— Что, Даниэль?

— Сенор капитано, там опять пришли эти…

— Кто?

Усы фейерверкера презрительно встопорщились:

— Эти дьяволы из деревни Илькомайо. Хотят видеть вас, сенор.

— Дьяволы! — скрипнул зубами капитан. — Пусти их, Даниэле. А пока я буду с ними говорить, ты постой за дверью.

Четыре поселянина втиснулись в узкие двери кабинета. Один из них был старик, с лицом, сморщенным, как кожица печеного яблока; двое других были помоложе. Четвертый же был юноша, почти мальчик. Сняв грязные соломенные сомбреро, они столпились у двери, не решаясь подойти к столу.

— Здравствуйте, мои друзья. Что нужно вам? — откидываясь на спинку кресла процедил капитан.

Старик выдвинулся чуть вперед:

— Пусть сенор капитано не сердится на несчастных поселян. Мы отрываем сенора от дела. Но у нас нет больше сил терпеть!..

— В чем дело? Яснее и короче, друг мой!

— Сенор сам знает в чем дело. Каждое лето солдаты раззоряют нас. Они крадут для своих лошадей маис с наших полей. При выездах на учебную стрельбу солдаты из озорства везут пушки прямо по посевам маиса и индиго. Это несчастное соседство с вашим полигоном скоро сделает нас совсем нищими. Ведь каждое лето — убытки, пусть капитано сам подумает!

— Ну, а чего же вы хотите от меня?

— Мы надоели сенору своими просьбами, но мы опять, в сотый раз, будем просить одного и того же — возмещения убытков. И сенор должен согласиться, что это не дерзость со стороны бедных поселян, а только законная просьба.

Геррара покрутил задумчиво в воздухе карандашей:

— Хорошо, — я согласен!

Глаза крестьян блеснули скрытой радостью.

— Да, я согласен! Идите в канцелярию, там вам каждому уплатят по пезо.

Старик растерянно зажевал губами и, наконец, собравшись с духом, прохрипел:

— Но, сенор капитано…

— Что такое? Вы недовольны? — нахмурил брови Геррара.

Юноша шагнул вперед, отстранив старика:

— Погоди, дядя Тонио, я буду говорить. Вы, сенор, издеваетесь над нами! Ваши солдаты перепортили и разворовали у нашей деревни маиса и индиго на тысячу золотых пезо, а вы нам предлагаете четыре несчастных пезо! Мало того, на прошлой неделе в наш общественный кораль грохнула бомба и разорвала в клочья семьдесят овец и столько же переранила. Это тоже четыре пезо, сенор?

Капитан насмешливо пожал плечами:

— Просто случайность, которая происходит не каждый день. Это не наша вина.

Тонкие ноздри юноши задрожали:

— А чья же, сенор? Ваши офицеры и солдаты стреляют так хорошо, что, метясь в мишень, попадают в овечий кораль. Может виноваты в этом наши овцы?

Капитан побагровел. Схватив громадный кольт, лежавший вместо пресса на кипе бумаг, он грохнул им по столу:

— Молчать, грязный койот! Как ты смеешь оскорблять офицеров федерации?

Смуглые щеки юноши то же гневно запунцовели.

— Не буду молчать, сенор! Мы были в Санта-Велхо, в штабе корпуса. Нам сказали там, что в возмещение наших убытков отпущено 2000 пезо. А вы нам предлагаете четыре пезо. Вы вор, сенор!..

Дрожащая от ярости рука с зажатым в ней кольтом рванулась кверху. Мушка револьвера уставилась прямо в лоб юноши.

— Вон! Все вон! Канальи, убью! — заревел капитан.

Трое поселян испуганно юркнули за дверь. Юноша остался.

— До свиданья, сенор. Мы запомним, что капитан Геррара вместо пезо расплачивается пулями! — и вышел не спеша, спокойно притворив дверь кабинета.

С трудом подавив желание послать ему вдогонку пулю, капитан опустился в кресло, все еще дрожа от злобы. Но тотчас же блеснули его зубы в веселой улыбке.

— Это правда, — подумал капитан, — что из штаба корпуса получено 2000 золотых пезо для уплаты поселянам за убытки. Но ведь мое жалованье начальника Сант-Гварайоского полигона так ничтожно…

А это еще более обидно капитану после той блестящей и хорошо оплачиваемой должности, которую он совсем недавно занимал в главном штабе. Но после очередного пронунциаменто[55] все его покровители из военного министерства отправились прямехонько в крепость. А он, сдав свою должность очередному баловню судьбы, выброшенному наверх переворотом, очутился здесь, в Санта-Гварайос, на должности начальника глухого артиллерийского полигона. А кроме всего этого на носу выгодная женитьба капитана на дочери богатого гациендеро. Свадебные расходы потребуют не одну сотню пезо. Конечно, отдать эти две тысячи грязным животным было бы непростительною глупостью!..

Капитан хлопнул в ладоши. Длинный фейерверкер вырос на пороге.

— Даниэле, передай в кордегардию, — как только эти грязные койоты появятся снова около моего дома, гнать их в шею. А в случае сопротивления избить прикладами…

Когда дом капитана скрылся за пригорком, все четверо, словно уговорившись, остановились.

— Ну? — нетерпеливо бросил юноша.

Старик грустно покачал головой:

— Плохо наше дело. Остается жаловаться кустосу[56].

Юноша раздраженно вскинул голову:

— Га! Нашего кустоса можно купить за квинталь[57] маиса. А за два пезо он продаст родную мать.

Старик в раздумьи переступил с ноги на ногу:

— Тогда пойдемте в столицу, к самому президенсио!

Юноша улыбнулся.

— Дядя Тонио, ты уже много лет прожил на свете. А видел ли ты когда-нибудь, чтобы хила[58] нападал на хилу? Ведь нет? Хила нападает только на животных и людей. Так неужели ты думаешь, что все эти знатные сеноры будут ссориться из-за нас, грязных поселян? Нет, дядя Тонио, здесь не то нужно!

— А что же, сын мой?

Юноша тревожно оглянулся и бросил что-то быстрым шепотом.

Старик схватил его испуганно за руку: — Молчи Диас, ты молод, а потому глуп и горяч. Ты хочешь, чтобы всем нам раздавили позвонки на гарроте[59]!

— Да нет-же, дядя Тонио. А если мы не уничтожим эту собаку, то он разорит всех нас. Слушайте, у меня есть план. Каждый вечер капитано ездит на велосипеде на гициенду Ла-Риохо, к своей невесте, дочери гациендеро. Возвращается он ночью. А ночи теперь…

Четыре головы сблизились, чуть не касаясь друг друга лбами. А горячий, гневный шепот, звучавший угрозой для кого-то, слышал один дикий кактус, уродливым идолом вылезший из земли.

Капитан осторожно свел велосипед со ступенек веранды. И сразу стал невидимым. Тьма словно проглотила его.

Сеньорита Арпалича, опершись о перила, крикнула вниз: — Хуарец, так темно, что вы сломаете себе шею. Подождите луны.

Вкрадчиво-ласково ответил из темноты голос невидимого капитана:

— А вы боитесь за меня? Вам будет жаль меня, если я разобьюсь? Не бойтесь, я знаю каждый камешек на дороге. Спокойной ночи, сеньорита!

— Зажгите хотя фонарь, Хуарец!

Но в ответ зашуршала лишь земля под велосипедом. И все смолкло…

Геррара летел мягким «тромпом», проселком, между двумя стенами тихо шепчущего маиса. Влажный пассат, вечный гуляка, вырвавшись с недалекого океана, бил в лицо теплыми, ласковыми крыльями. Капитан жадно ловил крепкий аромат океана, отдаленно напоминающий запах иода, к которому примешивался сладкий, кружащий голову запах цветущей белой акации. Тьма была такая, что казалось ее можно было хватать, щупать, раздирать на части. Капитан не видел даже переднего колеса велосипеда. Несмотря на это, Геррара уверенно свернул с «тромпа» на прямую как стрела аллею, искусственно обсаженную кустами белых акаций и кокетливыми метелочками карликовых пальм. Аллея эта прорезала по диагонали весь полигон и, пробегая мимо орудийного парка, упиралась прямо в ворота дома капитана.