Я уставала от такой гиперопеки просто жутко. Нет, сначала меня это радовало, и я очень надеялась, что Тамэ перебесится. И что эта его нервозность схлынет. Но шли месяцы, а Тамэ не успокаивался. Он от меня не отходил ни на шаг.

Его люди тренировались под его руководством по ночам, когда я спала под охраной двух воинов. Все вопросы он решал, только если я удобно расположилась рядом с ним на подушках.

Думаете, кто-то из его людей или жителей острова посмел возражать? Или его авторитет пошатнулся? Или, как в былине про Сеньку Разина, кто-то посмел роптать и призывать кинуть меня в Волгу? Нет. Все относились к этому совершенно нормально, будто так и должно быть.

Видимо, гигантская фигура Тамэ, его способность к командованию и авторитет, что он заслужил, не давали повода усомниться в его мужественности. И ни у кого и не возникала мысль, что Тамэ перегибает. Только у меня!

И, самое главное, что, когда я пыталась роптать, он смотрел на меня с такой обидой, что я тут же замолкала. В конце концов, я смирилась. А потом, когда живот все рос и рос, и Тамэ сидел рядом со мной и караулили мой сон, я поняла, что пусть так и будет.

Когда ребенок начал активно толкаться, то я узнала еще одну удивительную вещь. Тамэ это не сильно понравилось. Ну как же? Ребенок пихается и мне больно!

— Почему? Это же, вполне возможно, твой сын и наследник? — удивилась я.

— Ты и твои интересы. А потом уже кто-то еще. Пусть даже и мой сын, — ответил Тамэ.

— А…

— Не спорь, любимая. Тебе вредно волноваться. Гулять пойдем? — прервал ход моих мыслей Тамэ.

— Да. Пойдем в лес, к той беседке?

Так проходили месяцы. Живот рос. Я же была удивительно спокойна. Меня не покидала уверенность, что я непременно справлюсь. Не могу не справиться. Просто обязана.

На острове было необыкновенным образом безопасно. Даже пираты поутихли и обходили нас стороной, зная о том, что теперь тут живет Тамэ с небольшим войском. Но мой муж и в самом деле стоил целой армии.

К нам приплывали с вестями. А еще приходили воины и присягали Тамэ. Его отряд пополнялся и за счёт учеников, которые хотели перенять его знания и стать воинами. Слухи о его силе множились, а уважение росло. Он один потопил целый военный кохай. Это вообще стало легендой.

Вести были на удивление спокойными. Как будто наступило затишье и весь мир замер в ожидании.

В ожидании рождения моего ребенка.

Я знала, что такое роды. Знала, как начинаются схватки, и знала, что боль будет нарастать. Но я никак не думала, что первая же схватка заставит меня согнуться пополам и закричать так громко, что мой крик услышали в замке владыки острова.

Меня раздирало изнутри напополам.

Боль? Я раньше и не знала, что это такое. Меня ранило мечом при испытании, меня здорово побили озерные Нингё, когда я все же переплыла на скользком бревне их озеро, я проходила через арки Тории, получала хвосты, но вся моя прошлая физическая боль была не сравнима с этой. В прошлой жизни я рожала сыновей? Да. Но сейчас все было по-другому.

Тамэ сходил с ума. Я видела дикий ужас, застывший на его лице, но ничем не могла ему помочь.

Мне самой была нужна помощь, и я знала, что ждать ее было неоткуда.

Женщины пытались вытолкать Тамэ, но он держал меня на руках и отказывался покидать. Он вытирал пот с моего лба и целовал закрытые глаза.

— Я не могу тебя потерять! Я не смогу без тебя! — иногда до меня доносился его перепуганный шепот.

Я знала, что моего гиганта трудно испугать. Но вот сейчас ему совершенно точно было очень страшно.

Сколько длилась это раздирающая меня боль? Я не знала. Но я почувствовала, когда роды перешли в финальную стадию, и неожиданно собралась. Сквозь марево адовой боли до моего, бившегося в агонии мозга, все же дошла мысль, что я обязана помочь самой себе и моему ребенку.

Я вцепилась в руку Тамэ и поймала его глаза.

* Цитата взята из «Цитаты самураев». Цунэтомо Ямамото. Путь самурая. Хагакурэ.

Японская пословица: В младенчестве, ребёнок неотрывен от тела родителей, в детском возрасте — отлучают от тела, но не отпускают руку, в годы юности — отпускают руку, но не выпускают из поля зрения, в период молодости — ребёнок исчезает из поля зрения, но не исчезает из сердца.

Ах, если хочешь

Порваться ты, нить жизни,

То рвись скорее!

В живых же оставаясь,

С любовью я не справлюсь.

Напрасно гляжу вокруг.

Куда устремиться душою?

Нет такой стороны.

Весну провожая, темнеет

Вечернее небо.

Печалится взор.

О, если б найти приют,

Где осени нет!

Везде — на лугах, на горах —

Луна поселилась.

Автор принцесса Сёкуси Сикиси-найсинно — средневековая японская поэтесса, признанная одной из величайших женщин-поэтов Японии, дочь императора Го-Сиракава. Она жила в описываемое мной время и была младше моего героя Минамото-но Тамэтомо на одиннадцать лет. C 8-летнего возраста Сикиси была жрицей синтоистского святилища Камо, в 18 лет покинула храм по болезни. В 1197 на Сикиси-найсинно пало подозрение в участии в политическом заговоре, и поэтесса едва не была сослана. Впоследствии постриглась в монахини. Очень личные, «женские» стихотворения Сикиси-найсинно сквозят неприкрытой скорбью.

Перевод с японского В. Н. Марковой

— Держи меня! — прошептала я.

— Ни за что не отпущу.

Крик ребенка разорвал тишину и прокатился по дому.

— Сын.

— У вас родился сын!

— Какой большой!

Послышались радостные голоса женщин.

— Наш сын? — прошептала я, глядя на Тамэ.

Тамэ мельком посмотрел на женщин, потом на сына, пожал могучими плечами и снова сжал мои руки.

— Здоровый кричащий младенец.

— Вы посмотрите, какой он сильный. А как кричит, — заворковала одна из женщин, и я и в самом деле услышала мощный вопль нашего с Тамэ сына.

— Потом. Что с моей женой? — спросил Тамэ.

Ему что-то отвечали, что-то поясняли, кажется, про мою слабость, про кровотечение, про что-то еще.

— Тамэ! — закричала я.

Меня продолжало корежить. Потому, что если для ребенка все закончилось, то для меня все только начиналось.

— Что⁈ Что мне сделать⁈

— В храм! Неси меня в храм! Через арку Тории!

Я снова закричала. Мне сейчас казалось, что я и не мучалась много часов от боли. И что все только начинается.

— Но послед отошел. Боли должны уйти? — недоуменно спросил кто-то. — Что с ней?

Но Тамэ не слушал. Он схватил меня, как я и была, всю в крови, на руки и выскочил на улицу. Моих сухих губ коснулся ветер, и мне даже послышался запах моря.

Тамэ бежал в храм, не обращая ни на что внимания. Он влетел туда через арку Тории и внес меня, держа на руках.

— Тамэ! Положи меня на пол.

Все эти девять месяцев Тамэ таскал меня на руках. И вот теперь я просила его меня отпустить. Я прямо почувствовала, как ему это было сложно. Но он верил и доверял мне. Как тогда поверил, что нужно выпустить стрелу ниже ватерлинии по кораблю. Как тогда поверил, что в замке нужно объявить тревогу. Он поверил и сейчас.

Он уложил меня на каменные плиты храма и сделал шаг назад. На то, что он уйдет, я даже и не рассчитывала, но видела, что мы в храме только вдвоем.

С меня сносило остатки иллюзии внешности, которая каким-то невероятным чудом на мне все еще держалась. И вот уже розовые волосы разметались по полу, шесть хвостов бились о каменные плиты, меня корежило и перестраивало. Обычно это происходило в арке Тории в Долине. Там было много магии, она лилась рекой и помогала. Тут, в храме, она тоже была, но мне ее не хватало.