Надолго закрываюсь в ванной и до красных болезненных пятен натираю кожу мочалкой.

Все, что было нужно этому гребаному уроду, – увидеть смирение и убедиться, что он сломал меня.

Наверное, теперь будет проще. Тогда почему я так сильно себя ненавижу?

Я намерена извиниться и поподробнее расспросить Зою обо всем, что два года происходило за моей спиной в школе и во дворе. Неприятно, но удивительно: оказывается, даже серая масса – изгои и лузеры вроде меня, – сами того не ведая, могут являться частью, а то и центром каких-то неведомых процессов.

Игнорируя лифт, бегу вниз по бесчисленным гулким ступеням, толкаю локтем железную дверь, оказываюсь на улице… И едва не падаю.

У березы стоит Кит и не моргая смотрит на меня. Волосы скрыты под капюшоном толстовки, плечи напряжены, ухмылка предвещает неприятности и море новых неизведанных впечатлений.

Радость и ужас взвиваются в груди, в замешательстве я застываю.

– На пару слов… – Он шагает ко мне, и я пячусь до тех пор, пока лопатки не упираются в холодный металл двери. – Раз уж все всплыло… Скажи мне, что делать дальше. Просто скажи, что мне сделать?

Ненормальные горящие глаза в отчаянии шарят по моему лицу в поисках ответов, и я зажмуриваюсь.

Дрожу и умираю от приятного запаха и сводящего с ума тепла: сейчас я поверю в любой бред, слетевший с его языка, но… Оправданий не следует.

– Отвали, Кит. Пожалуйста. Прошу тебя! – шепчу и ожидаю, что он станет настаивать или орать, но он отшатывается, как от оплеухи, и освобождает путь.

Спотыкаюсь на ровном месте и ухожу. За мной никто не идет, и, свернув за угол, я разгоняюсь до бега.

Легкий ветер с реки треплет светлые волосы Зои и оборки на ее шифоновой полупрозрачной блузке – мы сидим на гранитной набережной и старательно подбираем тему для разговора. Подруга как всегда при полном параде и выглядит на все сто, и я чувствую себя бестелесной тенью, пустым местом, никем. Отворачиваюсь, разглядывая старые кеды, болтающиеся над темными мутными водами, но Зоины лакированные туфли перетягивают внимание на себя.

– Ты молодец, что послала его, Ян, – с жаром произносит она. Сегодня подруга явно в ударе: беспрестанно улыбается и шутит – совсем как раньше, до моего переезда. – И родители твои молодцы, вовремя проявили бдительность и отгородили тебя от него. Твой отчим, кстати, такой милый. Молодой, современный. И горячий. У меня аж мурашки, вот, смотри! – В доказательство она демонстрирует тонкую белую руку.

– Да, у меня тоже от него мурашки… – бубню я.

Зоя хохочет:

– Ты извини, что так вышло. Я не предполагала, что они так жестко с тобой поступят. Но, с другой стороны, меня предки за такого парня вообще убили бы. Как же мы давно с тобой не виделись, Ян… – Она тянется ко мне, заключает в снисходительные объятия и похлопывает по спине.

– Давно. – Не вытерпев, осторожно высвобождаюсь из захвата. – Да ладно, все в прошлом. Как там Марик? Вы помирились?

Зоя вздыхает, хлопает ресницами и, откинувшись на локти, подставляет потокам воздуха красивое лицо.

– Да, но… Для серьезных отношений он не подходит: незрелый, иногда слишком многого хочет. Но мы с ним… – Она чуть краснеет и гордо выпаливает: – Спим.

В ее улыбке проступает превосходство, но мне не хочется подробностей. Ее слова неприятно царапают душу. Я тоже чуть не переспала с Китом. Только он не пожелал продолжения.

– Нет, Ян. – Спохватившись, Зоя пускается в объяснения: – Сама знаешь, я не люблю громких слов, но с моей стороны это точно не было предательством. Я окончательно убедилась: вы не смогли бы с ним встречаться. Вообще без вариантов. Марик – не твой человек.

– Я давно это поняла, успокойся, – примирительно киваю и прерываю ее тупые оправдания. – А про Синицына поподробнее расскажешь?

Зоя выпрямляется, поправляет блузку, нахмурившись, смотрит на белый катер, рассекающий вдалеке зеркальную гладь.

– А нечего особо рассказывать. Он мне нравился, ты в курсе. Казался каким-то нереальным, оторванным от мира. С кучей проблем, но будто бы выше их. Его даже синяки не портили, хотя он вечно ходил разукрашенным. Я и заметила неладное только потому, что, в отличие от тебя, присматривалась к нему класса с седьмого. В девятом он начал бить ребят. Просто подстерегал за школой и забивал до потери сознания, а потом запугивал, и они говорили родителям, что сами напоролись на дверь. А еще он терся в зоне видимости, кидая на тебя какие-то… Одержимые взгляды. Точно. Одержимые. Это было довольно стремно. Может, он и вещи твои воровал, чтобы заниматься с ними грязными делами…

Я пялюсь на нее как на больную, и она закашливается.

– Но он слишком яркий, плюс его видео – он такой красивый на них… Он все равно был моим крашем. До тех пор, пока не закрыл ладонью рот и нос и не дождался моих конвульсий.

– Когда это было? – Мне невыносимо больно: губы немеют, а глаза щиплет. Смахиваю что-то со щеки и вижу на пальцах влажный след.

– Из-за Праги ты пропустила два дня после окончания каникул, ведь так? Все это время придурок не ходил в свою шарагу – метался по школе и сшибал плечами людей, идущих навстречу. Потом случился этот ужас со мной. И еще. Я несколько раз видела, как он садился с тобой в один троллейбус до центра… – Зоя чуть не плачет, но тут же ободряюще подталкивает меня локтем в бок. – Забудь как страшный сон, Ян. Твой отчим все знает и ни за что не позволит ему тебе навредить. Расслабься и радуйся жизни! Кстати, сюда скоро придут ребята.

Я поднимаю голову. Только ребят из компании Марика мне не хватало.

На набережной, несмотря на будний день, многолюдно – молодой отец с маленьким сыном запускают бумажного змея, и тот, трепеща лиловыми крыльями, взмывает до самого солнца, а малыш восторженно визжит, под полосатыми зонтиками летнего кафе почти не осталось свободных мест, желающие прокатиться на лодках и катамаранах примеряют оранжевые жилеты.

Яркая ассоциация будит воспоминания и провоцирует удушающий приступ ностальгии. Кит в жилете такого же цвета, облако ваты, наш полет и крики в унисон…

Создавая неимоверный шум, матерясь и кривляясь, из-за стены с высеченным на ней барельефом появляется группа парней в дорогих шмотках и черных очках – свора, недавно разгромившая мою квартиру. Марка я тоже узнаю издалека и тут же съеживаюсь. Этот выродок помогает Зое подняться с плит и, не удостоив меня вниманием, присасывается к ее губам. Он целует ее с языком, чавкает и лапает за задницу, а дружки, с интересом наблюдая за процессом, отпускают похабные шуточки.

Обхватываю колени и упираюсь в них подбородком.

Марик не уважает и не ценит Зою.

Я понимаю: Кит тот еще урод. Но он всегда защищал меня и помогал мне.

Из груди вырывается судорожный вздох.

Он был настоящей родственной душой, читал мои мысли, знал обо мне все…

Ну да. Понятно, почему он знал обо мне все.

Компания достает из пакетов пиво и входит в раж: улюлюкает, задирает случайных прохожих, выкрикивает пошлости в адрес девчонок, загорающих неподалеку в купальниках.

Мне скучно и одиноко, и правда в том, что никто из собравшихся не признал меня, не вспомнил и даже не попытался извиниться за учиненный погром.

Смотрю на белых чаек, парящих над водой, и мыслями улетаю далеко-далеко.

Мы с папой мечтали, что я стану великой певицей. С толпами поклонников, личным самолетом, персональным пилотом и домом с видом на море, где буду потягивать сок, лежа в шезлонге в тени пальм. Я смеялась и смущалась, а папа говорил, что нужно мечтать без всяких границ и рамок, и тогда желания исполнятся хотя бы частично, но всегда есть шанс сорвать джекпот.

И я принимаюсь за то, чем не занималась больше двух лет: воображаю себя прекрасной молодой женщиной, стоящей на сцене концертного зала в роскошном платье.