– Вашу мать… Заткните его кто-нибудь, ради бога… – рычу и накрываю ухо подушкой, но неведомая сила приподнимает ее и возвращает на место.
Взвиваюсь от испуга, распахиваю глаза… У кровати стоит мама.
– Яна, ну я поехала… Поезд через час.
Она мнется, словно хочет сказать что-то еще, но так и не решается. А я и не настаиваю. Она никогда не говорила, что любит меня, но я без слов знаю, что это так.
– Да, удачной поездки… – Натягиваю бодрую улыбку, хотя мутные предчувствия мешают дышать. – Кстати, чего Игорь так разорался?
– Покупатели отказались от сделки: нашли вариант получше. Не повезло нам, – поясняет мама. – Но он подыскивает других. Ладно, дочка. Я на тебя надеюсь. Пока!
Она чмокает меня в щеку и оставляет одну.
Душа все еще болит и трепещет от чего-то прекрасного, далекого и несбыточного, но я удовлетворенно вздыхаю: сделка сорвалась! Это папа помог! Это он услышал меня, не иначе!
И я ликую, потому что снова получила от него привет: такой же своевременный и нужный, как белая роза у порога или открытка с самолетом, когда-то найденная мною в учебнике в момент отчаяния.
Опускаюсь на подушку, прикрываю веки и погружаюсь в чистые и все еще острые эмоции волшебного сна. Я потеряла все, но не могу потерять последнюю память о папе. Интуиция кричит: допустить продажу квартиры нельзя. Даже если Игорь сулит роскошную жизнь в новомодном таунхаусе, там не будет ничего моего.
Мозг напряженно ищет варианты.
У Игоря обширная база клиентов и преданные подчиненные, которые роют рогом землю ради исполнения его поручений. Рано или поздно новый покупатель все же найдется…
Мама безоговорочно доверяет Игорю, но не верит мне. И мне нечем крыть: гребаный урод вынудил признать вину и извиниться. А сегодня он, возможно, снова заставит меня ползать на коленях под дулом карабина.
Комкаю одеяло, и тонкая ткань трещит под ногтями.
Черному слепому дулу все равно, на кого смотреть и кого доводить до скотского состояния, в кого вселять одуряющий ужас, чью волю душить. Оно и его хозяин превратили меня в мешок сломанных костей.
Теперь мне во весь лоб можно набить татуху Кита.
Damaged…
Светлый образ нормального Кита вспыхивает в памяти, но его красивая улыбка причиняет лишь тупую боль.
Он сказал, что набил тату по приколу, по просьбе какого-то фаната легендарного Джокера. Но… Так ли это?
Кит пережил тяжелое детство, но выбрался: не пошел ко дну, не стал подобием брата и отца. Никому не нужный мальчишка встал в полный рост, расправил плечи и дал обстоятельствам бой.
Так почему этого не могу сделать я?
Резко сажусь, и матрас подо мной разражается визгом пружин. Черт с ним, пусть Кит оказался придурком и, вероятно, просто складно мне врал, но его советы попали в кон. В мозгу, словно лампочка, загорается больная заманчивая идея.
Кит фиксировал все свои победы на камеру. Я ведь тоже могу записать на видео доказательства «папочкиной» гнили и предъявить их маме, и лучшего времени, чем сейчас, не найти!
Дождавшись, когда за «папочкой» щелкнет замок, я вскакиваю и прилипаю к окну – спустя пару минут он вразвалочку выруливает из подъезда, нахлобучивает на башку шлем, садится верхом на байк и, газанув, скрывается за поворотом.
Лезу в тайник, достаю телефон Кита и, выйдя из комнаты, подключаю его к заряднику, оставленному Игорем в розетке.
Азарт покалывает ладони. Если у меня получится, я избавлюсь от этого урода раз и навсегда. Если нет – мне придется несладко. Но терять уже нечего, а сон – я верю – был предзнаменованием удачи.
Ползаю по гостиной на четвереньках, в поисках точки для лучшего обзора заглядывая за кресла, диваны, шкафы и напольные вазы.
Гребаный урод не знает, что у меня есть телефон. Он всегда ведет себя по-свински, когда мамы нет дома, и я подловлю его. Мама мне поверит.
Как ни крути, самым подходящим местом для съемки оказывается полка с коллекцией фигурок, пластинок и прочей фанатской лабуды Игоря: она располагается прямо по центру, возле приставки и огромного телевизора, и все, что мне останется, – подойти к ней, незаметно выдвинуть телефон из-за стопки дисков и нажать на красный кружок.
Прорабатываю все возможные варианты: прячу телефон на полке, смотрю на часы, несколько раз успешно запускаю и прерываю запись, репетирую перед зеркалом самую невинную из улыбок и молюсь всем богам.
Бывают дни, когда Игорь меня не достает, но сегодня я впервые надеюсь, что вечером он разойдется по полной. Мне нужен компромат.
Даже ноющая, жгучая боль, причиненная Китом, отступает, притупляется и уползает в потайную раковину души: сейчас не время по нему сохнуть.
Однако, чем ближе момент возвращения Игоря, тем ощутимее меня трясет. Колбасит, знобит, мутит и колотит. А когда в замке поворачивается ключ, внутренности скручивает приступ тошноты.
В прихожей загорается свет, и квартира в считаные секунды заполняется тяжелым запахом перегара: эта вонь накрепко въелась в подкорку, ее ни с чем не спутать. Раздается грохот сваленных на пол духов и лаков, Игорь сдавленно матерится и с шумом избавляется от обуви.
У меня отказывают руки и ноги. Он снова в стельку пьян.
Превращаюсь в слух, вздрагиваю от каждого шороха, в глазах темнеет, зубы отбивают дробь. Я жалкая и ненавижу себя за трусость, но тело выведено из строя звериным, разъедающим все живое ужасом.
Игорь закрывается в ванной и сшибает флаконы и там, потом гремит посудой на кухне и зовет мою маму, а потом, припомнив, что она уехала, направляется к моей комнате. В дверь прилетает удар кулака, и меня парализует от страха.
– Ян, выходи, – бубнит он. – Пошли киношку посмотрим.
«Киношка…»
На первых порах он постоянно устраивал нам с мамой просмотры шедевров «не для средних умов» – в культурную программу входило последующее обсуждение режиссерского замысла и поворотов сюжета, и я чувствовала себя полной дурой. Кажется, он решил возродить традицию.
Слезаю с кровати и сжимаю непослушные пальцы в кулаки.
«Нельзя постоянно убегать и прятаться, Ян…» – подбадривает меня мой идеальный придуманный Кит из недавнего прошлого, и я снова встаю на проверенные грабли: я ему верю.
Застегиваю все пуговицы на клетчатой рубашке и осторожно выхожу в гостиную.
Развалившись в кресле, Игорь глушит из горла коньяк и кивает мне. К счастью, на нем майка и спортивные шорты, а не полотенце, в котором он имеет обыкновение рассекать по дому.
– Что будешь… те смотреть? – Прочищаю горло и робко топчусь рядом, не смея поднять взгляд.
«Папочка» остается доволен обхождением и заплетающимся языком называет номер эпизода «Звездных войн», где Энакин Скайуокер окончательно слетает с катушек и начинает всех убивать.
Это отличный шанс провернуть задуманное, я спешу к полке и роюсь в стопке дисков – мудак смотрит «ЗВ» исключительно на английском, но для нас с мамой великодушно включает субтитры.
Стараюсь не мешкать, выдвигаю спрятанный телефон Кита так, чтобы камера видела все, но «папочка» грузно встает с кресла.
– Дай-ка я сам. После того как ты мне коллекционную фигурку за пятьдесят косарей повредила, дорогу туда вообще забудь, а то отработать заставлю. Сядь! – И я подчиняюсь: сажусь на диван и едва не плачу от досады.
На протяжении часа он пьет и цитирует диалоги героев, и его окончательно развозит.
Скоро фильм остается включенным только для фона, а Игорь принимается выносить мне мозги разговорами о юности.
– Да не расстраивайся ты из-за него, мы на районе таким ушлепкам сразу зубы выбивали. Тебе нужен нормальный крепкий мужик, Ян! – Он отставляет пустую бутылку и прищуривается, пытаясь сфокусировать мутный взгляд на моей груди.
Рефлекторно проверяю пуговицы на рубашке, но не меняю наивного и восторженного выражения лица.
– Игорь, а почему ты решил, что Кит плохой человек? Как догадался?
– Никак. Просто мне тут не нужны посторонние. Вы пришли сюда на все готовое, от вас требуется полное подчинение и безоговорочная преданность. Твоя мать их худо-бедно демонстрировала, а вот ты… Никак не хочешь быть лояльной. Теперь и она задает слишком много вопросов. Достала, нахер. Знаешь, что я сделаю, если не перестанешь артачиться? – Игорь эффектно щелкает пальцами, и его несет: – Пропишу тебя с матерью в бомжатнике на окраине, разведусь с ней, а деньги за квартиру оставлю себе. Компенсирую моральный вред. А паспорт потом потеряю и восстановлю чистеньким. Поняла? А если вякнете, размажу в суде. Поняла?