М.В. Ломоносов. Гравюра 1757 г.

«Предложив о пользе химии в науках и художествах, слушатели, предостеречь мне должно, дабы кто не подумал, якобы все человеческой жизни благополучие в одном сем учении состояло и якобы я с некоторыми нерассудными любительми одной своей должности с презрением взирал на прочие искусства. Имеет каждая наука равное участие в блаженстве нашем, о чем несколько в начале сего моего слова вы слышали. Великое благодарение Всевышнему человеческий род воздавать должен за дарованную ему к толиким знаниям способность. Большее того приносить должна Европа, которая паче всех таковыми его дарами наслаждается и теми отличается от прочих народов. Но коль горячего усердия жертву полагать на алтарь его долженствует Россия, что он в самое тое время, когда науки после мрачности варварских веков паки воссияли, воздвигнул в ней премудрого героя, великого Петра, истинного отца отечеству, который удаленную от светлости учения Россию принял мужественною рукою и, окружен со всех сторон внутренними и внешними сопостатами, дарованною себе от бога крепостию покрывался, разрушил все препятства и на пути ясного познания оную поставил. И по окончании тяжких трудов военных, по укреплении со всех сторон безопасности целого отечества первое имел о том попечение, чтобы основать, утвердить и размножить в нем науки. Блаженны те очи, которые божественного сего мужа на земли видели! Блаженны и треблаженны те, которые пот и кровь свою с ним за него и за отечество проливали и которых он за верную службу в главу и в очи целовал помазанными своими устами. Но мы, которые на сего великого государя в жизни воззреть не сподобились, сие ныне имеем сильное утешение, что видим на престоле его достойную толикого отца дщерь и наследницу, всемилостивейшую самодержицу нашу. Видим отца боголюбивого дщерь благочестивую, отца-героя дщерь мужественную, отца премудрого дщерь прозорливую, отца, наук основателя, дщерь – щедрую их покровительницу.

Видят науки матернее ея о себе попечение и со благоговейным усердием желают, чтобы во время благословенныя ея жизни и благополучного владения не токмо сие собрание, но и все отечество учеными сынами своими удовольствовано было».

По признанию историков науки, эта речь ознаменовала начало новой эпохи в развитии в России естественных наук и риторики.

12 июля 1789 г. французский адвокат, журналист Камиль Демулен (1760–1794) произнес короткую речь «К оружию!», которая подвигла парижан восстать против правительства, абсолютной монархии и старого порядка. Захват крепости-тюрьмы Бастилии 14 августа положил начало Великой французской буржуазной революции (1789–1794). Призыв Демулена де-факто ознаменовал рождение современного капиталистического мира.

За 13 лет до восстания парижан, 4 июля 1776 г. представители 13 британских колоний приняли Декларацию независимости, автором которой признан американский политический деятель, впоследствии третий президент США Т. Джефферсон. В Декларации осуждалась тирания короля Георга III и провозглашалось право всех людей на «жизнь, свободу и стремление к счастью». Поскольку «для обеспечения этих прав людьми учреждены правительства, пользующиеся своей властью с согласия управляемых, – говорилось в Декларации, – что если какое-либо правительство препятствует достижению этих целей, то народ имеет право изменить или уничтожить его и учредить новое правительство на таких основаниях и началах, организуя его власть в таких формах, которые лучше всего должны обеспечить его безопасность и счастье… Когда длинный ряд злоупотреблений и насилий, неизменно преследующих ту же цель, обнаруживает стремление подчинить их полному деспотизму, то это их право, то это их долг – свергнуть такое правительство и установить новые гарантии ограждения их будущей безопасности».

Французы с лёту переняли эту важнейшую идею, т. к. сами фактически участвовали в её выработке, воюя на стороне американцев за независимость против Великобритании. Историки усматривают в этом одну из основных причин и Французской революции. Французам были близки идеи прав человека, поскольку они перекликались с главными постулатами эпохи Просвещения. Естественно, был знаком с Декларацией независимости и Демулен, как адвокат и блестящий журналист.

Предреволюционный кризис во Франции был обусловлен торгово-промышленным спадом, крахом финансовой системы, недееспособностью власти, неурожаем 1788 г. и вызванным им голодом, обнищанием масс при неуёмно растущей расточительности элиты – королевского двора и аристократии, при их многочисленных злоупотреблениях и коррупции. Для разрешения кризиса летом 1788 г. король назначил генеральным директором финансов известного своей честностью и протекционизмом женевского финансиста Жака Неккера, с которым беднота связывала улучшение продовольственного снабжения населения, а представители третьего сословия (буржуа) – возможность предотвращения банкротства государства и недопущения гражданской войны. Однако Неккер не успел провести реформы – уже 11 июля 1789 г. Людовик XVI заменил его бароном Л.-О. де Бретейлем, поборником абсолютизма, готовым скорее «сжечь Париж», чем уступить требованиям толпы облегчить её жизнь.

Париж узнал об отставке Неккера в воскресенье 12 июля. Народ (в основном санкюлоты – парижская беднота) высыпал на улицы. Носили бюсты Неккера, орали, словно звали вождя. Таковой объявился – в Пале-Рояле (это площадь, дворец и парк, расположенные в Париже напротив северного крыла Лувра), в эпицентре волнения парижан. «В этот момент молодой человек залезает на стол, кричит: «К оружию!», выхватывает шпагу, потрясает пистолетом и показывает собравшимся зеленую кокарду. Толпа, которая смотрела и слушала в молчании, наэлектризованная его отвагой, внезапно разражается громкими криками. Все возбуждаются, воодушевляются, и в одно мгновение тысячи людей срывают листья с деревьев, прикрепляют их вместо кокарды и дают тем самым сигнал к восстанию во всех кварталах города…» (Moniteur, 17–20 juillet 1789).

Молодым человеком оказался 29-летний журналист, до того мало кому известный, Камиль Демулен. Оратор был неказист, некрасноречив, имел слабый голос. Но его клич услышали все. И тут же признали вождем. Уже через час «К оружию!» гремело по всему городу.

На другой день были созданы Постоянный комитет, возглавивший восстание, и Национальная гвардия. 14 июля пала Бастилия. Великая французская революция набирала обороты. 26 августа Национальным учредительным собранием была принята Декларация прав человека и гражданина, определявшая индивидуальные права человека…

Сегодня многие специалисты сходятся на том, что, не брось Демулен свой клич, и история Франции могла бы пойти по-другому. К чему же призывал будущий правый якобинец? Вот свидетельство самого Камиля – из его письма отцу:

«В воскресенье весь Париж поражен отставкой Неккера; как я ни старался воспламенить умы, ни один человек не захотел взяться за оружие. Я присоединяюсь к ним; люди видят мое рвение; меня окружают; меня заставляют подняться на стол; в течение одной минуты вокруг меня собралось шесть тысяч человек. «Граждане, – говорю я тогда, – вы знаете, что нация требовала сохранить Неккера и поставить ему памятник; его прогнали! Можно ли оскорбить вас сильней? После такой проделки они решатся на все, быть может, уже в эту ночь они проектируют или даже уже организуют Варфоломеевскую ночь для патриотов». Я почти задыхался от того множества мыслей, которые обрушились на меня, я говорил совершенно беспорядочно. «К оружию, – говорил я, – к оружию! Все наденем на себя зеленый цвет, цвет надежды». Я припоминаю, что я закончил словами: «Подлая полиция здесь. Прекрасно! Пусть она как следует разглядит меня, наблюдает за мной, да, это я, я призываю своих братьев к свободе». И поднимая пистолет, я воскликнул: «По крайней мере, живым я им не дамся в руки, и я сумею умереть со славой; меня может поразить только одно несчастье: что я должен буду увидеть, как Франция становится рабыней». Затем я сошел, меня обнимали, почти задушили ласками. «Друг, – говорили они мне все, – мы образуем вокруг вас стражу, мы не оставим вас, мы пойдем туда, куда пойдете вы». Я сказал, что не хочу быть начальником, я не хочу ничего другого, как быть солдатом отечества. Я взял зеленую ленту и первым прикрепил ее к своей шляпе. С какой быстротой распространился огонь! Слухи об этом восстании проникли в лагерь… Ярость воспламеняется. Теперь в Париже слышен один только клич: «К оружию!»