Кто он такой, чтобы распоряжаться моей жизнью и папиными подарками?

Я больше не могу молчать.

– Мама, знаешь, почему я не хочу жить с ним под одной крышей? Да потому, что твой муж меня лапает. Ходит тут в одном полотенце и отпускает похабные шуточки… Угрожает и бьет. – Я произношу чудовищную правду медленно, четко и без всяких эмоций и слежу за реакцией присутствующих.

Мама вспыхивает, тянется к воде, но проливает ее на платье и неловко отряхивается. Прерывисто вдыхает, будто ей перекрыли кислород, и ошарашенно шепчет:

– Ты что вообще несешь, Ян?

Лицо Игоря покрывается багровыми пятнами, веко дергается.

Повисает тишина.

Где-то во тьме двора срабатывает автосигнализация, в прихожей всхлипывает освежитель воздуха, капли из неплотно завернутого кухонного крана отсчитывают мучительные секунды.

И тут немую сцену нарушает смешок. Игорь откидывается на спинку стула и хохочет – весело, в голос.

– Ян, ты меня извини, конечно… – Он шмыгает носом, трет глаза, качает головой и, отсмеявшись, обворожительно скалится. – Но ты посмотри на себя и на свою маму. Думаешь, меня что-то не устраивает в наших с ней отношениях? Да какой взрослый нормальный мужик позарится на малолетку? Ты хоть врать складно научись.

От него веет уверенностью успешного мачо – самодостаточного, эффектного, надежного, – именно на этот образ и повелась мама.

Она тут же съеживается и вклинивается в искрометный монолог:

– Господи, извини, пожалуйста, Игорек. Яна, поговорим позже! – В ее голосе звенит сталь.

Игорь задумчиво разглядывает меня, в маминой руке дрожит салфетка.

Ей сейчас стыдно. Она не поверила мне.

Она поверила не мне…

В висках зарождается дикая боль, растерянность превращается в недоумение, ужас и жгучую обиду.

– Мам… – мямлю я. – Я никогда тебе не врала. Мам, ну сама посуди, зачем мне это?..

– А я скажу. – Игорь хлопает ладонью по столу и резко встает. – Я скажу, раз пошли такие обвинения! Ань, у нас тут были кое-какие тайны, я обещал не трепаться, но после такого – какой смысл?.. – Он скрывается в дверном проеме, а мама смотрит так, будто я – недоразумение, главное фиаско в ее жизни, несмываемый позор. А потом… И вовсе отворачивается.

Игорь снова нарисовывается в столовой, расчищает пространство от посуды и приборов, водружает на скатерть серебристый ноутбук и устраивает его так, чтобы всем был виден экран. Начинается гребаный цирк.

– Анют, не хотел расстраивать, но в твое отсутствие Яна не ночевала дома.

Мама ахает, прикрывает ладонью рот и напряженно наблюдает за манипуляциями Игоря, склонившегося над клавиатурой.

– Я прикрыл ее вчера за ужином, и что же? Кто-то к чертям переломал мою коллекцию и разворошил пластинки. Кто мог это сделать, если дома оставалась только Яна? – Кажется, мама близка к обмороку, но Игорь поводит плечами от азарта и продолжает разливаться соловьем: – Так вот, к разговору о мальчиках. Это явно тот щенок негативно влияет на нее, Анют. Сегодня я освободился пораньше, обнаружил на полке кавардак, и мне стало обидно. Вот за какие такие грехи, Ань? Хоть ты мне скажи, что я делаю не так? Я написал этой ее Зое и узнал много нового! И об образе жизни этого товарища, и о нашей Яне заодно. По наводке Зои поехал в парк и увидел, чем они там занимаются. У меня волосы дыбом встали!

– Яна!!! – кричит мама, и в комнате словно выключается свет.

Нет, он все так же горит, но я теряю равновесие и хватаюсь за края стула, чтобы не упасть. Игорь открывает сайт, на котором Кит размещал свои ролики, находит самый отбитый – где Кит с ненормальной улыбкой балансирует на ограждении моста, нажимает на «плей» и демонстрирует видео шокированной маме.

– Вот, Аня, познакомься: твой потенциальный зять. Мать у него умерла, отец бухает, а брат – сидит. Учится наш парень в шараге и живет в тех загаженных «муравейниках» в Индустриальном. Что в башке у этого биомусора и чему он может научить девчонку? Ей весь год о поступлении надо думать. Я уже сейчас подыскиваю знакомых на престижных факультетах, а у нее планка слетела…

Кит на экране беззаботно смеется, татуировка над бровью контрастирует со спокойной серой бездной, таящейся в его глазах и раскинувшейся за плечами.

– Он не биомусор, вашу мать. Он лучше вас обоих, вместе взятых… – Во мне кипит злоба, мне физически больно и хочется орать, но связки намертво сковывает спазм.

Меня никто не слышит.

Мама взрывается. Я никогда не видела ее такой: разъяренной, усталой, испуганной, убитой. В мой адрес летят упреки и обвинения, риторические вопросы и мольбы, угрозы и проклятия, но я молча сношу все ее нападки. Все, что мне нужно сейчас, – остаться одной и услышать голос Кита. Пережить эту ночь и обнять его наяву.

Но мама проявляет чудеса телепатии – тащит меня в комнату, изымает телефон, ноутбук и ключи и объявляет о домашнем аресте на неопределенное время.

– Посмотрим на твое поведение! – отрезает она и приговаривает себе под нос. – Мальчик. Понимаю: молодость, гормоны, пусть так. Но не такой же, Ян. Не это чучело!!!

Дверь закрывается, извне еще долго доносятся приглушенные всхлипы и причитания мамы и воркование Игоря.

Сводит зубы, едкие слезы жгут глаза, в ушах шумит. Я оглушена и пока не могу в полной мере осознать масштабы катастрофы.

Нахожу в шкафу футболку Кита, влезаю под одеяло и, прижимая ее к себе, заваливаюсь спать.

Всю неделю стоят туманы и идут дожди – мелкие, заунывные, недобрые. Небо затянуто тучами, сквозь них ни за что не пробиться солнцу.

Детская площадка во дворе пуста, в ее середине образовалась лужа, напоминающая озеро, на стоянке сиротливо мокнет пара машин и байк Игоря, накрытый чехлом: в сырую погоду тот предпочитает держать задницу в тепле и ездит на авто.

Здесь ничего не происходит – только заспанный собачник в пять утра отпускает с поводка золотистого лабрадора да женщина в доме напротив каждый час выходит на балкон с сигаретой в руках и курит, задумчиво уставившись вниз.

Мои однообразные скучные будни тянутся бесконечно долго и сливаются в надоевший день сурка: шорохи и голоса в прихожей, щелчок замка, еле теплый душ и остывший завтрак, лежание на диване с книгой, посиделки у окна и мысли, мысли, мысли…

Доступ к благам цивилизации так и не был восстановлен, за время моего заточения мне удалось пообщаться только с Зоей: мама великодушно передала трубку, когда была дома в прошлый выходной.

Я не хотела ни с кем разговаривать, но Зоя плакала и просила прощения.

«За то, что ты сейчас сидишь взаперти. Но не за то, что рассказала твоему отчиму правду. Может, так будет лучше, Ян? Держись подальше от этого придурка Кита и молись, чтобы он отстал от тебя…»

Кажется, я даже поблагодарила ее за заботу. Это после скандала я лезла на стены от злости и обиды, а потом из меня будто разом выкачали энергию.

Мне пофиг на Зою. Мне нужен Кит.

Интересно, звонил ли он. Что он думает обо мне, скучает ли? Помнит ли вообще? А вдруг он посчитал, что я намеренно не отвечаю, и решил все закончить?..

Он снится мне каждую ночь: то радостным и беззаботным, то взрывным и опасным, то растерянным и напряженным, то по уши влюбленным.

А наяву от него ничего не осталось – засос побледнел и исчез, из-за непроглядной мглы не видно далеких огней родного района, а нелетная погода приковала к земле самолеты, и мое желание увидеться с ним не может исполниться. Сердце мается, ноет, стучит и болит, гремучая смесь из тоски, тревоги, ожидания и острой потери не помещается в груди.

Стены давят и давят. Я схожу с ума.

Мамин энтузиазм угас: теперь она смотрит на меня с затаенной обидой и опасениями, больше не лезет в душу, не устраивает совместных сеансов настольных игр и просмотров фильмов на шикарном телике Игоря, не зовет в столовую, а еду, как истинному арестанту, приносит прямо в комнату.