— Запад патрулирует Рю.

— Но один вампир выпал и на наш с тобой дозор.

— И где же мы его встретили? — спросил Клайд с интонацией, призывающей Амари окунуться в события глубже.

— За площадью, — мрачно ответила она. — Они всегда появлялись там.

Клайд долго смотрел на Амари, пытаясь понять, солидарна ли она с ним в невысказанном подозрении.

— Нет, Клайд, — возразила Амари, — Рю не может быть предателем, он убил вампира у меня на глазах в ночь, когда мы впервые встретились. Почему он спас меня, если находится, по-твоему, на другой стороне?

— Очевидно, потому что с ним была я, — из-за высокого книжного шкафа показалась кудрявая голова Изабель. — Иначе мы обе стали бы свидетельницами бездействия Моретта. Рю удобно было поступить правильно, чтобы не вызывать вопросов. Кто вообще позволил вам прикасаться к моим бумагам?

— Сколько тебе известно? — с грозным напором обратился к ней Клайд.

— Теперь не больше вашего, — вздохнула Изабель. — Я подозревала Рю, пока собирала информацию, но прежде это были только мои подозрения.

В сказанном ею Амари услышала явное нежелание изобличать Рю. Вероятно, не выйди они на эту догадку сами, Изабель предпочла бы молчать и впредь.

— Ты должна была видеть, как он вскрывает печать, — глаза Амари недоверчиво сощурились в сторону девушки.

— Я ничего об этом не знаю, — уверенно ответила Изабель. — В ночь, когда Рю спас тебя, я присоединилась к нему в аккурат перед столкновением с вампиром.

— Ты искала Рю по ночному городу? Одна?

— Я была вооружена.

— Такой риск ради пары строк?

— Удивлена? — Изабель приподняла бровь и по-деловому скрестила руки на груди.

Нет, Амари совсем не была удивлена. Внушительная стопка бумаг подкрепляла примером то, как Изабель отдавала всю себя любви к писательскому труду. Амари общалась с ней впервые, но уже узнавала волевую, неукротимую натуру, что делало совершенно явственным следующий факт: как только в городе поползли разговоры о возвращении вампиров, Изабель, скорей, одушевилась интересом, нежели чувством самосохранения.

— И я бы с удовольствием сопроводила его снова, — увидев ответ на свой вопрос в лице Амари, продолжила говорить Изабель, — но Рю дал мне понять, что в дозоре я для него обуза.

— И, кажется, сделал это неспроста, — подхватил Клайд.

— Не вижу в этом умысла, — возразила ему Амари, — он переживает за Изабель.

Амари заметила, как по лицу девушки бегло скользнула смущенность.

— Рэндалл может что-то знать, — задумчиво произнес Клайд. — В один день я случайно застал их вместе, когда дядя в чем-то признавался Рю, и Рю это очень не понравилось. Не исключено, что они прикрывают друг друга.

— Если в дело замешан Рэн, значит, и Лирой, — Изабель схватила чистый лист бумаги и начала скоропалительно вносить заметки. — В Ночь греха и пламени их никто не видел.

— Нет, все не так, — тихо, едва слышно пробормотала Амари, каждое упоминание Ночи греха и пламени нестерпимо резало ее слух, — все это время, с первого дня, как я здесь, Рю пытался склонить Лироя нести дозор. Для чего, если ему куда выгоднее уменьшить потенциальное число свидетелей?

— Потому что… — начал Клайд и запнулся, сомневаясь, стоит ли раскрывать то, что Рю, очевидно, сказал ему лично, — потому что у Рю еще осталась совесть.

Изабель оторвалась от записей, чтобы саркастично окинуть Клайда.

— Какое исчерпывающее замечание.

— Он хотел быть уверен, что в клане останется достойный преемник, — сдался Клайд.

Амари переглянулась с Изабель, обе они посмотрели на смятенного пастора и одновременно нахмурили брови.

— Я понял, — прошептал Клайд, на его лице возникло осознание чего-то важного, — вот о каком преступлении пытался сообщить мне Рю…

Но в минуту его прозрения вторгся раздавшийся со стороны входа голос:

— Заговор и без меня? — прислонившись плечом к дверному проему, за их спинами стоял Лирой. Амари догадывалась, что его вампирский слух не пропустил ни слова их беседы.

— С голубиным пометом на лице тебе было лучше, — издевательски усмехнулась Изабель.

— Необязательно пытаться задеть меня, чтобы я пригласил тебя на свидание, милая, — он приблизился с грацией охотившейся пантеры и, уперев руки в стол по обе стороны от талии Изабель, заключил ее во власть своей напористости, — могла бы просто сказать, что я неотразим.

— Что ж, ты неотразим, Лирой Моретт, — ответила она ему с дерзостью, которая трактовалась как «такой мой ход, и что ты будешь теперь делать?»

— Наконец-то, — криво улыбнулся тот и, взяв за подбородок Изабель, склонился к девушке, вот-вот готовый слить свои губы с ее, — долго же ты сопротивлялась моему шарму.

Качая головой, Амари опустила глаза в бумаги, чтобы не смущать присутствующих возникшей в лице пасмурностью, но прочитать, увы, не смогла ни строчки.

— Амари.

В тщетном старании поймать убегавшие буквы, она не слышала голоса Клайда.

— Амари, — уже тверже повторил Клайд, призвав ее внимание, — соберись, ты нужна мне сейчас.

Она снова перевела взгляд на записи Изабель и растерянно прошептала:

— Я уже ничего не понимаю.

Клайд внезапно накрыл ее руку своей с такой нежностью и теплотой, с какой люди желали в первый раз испытать сладость любовного чувства, и ободряюще сжал кисть.

— Мне тоже не хотелось бы верить в вину Рю, но нам важно добиться правды как можно раньше.

— Ладно, умники, — Лирой резко оторвался от Изабель, отведя в сторону ее лицо пренебрежительным жестом, — тогда объясните, что вообще могло заставить Рю связаться с вампирами? Назовите хотя бы одну причину? Хоть одно уязвимое место Рю, которое могло толкнуть его на такую сделку?

Клайд все еще не убрал свою руку с руки Амари и наверняка почувствовал, как девушка дрогнула в приступе волнения. Он должен был ощущать кожей то, что она знала больше. Все переглянулись между собой и Амари промолвила:

— Рю болен.

Пару месяцев назад

Одной рукой схватившись за рану, другой прижимая к себе мушкет, Рю плелся по лесу шатающейся из стороны в сторону походкой, готовый упасть от нестерпимой боли. Он не помнил, когда потемнело небо над макушками сосен, как чернота ночи сплелась с землей и повела Рю в кромешный мрак.

Его била лихорадка. Обезумевший и ослепший от жара, он невольно представлял перед собой зубастую пасть волка, преследовавшую мысли, будто назойливое видение.

Рю собирался возвращаться с охоты на закате дня. То ли влияние усталости, то ли предвкушение скорого ужина возле уютного очага в обеденном зале усыпили его бдительность, но так или иначе что-то притупило внимание Рю. Едва он спохватился, что за кустарником клацнули волчьи зубы, как тело Рю прибило к земле большим весом. Из легких вылетел весь воздух: ни столько от силы удара, сколько от неожиданного нападения.

Мощные клыки вцепились в плечо Рю, пустив наружу кровавые брызги. Не ощущая боль так остро, как начал он ощущать ее несколько позднее, Рю вступил в схватку со зверем, по наитию всячески пытаясь отбить от себя волчью пасть. Уличив момент, Рю ловко перекатился по земле из-под натиска зверя и, выхватив свой охотничий мушкет, выстрелил в голову волка с приобретенной долгим опытом меткостью.

Но победный триумф не настиг его. Рю не издал даже облеченного вздоха. Он ощущал, как на него наваливались волны жара, сдавливая голову раскаленными тисками.

Он не отдавал себе отчета, куда следовал, боль от укуса лавой распространялась по телу, путала мысли. В бреду горячки, казалось, что по венам движется и извивается нечто живое и шустрое, имеющее цель существования. И это пугало, возможно, даже больше непрекращающегося потока крови.

На горизонте, что слился с землей, превратившись в один сгусток мрака, вдруг появились проблески серебряного света. Придерживаясь их, как путеводной звезды, единственного ориентира в непроглядной тьме, Рю выбрался на залитую лунным светом поляну. Море высокой, голубоватой травы и цветов простиралось под небом, чудившемся Рю черным полотном со всполохами белых искр. Здесь-то ноги и не смогли больше нести его. Опираясь о ствол дерева, он поколебал ночной тихий воздух тяжелым вздохом и сполз на землю.