– Вот и замечательно. Машина уже ждет! Так некстати разыгралась стихия… – Она осторожно поправляет мой локон. – Яна, ты у меня будешь самой красивой девочкой на выпускном.

Я широко улыбаюсь.

Вместе мы спускаемся по гулким ступеням и выходим из подъезда, и таксист великодушно подъезжает чуть ближе к бордюру.

Мама занимает переднее сиденье, благодарит водителя за внимательность, а я, подобрав подол, ныряю на заднее.

Дворы Индустриального района утопают в зелени и тишине. В лужах, оставленных недавно прошедшим ливнем, отражаются балконы, герани на подоконниках, столбы, скамейки и провода над крышами.

В салоне играет тихая музыка, и мама, сияя, ведет неспешные разговоры с приветливым дядькой. Она польщена его явным вниманием и краснеет, как школьница, а я отворачиваюсь к окну.

Мне за нее больно.

В то солнечное утро почти год назад я рассказала на камеру подробности своих злоключений, поведала о домогательствах, угрозах и любимой игрушке «папочки» – заряженном карабине, а еще – о его обещании подставить Кита и высокопоставленных друзьях. Я доказывала, что меня никто не похищал, взывала к совести Зои, умоляла маму одуматься и плакала, и Кит выложил на страницу видео, подтвердившее часть фактов.

Его подписчики выразили поддержку – желали мне терпения и сил, но в реале нас встретила грязь, и тонны этой грязи потоками льются до сих пор: все кому не лень обсуждают мои сиськи и показывают на меня пальцем, пытаясь донести мысль, что я сама виновата, а Кит – придурок и подкаблучник.

Я шлю их подальше и стараюсь жить с высоко поднятой головой.

Через два часа за нами приехала мама – ее трясло. Ей пришлось спешно собирать вещи, убегать от Игоря и менять замки, объясняться с полицией, знакомыми и соседями…

А потом начался ад.

Нас с Китом вызывали в одни и те же кабинеты, допрашивали и пытались поймать на лжи, запугивали и откровенно ржали, а Игорь чуть не вынес дверь в старой квартире, донимал маму телефонными звонками и оскорблял.

Однако адекватные люди активно репостили видео в социальных сетях, и через неделю в город приехало вышестоящее начальство с проверкой.

Покрывавшие Игоря дружки от всего открестились, его отправили в СИЗО, а к нам зачастили органы опеки, какие-то благотворители и психологи, участковый и комиссия из ПДН.

Через суды мы проходили вместе, и каждый раз в присутствии участников процесса маме и Киту приходилось пересматривать эту запись на большом экране, выслушивать мои показания и отвечать на сотни вопросов.

Мама много плакала и курила, вечерами лежала, отвернувшись к стене, проклинала себя и просила прощения. Лишь недавно она заново научилась смотреть мне в глаза, но я ее не виню. И никогда ни в чем не винила.

Игорь, сидя в клетке, прикрывал рожу бумажкой и лил крокодильи слезы. Ему дали шесть лет общего режима: за угрозу убийством и попытку изнасилования, но после оглашения приговора он крикнул, что выйдет через четыре и найдет меня.

Я показала ему средний палец.

У школы собралась разношерстная толпа: нарядные восторженные выпускники, притихшие учителя, растроганные родители. Приподняв юбки, мы с мамой проходим в холл – в нем тоже царит оживление и хаос.

– Папа мечтал побывать на твоем выпускном… – шепчет мама, обнимая и поглаживая по голове. – Он бы гордился тобой, дочка. Я тоже тобой горжусь.

– Знаю… – Я вот-вот расклеюсь, но музыкальный руководитель, продираясь сквозь букеты и пышные платья, хватает меня за локоть и тащит к боковому входу в актовый зал:

– Яночка, вот ты где! Все уже собрались, выступление через пять минут.

Жестами извиняюсь перед мамой, и она понимающе кивает.

Вбегаю в пахнущий сыростью и пылью полумрак, смотрюсь в зеркало под тусклой лампочкой в закутке у декораций, хватаю микрофон и поднимаюсь к свету.

Сердце выпрыгивает из груди, в глазах темнеет, но я, выпрямив спину, смело выхожу в самый центр сцены и тут же приковываю к себе пристальное внимание публики: всей школы, бывших учеников и приглашенных выпускниками гостей.

Как и предполагалось, мое появление вызывает гул и ропот – до меня долетают сальные шутки, ухмылки и похабные замечания, но я лишь крепче сжимаю микрофон и вслушиваюсь в первые такты вступления.

Разодетые в пух и прах Зоя и Марк снисходительно оглядывают мой наряд и демонстративно теряют всякий интерес, но я знаю, насколько сильно они жаждут моего очередного провала.

Бывшая подруга весь учебный год распускала сплетни о том, что я специально провоцировала Игоря, что Кит – ненормальный псих и действительно держал меня в каком-то лесу, заставив выложить в Сеть позорные кадры.

Она так и не поняла, что этот шаг стал моей главной победой. Победой, после которой мы с Китом, собрав палатку и вещи, взявшись за руки, шли через поле, чувствуя себя свободными.

Мы не знали, что нас ждет дальше, как не знаем и сейчас, но крылатый добрый великан далеко впереди набрал разгон, оторвался от земли и взмыл в облака.

Кит обнял меня и, помахав ему вслед, заорал, не жалея связок:

– Я хочу, чтобы этот гребаный мир наконец встал с головы на ноги. Я хочу, чтобы победила любовь! Я хочу, чтобы моя девушка пела, потому что у нее есть голос!

Мое сердце разрывалось от радости и боли. Кит ничего не просил для себя.

Закусив губу, я молча загадала лишь одно желание: самое дорогое, важное и заветное.

– Ты петь пришла? Может, лучше разденешься? – блеет кто-то из зала, и его реплика теряется во взрыве хохота и недовольном шипении учителей.

Посылаю остряку воздушный поцелуй, широко улыбаюсь, справляюсь с коротким куплетом и глубоко вдыхаю. Пока мы здесь, от этого не отмыться ни мне, ни Киту.

Но я верю, что он очень скоро заберет меня в небо и спрячет от всех проблем и бед в тайном месте, о котором будем знать только мы.

Потому что Кит успешно сдал единые государственные экзамены, свел тату и, заручившись поддержкой друзей отца, подал документы в Академию гражданской авиации.

И у него все получится, ведь именно такую судьбу я попросила у обратной стороны солнца для самого лучшего парня на свете.

Дверь распахивается, Кит, в капюшоне и с букетом белых роз, сражая присутствующих тяжелым взглядом, проходит в зал. Его сторонятся: отсаживаются подальше, испуганно косятся и шепчутся, но он занимает свободное место в десятом ряду и расслабленно откидывается на спинку стула.

А я… С трепетом смотрю в серые глаза, наполненные теплом, преданностью, упрямством и несгибаемой волей, и беру самую высокую ноту.