– Кит! Почему ты не взял мой рюкзак! – Обхватив готовую взорваться голову, удрученно падаю рядом с ним. – Что же теперь делать?
– Видишь ли, охранник изначально занял более выгодную позицию для боя. Он зашел со спины, тупо забрал наши вещи и хотел меня скрутить. Я не ожидал подвоха. У меня был выбор, и я спас свои манатки…
– Если у тебя был выбор, почему ты забрал не мои? – перебиваю я и ковыряю заусенцы. – Мы не выберемся без денег. Ты не выберешься!
– Потому что в моем рюкзаке лежат документы, от которых зависит твое будущее, – тихо отвечает Кит, и его ответ меня сокрушает.
– Прости… – шиплю как от ожога. – Я так виновата, прости…
– Нет, Ян, ты не виновата. Упырь таким ущербным, похоже, родился. – Кит отбрасывает веточку, кладет ладонь на мою талию и двигается ближе. – Зато я сейчас не по-детски горжусь собой.
– Господи, как я его ненавижу… – Мой язык немеет от горечи и вины перед Китом. – Неужели он никогда не остановится???
– Знаешь, этот случай показателен, – задумчиво изрекает Кит. – Я уверен, на сей раз мне ничего не будет: перекантуемся до утра, дождемся твою маму и покажем ей видео, но… Если я не изменю образ жизни – рано или поздно сяду вслед за братом. Потому что меня всегда можно будет зацепить и выставить крайним.
Безнадега валуном давит на грудь. Внезапно я понимаю: мой козырь уже не сработает. Даже если мама увидит эту чертову запись и поверит мне, от неприятностей с полицией, которыми угрожал Игорь, Киту не спастись. И Кит это прекрасно осознает.
– Я тут подумал, Ян… Если упырь подключил общественность, значит, задница пригорела. Давай его спровоцируем! – Его глаза в свете фонаря сверкают дурацким азартом. – Он – трусливое дерьмо и наверняка думает, что все такие. А мы не будем отсиживаться в тени и совершим диверсию: пусть обделается еще сильнее.
В замешательстве наблюдаю, как Кит наклоняется к рюкзаку, расстегивает замки и липучки, долго роется в нем и вытягивает наружу черную толстовку, а еще – бейсболку того же цвета без опознавательных знаков.
– Они ищут девочку и парня, поэтому ты ненадолго превратишься в пацана…
Я мгновенно просекаю его замысел и вскакиваю. Влезаю в обалденно пахнущую толстовку, подворачиваю рукава, сгребаю каре под бейсболку и натягиваю ее до бровей.
– Ну как? – Скептически осматриваю себя и прищуриваюсь.
– Ты красивая! – внезапно заключает Кит, и я заливаюсь краской – хорошо, что в неверном свете фонаря мое смущение нельзя распознать.
Кит очень, опасно привлекательный парень, и услышать такой комплимент от него – волшебно и странно.
Из-за переизбытка чувств кружится голова – такое случалось со мной в Новый год от фужера шампанского. Но в памяти тут же всплывает видео, навсегда запечатлевшее меня уродливой и жалкой в момент абсолютного бессилия. Я никогда не решусь его пересмотреть.
Реальность безрадостна, но мы собираемся вершить справедливость.
– А вот тебя можно запросто опознать по твоей чудо-татуировке… – Вплотную подхожу к Киту, достаю из кармана корректор, наношу на палец и аккуратно растушевываю поверх черной витиеватой надписи на его лбу.
Кит замирает, задерживает дыхание, поднимает глаза, и я тону в их спокойной, как море, глубине. В них – безграничная преданность, мечты о бескрайнем небе, вера в хороших людей и любовь. У меня разрывается сердце.
– Неправда, Кит, ты не сломанный, – всхлипываю, считывая его эмоции, скрытые под маской беззаботности. – Эта татушка не о тебе.
– Эта татушка – напоминание о том, как легко все проср… Потерять. Я сделал ее, когда все, о чем я мечтал и за что боролся, окончательно рухнуло. Чтобы не забывать, кем являюсь.
– Но ты – самый цельный и сильный человек из всех, кого я знаю. Ты преодолел столько трудностей… Давай полностью изменим наши жизни, когда выберемся? – выпаливаю я, и нежность разливается по венам, разгоняет кровь, сбивает пульс с ритма. Наклоняюсь, обнимаю его за шею и впиваюсь губами в губы.
Земля уезжает из-под подошв, в космосе взрываются звезды, но воздух в легких заканчивается непростительно быстро. В голове гудит, сердце бьется в горле. Кит прижимается щекой к моей груди и обещает:
– Я сведу ее, как только мы свалим этого гребаного урода.
Наш город чудн устроен – Центр на самом деле находится за рекой по соседству с промзоной и полями. Папа говорил, что заречные здания появились первыми, а потом приросшие к ним микрорайоны поползли на восток и сместили стариков на задворки, сохранилось лишь пафосное название.
Только что мы ничем не примечательными тенями проскочили мимо отделанного стеклом и пластиком ТРЦ, но за пыльными кустами едва не угодили в болото.
Престижный и крутой жилой комплекс «Победа» расположен всего в нескольких автобусных остановках от окраины – Кит знает все козьи тропы и рассказывает городские легенды, пока мы пробираемся сквозь темноту. Я слушаю его, раскрыв рот. Потому что Кит, он… Совсем по-иному видит мир. У него огромная душа и доброе сердце. Он потрясающе интересный. Он нереальный.
Возникшее дежавю даже в минуты отчаяния вызывает радость: мы посреди страшной сказки, но мой лучший друг, надежный и добрый, сможет победить самых злых колдунов и защитить от коварной Бабы-яги…
Во дворе жилого комплекса безлюдно, стоянка под завязку забита до утра осиротевшими авто – их хозяева давно сидят по домам.
Сверчок надрывается в подвале, листья чахлой березки шуршат на ветру. Кит смело идет вперед, а я мешкаю: что-то противно копошится в желудке. Комкаю и без того мятые листовки с нашими перекошенными физиономиями, сорванные мною со столбов, и кошусь на неспящие голубоватые окна ненавистной квартиры. Правда в том, что я боюсь гребаного урода. Я очень сильно его боюсь.
Кит отдает мне рюкзак, набрасывает капюшон и решительно направляется к стоянке. В его руке сверкает заточка, и до меня доходят его намерения.
Бегу следом и громко шиплю:
– Ты что делаешь, Кит? Не надо! Это же потянет на уголовку! Там камеры!
– Они не работают. Я перетер тогда с вашей соседкой. Стал бы я тут рожей светить, если бы они записывали…
Отстаю, грызу губы, затравленно оглядываюсь и, вцепившись в рюкзак, дрожу от бешеного азарта.
Кит быстро шагает к воротам, но внезапно спотыкается, резко тормозит, отшатывается и рявкает:
– Дерьмо!
Прищуриваюсь и вижу небольшую кучку в нескольких сантиметрах от носка его кеда. И начинаю хохотать.
– Это лабрадор из корпуса напротив. Его здесь выгуливают, несмотря на протесты мамаш. Это он оставляет «мины»!
– Так. Концепция меняется! – гогочет Кит, в два прыжка подбирается к байку Игоря, срывает чехол, накрывает им кучку и от души топчется сверху. Наклоняется, сморщив нос, берет чехол за самые краешки, возвращает на место и удовлетворенно скалится.
Мы прячемся за детской горкой – близко, но свет фонаря не добирается до нашего укрытия.
Окна на высоте поочередно гаснут, спустя пару минут Игорь выходит из подъезда и вразвалочку чешет к стоянке. В одной грабле он держит телефон, а второй прижимает к бочине шлем, умудряясь крутить на пальце ключ с брелоком.
Омерзение, страх и ненависть поднимаются из самых глубин души, я цепляюсь за плечо Кита, но он лишь отмороженно ухмыляется в предвкушении. Его спокойствие передается и мне, и я тихо смеюсь.
Все-таки он ненормальный. Но я его очень люблю.
Игорь мерзко ржет, вальяжно растягивает окончания и матерится в трубку. Напрягаю слух, и в тишине летнего вечера до меня долетают слова:
– Да, бро, осложнения. Эта сучка малолетняя доки сперла, а люди ждут, репутация фирмы страдает. Анька обзвонилась с утра: «Где Яна, дай мне Яну». – Он пищит, изображая мамин голос. – А Яны нет. Да не, не передумала, это я передавил слегонца. Хотел мелкую манерам поучить, а она слиняла. Ищу ее, весь город на уши поставил! Местным алкашам баблишка подкинул, они сочинили для ментов складную байку про ее пацана. Анька рвет и мечет, говорит, сил не пожалеет, чтобы уродец сел. А как еще? Шумиха нужна, чтоб Янка и он метаться начали. Вован своим орлам уже указания дал… Молчать про меня девка будет только от страха, что с пацаном на «малолетке» что-то может случиться. Ну ты же знаешь, я такого не прощаю. А что еще с Аньки поиметь? Только ее саму? Сомнительное удовольствие, бро. – Он опять дебильно ржет над тупой шуткой.