Другой способ промысла таков: загнав большое стадо белухи в узкий залив, устье этого залива перегораживают специальными белушьими сетями. Несколько лодок с промышленниками остаются около этой стенки и не дают зверю прорваться обратно, стреляя в воду или водя в воде длинными шестами и веслами. Остальные промышленники бьют зверя в заливе из винтовок и гарпунами.

Однажды Пырерко поехал в лодке на острова за белушьими сетями.

Солнце ярко светило. Море ослепительно блестело и шумно взыхало водяной грудью. Василий блаженно потеет в лодке, механически вскидывает веслами. Тихо, тепло… Острова уже близко… Громадный столб воды, глухой рев и резкий удар о борт лодки… Самоед окаменел. Свирепая морда большущего моржа, не далее как в полуаршине, смотрит на самоеда маленькими, налитыми кровью глазами. Страшные бивни-клыки опираются на борт лодки. Смрадное дыхание зверя обдает Василия,

— Ой, бяда! Совсем пропал, мелькает мысль у самоеда, сейчас опрокинет лодку, да и меня потопит!

Тяжело тянутся гнетущие секунды. При малейшем движении морж перевернет лодку… Самоед замер.

Наконец, морж медленно снимает с борта клыки и погружается в воду. Корма лодки высоко задирается в воздух — это морж нырнул и чешет спину о киль. Бешено работает Василий веслами. За лодкой пенится вода. До берега уже 80 или 100 шагов. Вдруг лодка со всего размаху останавливается. Слышен треск дерева и два клыка проламываютборт. Потоки холодной воды хлынули и залили лодченку. Быстро сбросив малицу, Пырерко поплыл к острову. Морж яростно бьет клыками разбитую лодку, вода кипит и покрывается пеной. Василий плывет, напрягая все силы. Ледяная вода сводит руки и ноги, и соленая, горьковатая, обильно попадает в рот.

Уже близко… Вдруг самоед чувствует толчек и прикосновение тела моржа. Ужас смерти придает ему силы и энергии. Еще несколько взмахов, и Пырерко, шатаясь, вылезает на камни берега, где и садится в изнеможении.

— Ой бяда, ой бяда! Совсем уж пропал было — шепчут побелевшие губы.

Высоко высунувшись из воды, на самоеда зло посматривает морж.

Василий тупо смотрит на него, и вдруг, подняв камень, со злобой бросает в голову зверя, осыпая моржа язвительными насмешками и бранью. Клянет и за разбитую лодку, за малицу, за собственный испуг, а главное за утопленную винтовку.

Зверь давно уже исчез, а Пырерко все еще беснуется на берегу, отводя душу в ругательствах. Наконец Василий забирается в хибарку и, разложив огонь в чугунной печурке, сушит свою одежду. Поздно вечером, увидав на берегу костер, разложенный Василием, Летков в большой лодке перевозит самоеда домой. Дома еще раз всласть и дружно проклинают моржа, слушая рассказ Василия.

Промысел на моржа самый опасный из всех видов морских промыслов. Сам морж очень велик, — некоторые достигают до ста пудов веса, — очень подвижен и храбр в воде. Всего безопаснее, это добывать моржа на берегу или на льдах, где они отдыхают. Лежит он крепко и подходить можно смело. Стреляют его обычно из военной винтовки или штуцера. Убойные места у моржа — это височные кости и затылок. В остальных частях морж мало уязвим. Конечно, его можно ранить, и даже смертельно, но при его изумительной живучести и свирепости, из воды его достать очень опасно и трудно. Смертельно раненый морж как только увидит лодку, обязательно нырнет и бросится, чтобы перевернуть ее или ударить клыками. То и другое одинаково страшно и опасно, в особенности, если промышленник один. В этом случае только быстрый ход лодки, при ежеминутном изменении направления, может спасти промышленника от гибели. Хорошо, если можно ко льдине, на которой лежит морж, подойти незаметно, но если он увидал охотника и нырнул, то самое лучшее удирать, или моментально высадиться на ближайшую большую льдину, обязательно втащив лодку за собой, и, пользуясь моментом появления зверя на воде, стрелять. Зимою и летом убитый морж держится на воде очень короткое время, а затем тонет, так что нужно успеть его загарпунить.

Зимою, при промысле с припая, нужно смотреть в оба, опасаясь внезапного появления моржа. Ныряет он очень далеко. Кажется никого нет, как вдруг он выныривает около самой кромки льда, или рядом с лодкой. Конечно, «волков бояться — в лес не ходить», но с моржом надо быть ой-ой как осторожным, ведь не даром его шкура почти в три раза стоит дороже медвежьей. Шкуру и сало моржа снимают и обрабатывают, как и другого черного зверя. Клыки с черепом тщательно препарируются и прилагаются к шкуре.

— Самая опасная скотина этот морж! — замечает Летков. Лучше сразу дело иметь с тремя белыми медведями, чем с одним моржом на воде!

Воспользовавшись в конце Сентября первым выпавшим снегом, охотники погрузили на нарты продовольствие дней на пять, запрягли всех десять собак и двинулись вглубь острова, в горы, за дикими оленями. Анне было оставлено две заряженных винтовки. Учить ее стрелять было не нужно, так как почти все самоедки прилично владеют огнестрельным оружием. Гром и протесты Семки, его плач и просьбы взять с собой на охоту — остались втуне, и промышленники еще долго слышали его вопли на пороге дома. Собаки весело и дружно тащили легкую поклажу и нарты по свежему снегу. Оба промышленника шли впереди нарт, решив не утомлять собак, так как предвиделся длинный путь и крутой подъем на гору. Темные мрачные горы и тундра покрыты снегом. Кое-где сиротливо торчали из-под снега кустики мха — ягеля, да рыжей Ново-Земельской травы. Кругом высились горы и скалы, местами пересеченные равниной тундры, да речками и ручьями.

Вот, одна гора взвилась к небу своей острой вершиной и как-бы взывает о помощи, под тяжестью соседней оплывшей громадины — горы, навалившейся на нее. Там, дальше, две горы как-бы столкнулись в стремительном беге, да так и застыли в своем тысячелетнем поединке.

Тихо кругом — тихо невообразимо! Словно присутствуешь на первоздании нового Мира — до того необычайна обстановка! Вблизи с вершины, по склону горы, срывается масса подтаявшего снега, с грохотом и глухим ворчаньем сползает вниз в ущелье. Долго еще осыпаются камни и земля, нарушая жуткую, почти мистическую тишину, и снова безмолвие тысячелетий. Безмолвие пустыни прерывается лишь шумным дыханием собак, да резким звуком от трения железных шин полозьев нарт о камни.

Отошли от дома уже верст на двадцать и поднялись на последнюю высокую гору. Отдыхают. Собаки, раскрыв пасти и вывалив языки, растянулись на снегу, тяжело поводя боками. Между пальцами лап сырой снег скатался и обратился в льдинки, которые собаки старательно выкусывают. От псов валит пар. На горизонте видна черная полоска моря. Отдохнув минут десять и покурив, тронулись далее, по сплошному вечному снеговому плато горного хребта. Пырерко уверенно идет впереди и показывает путь. Прошли еще верст шесть.

Пырерко тихонько говорит:

— Не кури! вон видишь горка-то, там большой долина будет, олени верно есть — след свежий видел я.

Закрепив тщательно собак стальной цепочкой общего хомутика к камням и дав им корму, промышленники осторожно, на животе, ползут по снегу к намеченному холмику, таща за собой винтовку. Добравшись до камней, Летков вынимает двенадцатикратный бинокль Цейса, осторожно поднимает голову и начинает осматривать долину, лежащую у его ног.

— Семеныч, возбужденно шепчет Пырерко, вона, маленько левее озерка смотри, видать оленей два стоят!

Зоркие глаза самоеда без всякого Цейса уже увидали дикарей.

Летков пристально всматривается. Два грациозных оленя стоят на небольшом возвышении и посматривают по сторонам, остальные олени бродят ниже и, опустив ветвистые рога, загребают копытами снег и щиплют мох.

— Василий, двадцать семь дикарей тут ходит, вот добро-то! — шепчет Летков.