— Заезжай, Пи!

Никто не выходит им навстречу и, шагнув к дому, Тонг оглядывается, выискивая хоть какой-то признак присутствия.

«Мама в ресторане, Пла спит в комнате, а отец?.. Надеюсь, он не додумался оставить Пла одну?»

За спиной хлопает дверца машины, неожиданно громко в окружающей тишине, а следом раздаются шаги, и Тонг чувствует, как Нок встаёт за правым плечом.

Несмотря на созданный шум, ни одно окно в доме так и не загорается, будто там действительно нет никого, кроме спящей Пла.

«Мама же знала, что я приеду. Не сказала отцу? Или ждали позже? Или что-то случилось?..»

Сердце в груди тревожно сжимается, а брови сходятся на переносице и вопрос Нока, что звучит рядом с ухом, совсем не помогает:

— Уверен, что не стоит позвонить родителям?

— Пла точно в доме. Мама вернётся через полчаса, максимум час. Она сейчас должно быть в ресторане. Отец… Может быть задремал. Время позднее.

Ключ обнаруживается на привычном месте — под цветочным вазоном у окна, и именно это лучше всего говорит о том, что в доме нет никого кроме Пла.

«Мама придёт, обязательно расскажу, что он оставил сестру одну».

Недовольство вспыхивает горячей волной и так же быстро отступает, оставляя после себя усталость.

— Проходи.

Сбросив обувь у порога, Тонг ныряет в темноту дома, привычно включая несколько ламп по пути к лестнице.

— Можешь остаться здесь, если хочешь. Скажешь отцу, когда он вернётся, что я наверху.

Тонг оборачивается к молчаливому Ноку, уже ступив на первую ступеньку, и тут же сталкивается с тёмным внимательным взглядом.

— Предпочту подняться с тобой, если ты…

— Не против, — коротко улыбнувшись, Тонг устремляется вверх, едва не перескакивая сразу через две ступеньки.

— У вас так принято?

Тонг замирает на последней ступеньке и снова оборачивается, вопросительно выгибая бровь, хотя и знает, что имеет в виду Нок.

— Оставлять болеющих детей одних в доме. Если бы кто оставил Ним одну…

— Поверь мне, — Тонг коротко, остро улыбается. — Мама отцу этот просчёт просто так не спустит.

На втором этаже всего две двери, одна напротив другой, и Тонг, коротко постучав, уверенно приоткрывает одну из них.

— Пла?

Он зовёт в надежде, что та всё-таки проснулась, однако надежда не оправдывается и в ответ звучит лишь тишина. Да отвечать и не кому.

Идущего от окна света недостаточно, чтобы осветить небольшую комнату, но вполне хватает, чтобы понять — в разобранной постели никого нет.

На мгновение горло Тонга сдавливает страхом, однако оно проходит и он отступает, уступая место надежде. Так любимой Пла плюшевой игрушки в постели тоже не обнаруживается.

«Ты проснулась?..»

— Тонг? — зовёт Нок, и этот тихий голос заставляет Тонга внутренне вздрогнуть. Он настолько ушёл в себя, что даже забыл, что не один здесь.

— В порядке, — отзывается он, в несколько шагов добираясь до двери собственной спальни.

Пла спит в его кровати, обвив, словно коала, старую плюшевую змею, и даже свет ночника на тумбочке ей не мешает.

Воздушный шарик надежды лопается внутри, неприятно обжигая рёбра. Тонг не знает, пришла ли Пла сюда сама, пусть ненадолго, но проснувшись, или, может быть, её принёс сюда отец…

«Похудела…»

Сейчас она кажется ещё более маленькой и хрупкой, чем он привык её видеть, а косточка на и так обычно тонком запястье, кажется, вот-вот прорвёт обтягивающую её кожицу.

«Сколько именно дней ты уже спишь, Спящая Красавица?»

Внутри неприятно ворочается что-то холодное и скользкое.

— Тонг? Всё в порядке?

— Теперь да, — Тонг не оборачивается к Ноку, хотя и слышит в его голосе беспокойство. Потом. Он обернётся потом. После того, как Пла перестанет так сильно сжимать игрушку, будто ей больно. И после того, как откроет глаза.

— Тонг, посмотри на меня, пожалуйста. Повернись, хорошо?

Тонг хмурится, не понимая, зачем это Ноку. Что изменится, если он сейчас обернётся? Что…

— Пожалуйста.

На плечо ложится ладонь и Тонг сдаётся, оборачиваясь.

— А теперь расслабься. Ты выглядишь так, словно собираешься драться. Разожми кулаки. Ну?

Пальцы на плече сжимаются: мягко надавливая и будто бы разминая.

Только сейчас Тонг понимает, что, похоже, неосознанно сжал кулаки, будто действительно собрался с кем-то сражаться, хотя в комнате их всего трое и ни один из присутствующих ему не враг.

— А ещё погаси фонарики. Если твоя сестра сейчас проснётся, то думаю, она может напугаться твоей иллюминации.

Тонг сглатывает и прикрывает глаза.

— Они всё равно станут жёлтыми, когда начнётся процесс.

— Ты когда-нибудь лечил свою сестру?

Качнув головой, Тонг открывает глаза, чтобы столкнуться с мягкой улыбкой.

— После переезда родители не захотели, чтобы я пользовался даром. В исключения входило лишь что-то серьёзное, а ничем серьёзным Пла никогда не болела. Раньше не болела… Спасибо.

Тонг чувствует, как соскальзывает с плеча рука, и лишь затем подступает к постели вплотную, чтобы присесть на её край.

— Она родилась уже здесь и понятия не имеет, что было до этого.

Разговоры не будят Пла, даже прикосновение, когда Тонг поправляет соскользнувшую на щёку прядку, не заставляют её пошевелиться, только вздохнуть чуть громче и поморщиться, будто его прикосновение причиняет ей неудобство.

— Сколько ей?

— Одиннадцать. Если вдруг вернётся отец, попроси его меня не трогать. Мне нужна тишина, — просит он, кладя ладонь на лоб Пла.

Кожа под пальцами влажная и холодная. Пла вообще вся какая-то холодная. Тонг только сейчас замечает это. Хотя на ней тёплое одеяло и кондиционер в комнате не работает, только окно чуть приоткрыто, отчего занавеска едва колышется.

На этот раз Пла реагирует. Тянется к руке, стоит её только на мгновение сдвинуть, льнёт, будто ящерка к теплу. Тонг плотнее прижимает ладонь к коже, прикрывая глаза и сосредотачиваясь.

Он отвык от сканирования организма. С Ноком всё получалось как-то само, даже в детстве, когда он не видел глазами, где лечить, но при этом точно знал. Здесь же приходится искать, скрупулёзно прислушиваясь и, наконец, находя…

Холодком лижет кожу, когда он находит тёмное нечто. Болезнь так обычно не выглядит. Тонг помнит каждую, которую вылечил в детстве и ни одна из них не похожа на тёмную осьминожку вцепившуюся в организм всеми щупальцами и будто… питающуюся.

От одной мысли Тонга передёргивает и он отдёргивает ладонь ото лба Пла. Та тихо стонет, сильнее обнимая плюшевую змейку и прикусывая губу.

— Тонг?

— Помоги мне, пожалуйста. Её нужно перевернуть на спину.

Самое лучшее лечение — при тесном контакте. Кожа к коже. Тонг выучил это ещё в детстве, зазубрил, поняв, что так тратится меньше сил, а эффект лучше.

— Пла, отпусти змею, пожалуйста.

Даже когда они отбирают игрушку, просто вытягивая её за голову из рук Пла, та не просыпается. А вот кольцо на пальце неожиданно реагирует, становясь чуть теплее.

Сбросить одеяло в сторону и уложить Пла на спину оказывается делом пары минут. И это гораздо легче, чем приподнять край кофты, чтобы добраться до живота.

Пла неожиданно начинает сопротивляться, вцепляясь в одежду так, будто от этого зависит её жизнь, но так и просыпаясь. И это ему совсем не нравится.

— Пла, — тихо зовёт Тонг, на мгновение оставляя одежду в покое. — Мелкая, послушай, это я. Всего лишь я. Твой брат, на плечах которого ты до сих пор любишь кататься, слышишь? Твой брат, что был таким глупым, что бросил вас на целых два месяца и не навещал, хотя и обещал. Мелкая, я хочу, чтобы ты снова ходила за мной хвостиком и канючила, чтобы я почистил тебе креветок. Слышишь?

Ладошки в его руках кажутся совсем маленькими и хрупкими и от этого Тонгу больно. Слишком Пла исхудала. Слишком.

— Если ты меня слышишь, то не сопротивляйся. Я просто положу ладонь тебе на живот хорошо? Больно не будет, будет щекотно, может чуть поколет. Пи за моей спиной подтвердит, — Тонг не оборачивается, ему это не нужно. Каким-то шестым чувством он и так ощущает, что Нок всё это время стоит позади него, почти не двигаясь. — Знаешь, он поранился и тоже лечился. Как ты сейчас будешь. И ему не было больно.