Тема с продовольствием была острой, а потому я нашел живейший отклик моей идее в лице Семена Валерьевича. Он пошел еще дальше и договорился с одним совхозом, чтобы половина его полей была засеяна школьниками картошкой под наши нужды. Я еще подумал, уж не стал ли я сам ненароком основоположником того, что в будущем школьники и студенты по весне-осени будут обязаны ездить копать картошку? Вроде отец рассказывал что-то такое про свои студенческие годы.
После того, как на территории школы возвели три больших теплицы, это стало самое посещаемое место. Сразу несколько классов посвятили этому событию стенгазеты, и мое имя стало на слуху у всей детворы нашего района.
У этого было и другое неожиданное для меня последствие. Про кровать для себя и родителей я не забыл, но материалов под это дело достать так и не удалось. А тут один из родителей оказался работником склада пиломатериалов. Он же и помогал со стройкой теплиц, так что был в курсе автора идеи. И решил отблагодарить меня, ведь в нашей школе у него аж трое детей учится. И еще столько же скоро достигнут подходящего возраста, чтобы тоже поступить учиться. В общем, теперь у нас дома есть кровати, как мне хотелось!
С Борькой мы отдалились. Он остался в цеху, а в школу еще не ходил. В итоге встречались мы редко. Жаль, но такое происходит сплошь и рядом. Я же сосредоточился на учебе под руководством Поликарпова. С устройством радио и как его собрать я худо-бедно разобрался. Хотя если бы не практические «опыты» — никогда бы не понял, как все это работает. Что такое «диод» и «триод» и как они выглядят в «железе» я понял и увидел. Лампочки и лампочки. Чудные правда, с металлическими пластинками внутри и металлическим штырем с противоположной стороны от цоколя. Даже вспомнил, что вроде первые компьютеры именно из них собирались. Но как именно? Загадка…
Поэтому сейчас я пыхтел над собственным планером и размещением приборов в кабине пилота. Еще и электрику пришлось изучать с механикой. Иначе бы не смог понять, как провести провода от рычагов управления к рулям на хвосте планера. Да и радиостанцию для связи с землей я хотел в свой самолет впихнуть. Николай Николаевич смотрел на мои потуги с каким-то академическим интересом. Словно на мотылька: полетит — не полетит? Но не вмешивался и на мои вопросы отвечал охотно.
Крылья я решил разместить в нижней части, прямо под кабиной. Двигатель с винтом разместить впереди. Шасси — три колеса. По одному на крылья и одно опорное на хвосте. Хотел сделать их убирающимися, но понял, что пока знаний мне для этого не хватит. Мне казалось, тут надо или механический привод подводить — чтобы пилот сам «ручками» шасси убирал, или делать электропривод. А батарей и на радио-то не хватает, куда уж тут до шасси. Еще у меня была идея, чтобы пилот в любую погоду мог летать. В бурю конечно он вряд ли сможет лететь, но вот в туман или темной безлунной ночью — вполне. А для этого нужны приборы. И тех, что есть, категорически мало. Пообщавшись с Николаем Патрушевым, который ко мне относился довольно тепло, я пришел к выводу, что сейчас для навигации в тумане и темноте ему не хватает двух вещей: света и умения ориентировать самолет в пространстве. Первое решается относительно легко: фонарь под винт вместо фары, как у автомобиля, и при заходе на посадку включаешь. Емкости аккумулятора даже в одну минуту должно хватить. Я его за спиной пилота в корпусе планера решил разместить. Там места полно еще. А вот второе…
— Я ж не могу понять, как сильно я от маршрута отклонился, — пытался мне объяснить летчик. — Вот мне влево надо крен дать — а как сильно? Ориентиров-то не видно.
— Я тебя понял, подумаю, возможно ли что-то сделать, — ответил я ему тогда.
И ведь придумал же! В будущем за положение самолета в пространстве будет отвечать «авиагоризонт». Сейчас такого прибора еще нет, да и как он там в будущем будет реализован и когда — я не знаю. Зато знаю, как я сделаю его аналог.
Сделать круглую плоскую пустотелую стеклянную тару в нынешнее время не проблема. Технически. Были бы связи с руководством стекольных заводов. Мой же вариант авиагоризонта был прост, как лом, и достаточно дешев. На круге размечаются насечками градусы от нуля в верхней точке до ста восьмидесяти в нижней. Этот круг помещается в стеклянную тару под его размер, и все внутри заливается непрозрачным раствором. Остается лишь небольшой шарик воздуха, через который можно рассмотреть насечку в верхней части тары. После этого емкость запаивается, и по сути получается то, что в будущем строители называют «уровень» и активно используют. Размещаешь круг на приборной доске перед пилотом так, чтобы «0» находился вверху, и при поворотах теперь летчик легко может определить градус, на который получился крен самолета. Еще и подсветку ему можно организовать включаемую. Размещаешь такой же круг-«уровень» сбоку от пилота, и по нему можно определить отклонение самолета от горизонтали в продольной оси. Грубо говоря «вниз» он летит и насколько или «вверх». Вот так! Все гениальное — просто!
Оказалось, что подобный прибор давно известен, вот только в авиации до меня его никто не сообразил применять. Об этом мне сказал сам Поликарпов. Николай Николаевич оценил мое новшество по достоинству и тут же добавил этот прибор в свой биплан. Правда, в будущем авиагоризонт это вроде один прибор, а у меня он из двух одинаковых частей получился. Ну да ничего страшного.
Летом отец впервые за долгое время пришел домой с улыбкой на лице.
— Сергуня, нам ставки вернули! — радостно поделился он со мной новостью.
НЭП набирал обороты, и уравниловка военного коммунизма стремительно отступала под его напором. Вот и на заводе теперь все будут получать не одинаково, а соответственно вложенному труду, как это и было раньше. И вообще купля-продажа возвращалась повсеместно. Заводы теперь тоже должны отчитываться согласно своей прибыли-убытка. Прибыль разрешается пускать на улучшение жизни рабочих, повышения им заработной платы, или модернизации производства. Частный бизнес вернули — неслыханное дело! Все это вводилось постепенно, но голоса о реставрации капитализма звучали все уверенней. Особенно со стороны Троцкого и его приверженцев. Ленин отбрехивался, что мера эта вынужденная, что нужно построить материальную базу для начала, а то разруха везде, что мировая революция не получилась (в Польше рабочие заставили Красную армию умыться кровью и не поддержали ее совершенно, на что надеялся Владимир Ильич) и надо всему миру показать, как строить коммунизм в отдельно взятой стране… Но все это не устраивало Льва Давидовича. Разногласия в партии большевиков нарастали.
Это влияло и на простой народ. Споры о НЭПе и его последствиях то вспыхивали, то затухали. Возвращение к торговле было благом, это видели все. Но в то же время торговля прочно ассоциировалась с олигархами, кулаками, ростовщиками и прочими эксплуататорами. Теми, кто наживался на простых людях, делая их жизнь невыносимой. Поэтому не было ничего удивительного, что многие боялись новой экономической политики и воспринимали ее очень агрессивно. Чем и пользовались сторонники Троцкого и он сам. До открытых столкновений пока не дошло, но мне кажется, это лишь дело времени. Если память меня не подводит, в моем прошлом мире Троцкий Ленина пережил, а вот Сталин до него добрался. Иосиф Виссарионович то ведь тоже мировую революцию не торопился совершать, полностью совпав в этом вопросе с Владимиром Ильичом. Но сейчас о Сталине слышно мало. Почти ничего.
У меня же этап чертежей закончился, и пришло время строить макет. Пока без двигателя, да и я намеревался узнать, как продувают самолеты в аэродинамических трубах перед тем, как допустят их к испытательным полетам. Ну и еще двигатель сейчас — жуткий дефицит. Если мне все же удастся раскрутить Николая Николаевича на него, то мой планер должен быть идеален! Иначе больше мне доверия в этом вопросе не будет.
— Сергей, продуть конечно можно, — медленно протянул инженер, когда я обратился к нему с таким вопросом. — Но зачем?
