стирка?

— Глобальные постирушки в общежитии Сириуса устраиваются в первый выходной вводной недели, а затем — по субботам. С самого утра, чтобы успеть до завтрака. — Шаркюль скрупулезно изучил все открытое пространство пола, но, не найдя ни одного бесхозяйного носка, опечалился. — Самцам нужно освежать свои нательные тряпочки, а иначе от них будет вонька-вонька.

— Без стирки от меня тоже вонька будет. — Аркаша спрыгнула с кровати и промчалась босиком до двери. Только заперев ее, она успокоилась. — Тьфу, Грегори нас чуть не спалил. Вот шумиха бы поднялась. Так, насчет стирки. Как это происходит? Придется куда-то идти? Всей гурьбой?

— В подвал. Угу, это совместное мероприятие.

Вспомнив о куче использованных футболок Маккина, а также об одолженных вещах Шаньян, Луми и Джадина, которые по всем канонам вежливости следовало вернуть постиранными, Аркаша страдальчески потерла лоб.

Ну и времечко для нее настало. Даже стиркой спокойно не заняться.

— Эх, зашухериться в такой толпе будет просто нереально. Меня могут раскрыть.

— А ты что, собралась туда идти? — Маккин скинул с себя одеяло. Гуча лежал на его руках, словно убаюканный младенец. Похоже, кувырок русала не прошел для зверька бесследно. Скунса жестко укачало, теперь он даже не ругался, а просто тихонечко постанывал.

— Придется. Я не хочу утонуть в грязи. И вообще, еще чуть-чуть и из-за меня тебе тоже нечего будет надеть.