И все таки, все эти люди похожи друг на друга, как только могут быть похожи братья. Все они в одинаковых дешевых костюмах и рубашках, в сапогах, купленных на распродажах, они каждый день едят все тот же самый томатовый суп, те же самые сандвичи, ветчину с салатом, яйцо с салатом, сыр с салатом. Все эти люди равно тяжко и долго трудятся и все получают одно и то же вознаграждение.

Они едят либо стоя, либо садятся за стол ровно настолько минут, сколько требуется, чтобы снабдить рабочую машину достаточным количеством калорий и витаминов.

Среди этих людей много подростков. Они уже сами зарабатывают свой хлеб. На них форменная одежда разных банков, отелей и торговых домов. Они колеблются, что им выбрать: молочный суп или сливочное мороженое. В большинстве случаев любовь берет верх над разумом. Они едят сливочное мороженое.

Автоматы — это маленькие стекляные шкафики, хвастливо показывающие свое содержимое. Они равнодушно остаются закрытыми даже перед самым голодным желудком, но зато открываются с легким звоном, если заплатишь известное количество никелевых монеток, соответствующих ценности сокровищ, находящихся в них.

Но за этими автоматами, в узком, жарком проходе, стоят другие автоматы. Они укладывают на тарелки все новые и новые сандвичи, пирожки и компот. Они наполняют чайники чаем и кофе, распределяют суп, зелень, жаркое.

Мы же, — тоже автоматы, — ходим по залу с нашими тяжелыми подносами и без конца убираем со столов грязную посуду, нагромождающуюся там каждые пять минут.

Совсем внизу, в подвальном этаже, автоматы — негры моют весь день и всю ночь напролет посуду.

Автоматы сидят и в кассе, и меняют 25-ти и 50-ти центовые монеты и доллары на никель. Они выдают никель целый день, целую ночь, все никель и никель…

И среди столов тоже расхаживают автоматы и весь день и всю ночь следят за тем, исполняют ли свой долг автоматы, сидящие за столами и едящие, торопливо едящие.

Мое внимание обратил на себя автомат-женщина, особенно усердно бегающая взад и вперед с высоко поднятым подносом. Она никогда не говорит. Только все носит посуду. Самый настоящий автомат! И вдруг я за автоматом увидела лицо, обыкновенное лицо маленькой мещанки. Она уже два года в Америке. До сих пор она служила прислугой и, по ее словам, работала, как четыре лошадиные силы. Она тогда много плакала. Ей чужда была Америка, где знают только работу и доллар. Но тут она почувствовала себя, как в раю. Конечно, она соглашается, что рай этот весьма посредственный, но, все же, она тут получает 14 долларов в неделю и может есть сколько хочет. И она усердно работает, чтобы не лишиться этого места.

Есть тут и русская, не говорящая ни слова по-английски. Каждую свободную минутку она вытаскивает из кармана газету.

Маленькая испанка купила себе из недельного жалованья длинные серьги. Это произвело сенсацию. Раз как-то она опоздала на пять минут. Видели, как она стояла на улице с мущиной. Это произвело еще большую сенсацию.

Со временем приобретают лицо и некоторые посетители. Есть даже такие, которые не подчиняются бешеному темпу ресторанной жизни. К большому возмущению управляющего, они сидят целыми часами за чашкой кофе, приносят с собой книги и разговаривают о ненужных вещах. Не о недельном заработке или о своей службе, а о политике и новой литературе. Но по их наружности сразу можно сказать, что они во вред себе игнорируют житейскую мудрость Америки.

Раз как-то случилось, что целая компания сидела за одной чашкой кофе. Управляющий был в негодовании, но некоторое время все же терпел это безобразие. Наконец, терпение его лопнуло, он подошел к этой компании и обратился к ней со следующей речью:

— Милостивые государи, ваша специальность, очевидно, голодать. Нас в таком случае только удивляет, что вы удостаиваете своим присутствием наш ресторан. Если же ваше голодание не является специальностью, а вызвано необходимостью, послушайтесь меня, бросьте ваши книги и ищите заработок.

Есть еще молодой человек, который всегда читает в то время, как перед ним стоит наполовину допитая чашка кофе. Пока он не съест всего, за что заплатил, его право — сидеть, и никакой управляющий не может его изгнать из этого рая. Но раз как-то по рассеянности он выпил кофе до последней капли. И ему пришлось вести отчаянную борьбу со всеми нами, желавшими взять у него чашку. Судорожно придерживая чашку, он читал «Гражданскую войну во Франции» Маркса. Он все еще живет в каком-то другом мире.

Иной раз в ресторан приходили и влюбленные парочки. Они сидели и говорили, говорили и сидели.

Все они вызывали во мне симпатию. Мне бывало очень приятно, когда они садились за мои столы. Они пачкали мало посуды.

У Хорна и Хардарта относятся либерально к неграм. Ведь, на никелевых монетах, спускаемых в автоматы, не видно, спускали ли их туда черные или белые руки.

Тут и работает много негров. Они хорошие работники. Очень выгодно не быть предубежденными против них.

Негритянки, к слову сказать, начинают терять свои расовые признаки. Среди судомоек была только одна, действительно черная, как земля, негритянка. Ее курчавой головы не успел еще коснуться бриллиантин цивилизации.

Иногда видишь очаровательных негритянок. Я как-то раз заметила в ресторане негритянку в кричаще-пестром платье и в шляпе, на которой были все цвета радуги. В этом невозможном для европейской женщины наряде она была настоящей красавицей из девственного мира.

Теперь уж с трудом можно отличить креолку от красивой негритянки. Но у негров есть безошибочный способ узнавать, у кого в жилах негритянская кровь.

В ресторане служила маленькая креолка из Вест-Индии. Она была хорошенькая, но такая темная, что ее принимали за негритянку. И к ней, шутя, применили негритянский способ узнавать чистоту расы. Этот способ состоит в том, что пробуют оттянуть кожу на шее, как у породистых собак. Если кожа не поддается, подвергшийся такой пробе — не чистокровный негр. Негритянки показали, как должно быть у настоящих негров. Они оттягивали кожу, как резину. Маленькая креолка, кожа которой не поддавалась, смотрела на эти фокусы с нескрываемой завистью.

Один негр, знавший много негритянских песен, любил пофилософствовать. Он часто и подолгу говорил о том, что великую разницу между людьми делает не цвет кожи, а деньги. И он всегда приводил примеры, взятые из жизни.

— Негр, правда, не может пойти в каждый ресторан, — говорил он, — а разве вы можете? Попробуйте-ка, пойдите к Ритцу. Или поезжайте путешествовать, или сядьте в театре в ложу. Между теми, у кого всего несколько долларов и между мной очень мало разницы, — говорил он.

Надо признать, что организовано все удивительно. В одном филиальном отделении на 14-й улице обедают каждый день десятки тысяч. Можно в любое время получить горячую пищу. Все расчитано в минутах. И, при этом, помещение, в котором распределяются кушанья, невероятно мало. Кухни в филиальных отделениях, вообще, не существует. Все кушанья — супы, жаркие и зелень, — приготовляются в центральной кухне. Там же пекутся и различные пирожки и сдобные булки. Там центральное и закупочное место, оттуда удовлетворяются нужды всех 24-х филиальных отделений. Все привозится в филиалы в ящиках, а супы в герметически закупоренных чанах. В филиальных отделениях кушанья только разогреваются.