В темной и мрачной пещере откуда-то с потолка капала вода, разбиваясь о камни, стекая по ним и исчезая в многочисленных трещинах в полу. Сюда уже несколько веков не входила ни одна живая душа, ни один луч света не падал на брошенные сундуки, лари, каменные лавки и резные статуи. И на жертвенные алтарные камни уже очень давно не падала кровь жрецов и их жертв.

Но сегодня что-то изменилось. Послышались шаги, и из-за поворота тоннеля показался молодой мужчина, что держал высоко над головой камень, на котором была выведена руна. Та испускала свет, неяркий, лишь рассеивающий тьму, но не слепящий глаза.

Окинув взглядом резные колонны, что тянулись в высь и терялись в непроглядной темноте потолка, причудливые постаменты, что стояли по периметру идеально круглой пещеры, гротескные статуи, изображающие покалеченных людей, безруких, безногих, обезображенных, он остановил свой взгляд на огромном камне с плоской, будто срубленной, верхушкой. Тот казался темным пятном даже тогда, когда вокруг не было ли лучика света. А сейчас складывалось впечатление, что тот притягивает к себе весь свет и в ответ излучает лишь холод.

Улыбнувшись, мужчина устремился к нему, понимая, что это тот самый древний алтарь давно ушедшего Бога, который он искал уже второй десяток лет.

Подбежав к нему, человек упал на колени и, закрыв глаза и положив ладони сверху, начал читать молитву на давно забытом языке. С каждым его словом свет от рунного камня, что он бросил рядом, мерк, и мир вокруг погружался в темноту. Когда слова закончились и зал погрузился в тишину, мужчина выкрикнул еще несколько фраз на этом языке и замер.

Если бы это все видел хоть кто-то посторонний, он бы заметил, как статуи пришли в движение, скрестив свои взгляды на просителе, смог бы заметить колыхающиеся тени, что даже в полной темноте выделялись своей чернотой, смог бы разглядеть, что у просящего с каждым его словом обесцвечивались глаза и уже на середине его речи цвет радужки и белка сравнялись.

Молодой мужчина потерял зрение. Даже если бы он посмотрел на солнце, увидел бы лишь мрак. Такова была цена обращения к давно ушедшему Богу.

Вот только Бог его услышал, но мало того, он ему ответил. Только не каждый смертный может вынести ответ Бога. Мужчина со стоном повалился на землю и стал биться в припадке, заливая одежду кровью, что стала течь из носа, сочиться из пор кожи, даже в уголках глаз собралось по капле. Никто не мог сказать, сколько это длилось, но все закончилось, как только раздался гул, как будто огромное сердце сделало удар. После этого мужчина поднялся и осмотрелся.

Он снова видел. Таков был дар Бога своему Жрецу. Видел в кромешной тьме, видел на самом ярком солнце, видел скрытое. Но не видел цветов. Весь мир для него окрасился в серый. Хотя разве это потеря, по сравнению с приобретенным?

Развернувшись, мужчина устремился прочь из пещеры, ему предстояло много работы, ведь приказами от своего Бога не разбрасываются. Что же приказал ему Бог? Начать с восстановления храма и набора послушников.

Улыбнувшись мыслям о том, что у него есть новый смысл существовать, мужчина вышел из древнего капища.

** ** **

Седой старик, сидящий в храмовом парке под раскидистым вязом, одетый в некогда белую, а сейчас серую рясу, открыл глаза и прошептал:

– Первый колокол отгремел, пророчество начало сбываться. Создатель, дай нам всем сил…

Затем он с кряхтением встал и зашагал к площади, что расположилась перед храмом, ему нужно было предупредить людей.

– Слушайте, люди! Слушайте мои слова, слова Приближенного к Создателю*, я видел Его силу и слышал Его шепот. Он говорил со мной!

Постепенно люди останавливались около самого старого жреца столицы, образуя толпу. Его помнили все: от босоногих детей до таких же стариков, помнили и знали, что он никогда до этого не кричал, не пророчествовал и всегда был хладнокровен. Старик продолжал созывать людей, а в толпе уже послышались шепотки, что все же даже жрецы Создателя могут сходить с ума и старика нужно завести в Храм, как жрец резко оборвал крики и начал свою речь:

– Создатель приоткрыл для меня завесу тайны! Я вижу приближение темных веков, время господства жестокого Однорукого Бога! Он пришел из Бездны, скрывается в самых мрачных и темных углах мира. Он здесь, чтобы низвергнуть тех, кто отверг его величие в прошлом! Он готов обрушить всю свою мощь и гнев на тех, кто станет на его пути!

– А нам что делать? – в испуге крикнула какая-то девушка, со страхом слушая речь Приближенного.

– Молиться! И тогда Создатель защитит вас. Вас всех! Обратите свои взоры на небо, плачьте и просите Его о милости, и тогда ваши бессмертные души спасены!

Раздвигая толпу, на небольшой пятачок около жреца вывалилась пара стражников, что, подхватив сопротивляющегося старика, поволокла его в Храм.

– Прекратить беспорядок! Разойдись! – начал кричать оставшийся стражник, стремясь разогнать людей.

– Тщетны ваши попытки контроля, ибо Однорукий уже вернулся! – крикнул старик, прежде чем храмовая дверь отсекла его от людей.

Приближенный к Создателю – высший чин церкви Создателя. Разумные могут называться Приближенными, когда Он дарит им частичку своей силы.

Есть такие летние дни, когда стоит жара, которая бывает, когда на небе нет ни одного облака. В такие дни хочется сесть в тени и лениво потягивать что-нибудь холодное. Этот день был как раз из таких. Рыночный торговцы до вечера закрыли лотки и разошлись по корчмам, неправдоподобно жаловаться на вялую торговлю и грабительские налоги, на хулиганистого вида беспризорников, что все норовят стащить с прилавка какую-либо мелочевку, да на стражу, что монеты за спокойствие берет, а работать не хочет. Стража также не стремилась выходить на улицу, много не походишь по жаре в стеганом поддоспешнике, а в стальной кирасе тем паче. Да что там говорить, даже мухи предпочитали сидеть тихо до вечерней прохлады. Лишь редкие прохожие появлялись на улицах, но и они вскоре прятались в тень. Город замирал до сумерек.

Это и удивительно для столицы всех Южных баронств, в которой все оставшееся время, даже ночью, движение не прекращается никогда. В порту загружаются и разгружаются летающий корабли, что все называли дирижаблями, в Академии снуют студиозы и преподаватели, в мануфактурах стучат молотки, скрипят пилы, ножи, поются песни на Алых улицах*, слышится смех, брань и крики.

В непримечательный, можно сказать обыденный день, молодой рыжеволосый мужчина сидел в полуподвальном зале корчмы, потягивал холодный напиток, которым всегда славилась столица, сделанный из местного мягкого и сочного, но при этом до ужаса кислого фрукта, который внешним видом очень походил на персик, смотрел на спаг в ножнах, что лежал на столе, и думал.

Внимательный наблюдатель мог заметить запонку с алым камнем на левом рукаве у мужчины, что означала принадлежность к списку мастеров-фехтовальщиков. Алый камень значил, что разумный – Пляшущий с клинком. Такие рыжие волосы встречались у горцев с востока, только темные глаза были скорее атрибутом людей с равнин, а значит, что мужчина был из предгорий, где часто можно увидеть смесь кровей.

Ветеран битвы при Перешейке*, бывший сотник, что служил на границе с Империей, а ныне просто корчмарь Валир, что являлся также владельцем заведения, был очень наблюдательным и сразу заприметил этого посетителя. Удивил Валира, необычный выбор оружия предгорника.

Коренные жители гор, впрочем, как и предгорий и иногда равнин, предпочитали длинные мечи, рассы, либо секиры на древке под хват двумя руками. Расс переводился как секач, и его предназначением было рубить противников на куски. Да даже стиль боя горцев строился на яростной атаке.

А рыжий был вооружен южнобаронским спагом. Легким, тонким и узким, с корзинчатой гардой, которым редко какой воин умел пользоваться. Ведь им не рубили, а больше кололи и резали, да и применялся он не в клановых или уличных свалках, не в строю, а при дворах на дуэлях.