И увидел картину, более уместную на страницах фантастического журнала, чем на яву в микроскопе.

Под стеклом двигался взад и вперед крошечный сигарообразный снаряд, ярко сверкавший своей черной полированной поверхностью, напоминавший видом металлического безногого и бескрылого жучка. Но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что это не жучок, а самый обыкновенный, правда, — бесконечно малый, — летучий корабль из неведомого металла.

Летучий корабль! Откуда?!

По бокам корабля были расположены два ряда иллюминаторов, то открывавшихся, то закрывавшихся, снизу спускался трап, но для какой цели, кто смотрел в эти иллюминаторы, кто спускался по трапу — на эти вопросы микроскоп ответа не давал.

— Эх, слаб микроскоп-то! — проворчал Гаврила Петрович и снова приник к окуляру. На лице его отразилось сначала недоумение, затем растерянность и, наконец, испуг. Учитель точно прилип глазом к микроскопу. С минуту он молча созерцал невиданное зрелище, затем мотнул головой, словно хотел стряхнуть какой-то кошмар, и подергал себя за длинные усы, желая, видимо, убедиться, не во сне ли все это ему видится.

Наконец он оторвался от микроскопа и, обведя присутствующих мутным взором, пробормотал:

— Н..да… Действительно!..

Наступила очередь Ивана Андреича. Стараясь не дышать и не прикасаться к столу, наклонился он над микроскопом и сейчас же восторженным шопотом сообщил:

— Чудеса!.. Шевелится!.. Прыгает!..

Жена Ивана Андреича, притворив тщательно дверь, заглядывала и ничего не понимала. За ее спиной сын Василий, с гармонией под мышкой, вытягивался, разевая рот.

— Чего там, маманя? — громким шопотом спрашивал он.

— Бог иво знает, — отвечала мать, — говорит: «шевелится».

— Должно блоху, ай кузнечика барин-то поймал… Мой-то — дурак аж в раж вошел, весь трясется…

Дверь тихонько прикрылась.

— Что ж это значит? — произнес наконец Гаврила Петрович.

— Чудеса! — убежденно сказал председатель.

Лектор очнулся от задумчивости.

— Нет, друзья, — сказал он, — не чудеса, а реальность, но — реальность — чудеснее всякого чуда. Ведь это что ж такое? Поймите — если эдакий крохотный механизм движется, значит — он приводится кем-то разумным в движение и, значит, этот «кто-то» сидит там, внутри. Живое, разумное существо! — Там, в кораблике! Так какого же размера, т. е. вернее, роста, должно быть это существо! А может быть и много существ! Сверхпигмеи! Я с ума схожу! Ущипните меня!

В это время со двора донеслись громкие бабьи голоса и чей-то визг.

— Экие бабы! — проворчал почувствовавший непорядок председатель. — Чево они там? — И вышел из комнаты.

На дворе стояло несколько баб и ребятишек, окружив босоногую, растрепанную девчонку, все лицо которой было в кровяных подтеках. С подоткнутым подолом и босыми ногами, баба голосила благим матом, в промежутках ругалась и дергала за вихры хныкавшую и утиравшую нос девчонку.

— Чего такое, бабы, стряслось? — степенно спросил с крыльца председатель.

— Подралась што ль, ай лошадь ударила? — спросила «баба» Ивана Андреича, рассматривая со всех сторон девчонку.

— Комары не покусали — решил один из мальчишек.

— Ну, тебя, — возразил старик Ильюшка, — нешто комары до крови… В муравельник нешто попала?

Девчонка, испуганно хлопая глазами, стояла среди толпы и молча утирала нос, размазывая кровь.

— Не-е, — ответила девчонка.

— А где ж?…

Девчонка не ответила, ребята же, перебивая друг друга, принялись объяснять:

— Не комари… я сам видел… Чисто шмели, гудят и на не напали и полетели… в болото… Яремкину лошадь напужали…

— Чего это? — спросила «баба», вынимая нечто из щеки девчонки. — Глядь-кось, Андреич, заноза, да черная…

Андреич быстро вырвал из рук жены занозу и встретился глазами с вышедшим из комнаты гостем и учителем.

— Еще… — произнес он кратко, но выразительно.

Лектор внимательно осмотрел второй экземпляр «кораблика» и, присев на ступеньки, опустил голову на руки. Так прошло несколько секунд, затем, очнувшись, Муромцев заставил мальчишек рассказать, как летели «комари», и вновь опустил голову на руки. Наконец, он как бы оторвал руки ото лба и взлохматил космы.

— Не-нет!.. Не понимаю! Ничего не понимаю! Откуда они, откуда их занесло?

— С необитаемых островов, должно быть, — произнес учитель.

— Глупости, — оборвал его лектор, — земля не приспособлена для их величины… Это организмы не земные… — докончил он медленно и, вдруг, вскочив, ударил себя по лбу.

— Дурак! Старый дурак! — закричал он неистово, так что все шарахнулись от него в стороны. — Забыл, забыл, этакий осел! Метеорит! Неведомая планета, упавшая на землю!

Вихрем взбежал он на крыльцо и в своей комнате принялся строчить телеграмму своему другу, профессору одного из Московских рабфаков, Игнатию Казимировичу Старчевскому, которого он вызывал в Глумилово и рисовал ему самые заманчивые перспективы необычайных научных открытий и мировой славы.

Весь мир в один день и в один час был взволнован, оглушен, потрясен и повергнут в недоумение невероятным сообщением о том, что где-то в Советской России, в глухом углу Вятской губернии, с упавшего метеорита слетели микроскопические существа в чудесных, движимых неизвестною силою металлических кораблях.

Понятно, сначала это известие повсюду было сочтено довольно неудачной уткой и плодом чей-то досужей фантазии. За границей общество, устав от политики, с удовольствием читало статью о «столкновении планет». В одном из парижских журналов остроумно усмотрели в статье политический памфлет с намеком на последнее столкновение с Совроссией и даже указывали имена некоторых «микроскопических» членов Палаты, которым не по нутру это столкновение.

Но каждый день из какого-то Глумилова появлялись все новые и новые сведения, пока, в конце концов, неясные слухи не стали фактом.

Внимание мира, отвлеченное от вопросов политических, экономических, торговых договоров, биржи и новых группировок, сосредоточилось на двух коробочках из горного хрусталя, находившихся в Московском N-ском Рабфаке.

Со всех сторон мира, изо всех частей света полетели запросы в Москву и в уездный городишко в 40 верстах от Глумилова.

Слово «Невидимки» получило необыкновенную популярность, появились мыла, пудра, ботинки и духи «Невидимки»; даже одна компания воров в Лондоне решила переименовать себя в «Невидимок», о чем и объявила на страницах некоей «независимой» газеты.

Мысли кабинетных ученых пришли в хаотический беспорядок, и отчаянная полемика в университетских кулуарах разделила профессоров на враждующие лагери. Воззрения ученых на обитаемость миров, на делимость материи, на свойства атомов были потрясены в корне и, взамен, кроме гигантского, неожиданного знака вопроса — не дали ничего. Вопрос о делимости материи приобрел внезапно острую жгучесть и показал возможность деления ее почти беспредельную и, по крайней мере, неведомую для человечества, и притом в форме законченного, сложного и живого организма.

Каждый день кинематографы громадными рекламными плакатами оповещали публику о получении лент со снимками кораблей Невидимок и их обитателей. Именно: и «их обитателей».

И вот как удалось достичь этого: из Москвы, ставшей, независимо от своего политического значения, еще и ареной самой безудержной ученой склоки, на столбцах газетного мира появились обращения из Советской России ко всем ученым с предложением громадной суммы денег за изобретение в кратчайший срок сильнейшего микроскопа.

С лихорадочной поспешностью заработали умы ученых над конструкцией подобного микроскопа, пока, наконец, профессору Рихарду Бускэ из Геттингена не удалось сконструировать микроскоп такой силы, что под его объективом, к величайшему восторгу всего ученого мира, оказалось возможным не только увидеть живые существа «на кораблике», но и подробно рассмотреть их наружность и структуру. Уже по одному тому факту, что Невидимки сумели соорудить «летающий корабль», можно было вывести заключение об их высоком интеллектуальном развитии. Наблюдения над их наружностью вполне подтвердили это заключение. У обитателей микроскопического корабля, видимо, умственные способности развивались за счет физических сил: соответственно этому, при непомерном развитии органов мышления, органы чисто физического обслуживания тела атрофировались и были развиты в гораздо меньшей степени. Ноги представляли небольшие отростки со слабыми ступнями (вероятно, Невидимки мало ими пользовались), зато руки говорили о том, что физический труд не был чужд этим странным существам.