— Ты, конечно, не расскажешь, как умудрилась обжечь её, стоя посреди улицы, — улыбнулся Ян. Ника покачала головой, а он продолжил: — И как это связано с тем, что я почувствовал, тоже...

— Не понимаю, о чем ты. Я не знаю, что ты почувствовал. Может быть, это просто игра воображения.

Судя по коварной улыбке, что появилась на его губах, ответ нисколько не расстроил Яна. И Нику немного беспокоило то, как он реагировал, потому что она совершенно не собиралась распалять его интерес.

— А если я предложу тебе сократить количество сеансов по нашему договору, ты расскажешь? — спросил он, окинув её оценивающим взглядом. — Обещаю сохранить всё в тайне...

Итак, он все же решил копать под Нику и её экзорцистские способности. Оставалось лишь надеяться, что его любопытство так же недолговечно, как и связи с девушками. Кстати, о девушках...

— Где остальные участницы? — поинтересовалась Ника.

— Прибудут к восьми.

— В нашем договоре нигде не указано, что я должна приезжать заранее и развлекать тебя беседой. Впредь сообщай, пожалуйста, точное время сеанса, — холодно произнесла она. — Я подожду внизу.

Растерянность, промелькнувшая на его лице, подняла в душе Ники волну мрачного удовлетворения. Отступив к двери, она вышла из кабинета.

***

Начавшаяся с такими осложнениями неделя закончилась не самым лучшим для Ники образом. В пятницу, возвращаясь из столовой, она стала невольной свидетельницей разговора, который выбил её из равновесия гораздо сильнее, чем конфликт с Яном.

Ника шла по коридору первого этажа, когда до неё долетел обрывок фразы, сказанный наигранно недовольным тоном.

«... у нас сейчас литра. Не хочу к Никанорычу.»

Удивленно моргнув, Ника цепким взглядом пробежалась по головам шагающих впереди учеников. Следующий урок она как раз должна было проводить у девятого класса, и… очевидно, Никанорычем назвали именно её.

Что ж, этого следовало ожидать. К тому, что у неё рано или поздно появится прозвище, Ника готовилась заранее. Дети в таких вопросах могут быть ужасно жестокими, и она знала об этом не понаслышке. Когда сама Ника училась в школе, то среди её учителей, например, была Тамара Черепаха (получила прозвище за огромные очки в толстой оправе и лоскутную шаль) и Педалий Андреевич (заслужил своим отвратительным характером).

Собственное же прозвище стало для неё сюрпризом. Ника была уверена, что ученики возьмутся за цвет волос, ведь в детстве все её клички так или иначе были связаны с рыжиной, которую она унаследовала от отца. Каким образом на свет появился «Никанорыч», она не могла себе даже представить.

Ника не собиралась прислушиваться к разговору дальше, но вторая собеседница внезапно заговорила слишком уж громко.

«О, нет... Наверно опять придумает какие-нибудь дурацкие задания. В прошлый раз пришлось сочинять стихи в стиле слова о полку Игореве.»

Охваченная странным волнением, Ника замедлила шаг. Во-первых, она никого не заставляла, а предложила попробовать. Даже плохие оценки не выставила тем, кто не стал сочинять. Во-вторых, почему это её задания — дурацкие? Ника подходила к их составлению со всей креативностью, стараясь хоть как-то разнообразить скучные тесты и бесконечные изложения. В каждый урок она вкладывала частичку себя, старалась подать материал так, чтобы это было интересно и полезно. Чтобы хоть часть того огромного массива знаний задерживалась в головах её подопечных.

Ника почувствовала, как обида острыми коготками царапнула по её чувствам. Раздражение, прозвучавшее в словах той ученицы, действительно задело её. Тем временем снова заговорил второй голос:

«Мама сказала, что пойдет жаловаться директору, если она будет и дальше над нами издеваться...»

Не в силах дальше слушать этот диалог, Ника свернула на первом же повороте и застыла возле лестницы, ведущей к спортзалу. У неё вдруг сами по себе начали дрожать руки, а в груди появилась давящая тяжесть. Конечно, ей не следовало принимать близко к сердцу жалобы пятнадцатилетнего подростка на учебный процесс, и уж тем более глупо было прятаться сейчас ото всех в тесном закутке за дверью. Но она просто не могла отмахнуться от слов, что с такой легкостью и пренебрежением были озвучены её же учениками.

Начало урока Ника встретила с чувством странной апатии. За то короткое время, что она успела проработать преподавателем, Ника всегда находила в себе силы откладывать в сторону личные переживания или плохое самочувствие. Ради занятий и учеников она готова была забывать о чем угодно, брать книги обожжёнными пальцами, душить негативные эмоции, чтобы случайно не выплеснуть их на кого-то из ребят. Но даже экзорцистские практики медитаций не помогли ей справиться с дурацкой обидой.

Ника перевела взгляд на распечатку конспекта, подготовленного специально для сегодняшнего урока, — на ней жизнерадостно пестрели строчки, выделенные разноцветными маркерами. Отложив бумаги на край, она пододвинула к себе учебник и поднялась из-за стола.

— Сегодня мы с вами начнем говорить о романтизме, как о литературном направлении конца восемнадцатого — начала девятнадцатого века...

Собственный голос показался Нике слабым и неестественно глухим. Она мысленно выругала себя за это и продолжила вести урок.

Дома Ника оказалась раньше обычного. До этого она очень часто задерживалась в школе, чтобы по горячим следам вносить коррективы в свои конспекты. Ника старалась подмечать детали, на которые её ученики реагировали живым интересом, чтобы уделить этим темам чуть больше времени. Но сегодняшний день стал исключением — она ушла, как только закончила заполнять электронный журнал.

Юлька, встретившая её в прихожей, сразу заметила неладное.

— Неудачный день? — спросила она, глядя на неё с беспокойством.

— Неделя, — поправила Ника.

Краткий пересказ подслушанного разговора дался ей нелегко. Как Ника не пыталась изобразить перед подругой стоическое равнодушие, раненные чувства все равно не удалось сдержать при себе. И Юлька, конечно, поспешила их успокоить.

— Подумаешь, двоим не понравились твои задания, — сказала она с оттенком праведного негодования в голосе. — Может, остальные двадцать с лишним человек наоборот с удовольствием делают уроки? — Ника бросила на нее скептический взгляд, а Юлька быстро добавила: — На сколько это вообще возможно...

— Может, они вообще хотели бы себе другого преподавателя. А получили неопытную специалистку после института и...

— Да много ли они понимают в четырнадцать лет! — фыркнула Юлька. — Если бы меня в школе спрашивали, каких преподавателей я хочу, то математику бы вел Эдвард Каллен, а литературу — Джастин Бибер.

Ника рассмеялась, представив себе эту картину.

— Эдвард Каллен физически бы не смог прийти на урок, его не существует...

— Тем лучше, — отозвалась Юлька. — Нет Эдварда — нет математики. Нет математики — нет проблем. Не смейся, я так и рассуждала в девятом классе.

Каким-то образом эти слова немного притушили ноющее чувство, засевшее в её груди. Бросив на подругу короткий и полный благодарности взгляд, Ника пробормотала:

— Спасибо.

— Не сдавайся так быстро. И не думай превращаться в нудную училку только из-за того, что двум лоботрясам было невыносимо сложно сочинить четверостишие.

— Я думала, это будет весело! — зачем-то взялась оправдываться Ника

— Это очень весело. Если бы Джастин Бибер отказался вести у меня литературу, следующей в списке была бы ты, Никанорыч.

Юлька тут же расхохоталась над собственной шуткой, а Ника закатила глаза и, изобразив строгое лицо, произнесла:

— За лесть — пятерка, но за исполнение — два.

Некоторое время подруга еще упражнялась в остроумии, заставляя Нику то и дело фыркать от пробирающего смеха, а затем они отправились ужинать.

Взглянув на часы, Ника с тревогой осознала, что до второго спиритического сеанса оставалось меньше трех часов. Ее ужасно тяготили эти дурацкие поездки в центр города, но еще больше мучала необходимость врать подруге. Аппетит как-то резко пропал, но Ника все равно заставила себя погреть тарелку супа.