— Пока люди боятся одних монстров, другие уже ходят среди них, — только один человек мог подобраться к Амари со спины, не издав ни единого шороха, — вампиры убивают из чувства голода, ради выживания, а люди?.. Сколько тебе пообещали за голову Годарда де Рокара?

Тихий баритон Лироя звучал с заметным самодовольством и даже некоторым наслаждением от того, что, по всей видимости, он знал тайну возлюбленной.

Амари замерла, ощущая, как острые клыки едва царапали ее шею, а горячее дыхание овевало кожу. Не успела она задать вопрос об осведомленности Лироя, как он сам принялся раскладывать все по порядку:

— Я прочел тебя сразу: поразительная ловкость и сила, твои навыки впечатляют; костюм из дорогих материалов, противоречащий истории бродяги. Позволь угадаю, история об уличном театре тебе была навеяна Рю. Как он сказал в день вашего знакомства: это тебе не цирк, девочка? Очень находчиво, Амари. Ты пересекла границу неслучайно, ты проникла сюда как шпион Балисарды, и здесь у тебя есть конкретная цель. Довольно крупная, раз отправили такого подготовленного человека. Одного я понять не мог — какая? Что за задача может стоять в этом проклятом городе? Но ты постоянно следила за горизонтом с башни, кого-то ждала. Кто же такой значимый в военное время мог посетить Иристэд? Не иначе важный представитель императора. Тебе заказали убить агента и, скорее всего, скомпрометировать. Это бы объяснило, почему ты ждала его именно в Иристэде, когда агент должен объехать весь Аклэртон, чтобы составить отчет о готовности и вооружении войск. Полагаю, заказчик придерживается легенды, что в этом отдаленном, но не самом захолустном крае располагается штаб политических заговорщиков против власти. И, должен признать, легенда довольно убедительна. Так сколько тебе пообещали?

Амари и прежде знала, что за саркастическими ужимками Лироя прятался незаурядный ум, но сейчас Моретт показал себя столь сообразительным, что не мог не вызвать у нее восхищения.

— Много, — Амари развернулась к Лирою, чтобы лицом к лицу расставить финальные точки в его рассказе. — Ты прав, только я не шпион. Я ассасин. Разница в том, что меня не волнует политика и, кто выиграет от моих действий, я просто делаю свою работу. У меня заказ на де Рокара. Убить агента и очернить ближайшее окружение императора: генерала, канцелярию, но главное — герцога Ларесского из Ларесса. В письме, запечатанном герцогским гербом, которое сейчас находится при мне, говорится о заговоре с врагами Аклэртона. Это письмо будет найдено на теле де Рокара, иные обнаруженные при агенте документы мне приказано изъять. Балисарде сейчас выгодно исключить из грядущей войны фигуру герцога — он сильный политик, стратег и владелец шпионской сети, его выход из игры ослабит империю. Возможно, не стерпев рядом с собой предателей, работавших на Балисарду, император объявит войну первым и станет агрессором, что развяжет руки другим королевствам; они займут сторону обороняющейся стороны.

— И ты готова обострить военный конфликт за мешок золотых? — Лирой презрительно сощурил глаза. — Скомпрометировать единственного, кто может сдержать кровопролитие? Готова стать свидетельницей затяжной войны, которая будет длиться благодаря тебе? Разве недостаточно боли мы пережили, потеряв Клайда? А теперь представь, как возрастет количество вдов, и сколько детей лишится отцов по одному взмаху твоего клинка.

Лирой положил ладонь на грудь, где под одеждой к телу прилегал крест, как бы ища поддержки у того, что осталось от Клайда, и призывая Амари, обраться к призрачному голосу пастора тоже.

Смерть брата заметно подкосила Лироя, и что-то перевернула в его голове.

Прежде Амари не думала о последствиях. Последствия разгребали ее покровители. Но прежде Амари не знала ужаса потери, ценности дружбы, искры сострадания и радости любви. Нельзя было отрицать очевидного: мир Амари изменился.

Став свидетельницей кровавой бойни в Ночь греха и пламени, и лично ощутив боль утраты, она не готова была стать причиной огромного горя, которое несло собой лицо войны.

Что-то колебалось, требовало остаться и исполнить предначертанное, но, пока внутри говорила обретенная человечность, Амари бросилась прочь из «Тромэри», закрывая за собой дверь в будущее, которым грозил ей Лирой.

Стремглав она неслась до самого дворца Мореттов. Беззастенчиво снарядив в конюшне хозяйскую лошадь, Амари подвела ее к воротам, готовая отправиться в путь, но настигший голос остановил намерение:

— И теперь ты просто сбежишь? — недоумевал подоспевший Лирой.

— Я не выполнила контракт, мне нужно убираться отсюда. Бежать от гнева своей гильдии.

— Останься, — с обреченным стоном выдохнул он.

— За мной придут, я не могу подвергать вас опасности.

— Тогда я отправлюсь с тобой.

— Ты нужен Рю, — начинала раздражаться Амари, — теперь, когда лекарства больше нет, он умирает. Не бросай его в одиночестве.

— Не оставляй меня! — почти взмолился Лирой.

Показавшиеся на его лице страдания, заставили Амари пойти на радикальные меры.

— Очнись уже! Нам не быть вместе, мы из враждующих государств.

— Тебя никогда не интересовала политика.

— Ты вампирское отродье! — вскричала девушка, доведенная до злобы настойчивостью Лироя.

— Раньше тебя это не тревожило!

— Ты правда рассчитывал, что я свяжу свою жизнь с монстром? — выпалила она, в гневном запале не подумав о том, что прибегать к подобным словам не следовало даже из желания вызвать к себе ненависть. — Я испытываю извращенное удовольствие от твоего уродства, но не более. Так что развлеклись и довольно.

Он смотрел на нее без негодования, голубые глаза не тронул отблеск разочарования. Лирой как будто был задет ее словами и в то же время ни на секунду не поверил Амари.

— Можешь сколько угодно убеждать в своем презрении, — серьезно заговорил он, как только смятение покинуло его лицо, — но невозможно отрицать, что тогда, в Ночь греха и пламени, ты любила меня.

Амари вскочила верхом на лошадь, не дав себе времени, задуматься над словами Лироя, и в следующий миг исчезла в облаке пыли.

Пути назад отрезаны. Она не вернется в Иристэд, не распахнет дверей дворца Мореттов. Не скажет Лирою о том, что не любила его в Ночь греха и пламени, и что сейчас, уносясь в бескрайнюю ночь, ее сердце принадлежало только ему одному.

Забудь печаль, обиды и страданья,

Мой милый друг, мой ангел во плоти.

Когда настанет новое свиданье,

Ты сможешь вновь душою расцвести.

Зачем терзаешь сердце так жестоко?

О, одиночество, прошу, отринь меня!

Или коснись рукой волны высокой,

Губи раба свирепостью огня!

Огненная стихия рвалась неудержимо и безостановочно. Неподконтрольная ни телу, ни рассудку магия отнимала связь с миром по мере того, как покидала Клайда вместе с жизненной энергией. Все затмил собой жар, мышцы горели от натуги. За болью и бившим изнутри пламенем Клайд едва ощущал прижавшуюся к нему Амари. Огонь не касался ни хозяина, ни девушки, которую пастор стремился защитить, как только почувствовал в груди давление губительной силы.

Но скольких он убил в пожаре, не избиравшем врагов и друзей. Сколько жизней унесла его злая магия, поглотившая лес непреоборимой волной…

Она истощила и выжгла Клайда. Казалось, от его человеческого существования осталась только оболочка, а на месте души — тлеющие угли. Клайд безжизненно рухнул на землю, утягивая Амари за собой.

Опустошенный и измученный недостатком сил, он бездумно смотрел на витающий в воздухе пепел и готовился к встрече с дьяволом в Аду. И встрече, в самом деле, суждено было сбыться. Однако не той, на которую надеялся Клайд.

Над ним вдруг навис человек в летах с изрезанным глубокими морщинами лицом. Клайд решил было, что тронулся умом: откуда здесь взяться живой душе? Но старец протянул ему руку, позволив притронуться, убедиться в реальности своего существования.