В глазах Клайда возникло нечто, сродни щемящему чувству жалости. Он собирался ответить, но заметил кого-то за спиной Амари и выпрямился в суровом молчании.

Уверенным победным шагом к ним направлялась группа гвардейцев во главе с Рэндаллом, ведя в железных наручниках плененного Лироя. Сердце Амари предательски вздрогнуло в груди. Приблизившись, Рэндалл грубо пихнул Лироя в спину, заставив его ноги подогнуться в коленях.

Лирой безвольно упал перед Амари и даже не пытался исправить свое положение.

— Что делать с ним? — пренебрежительно спросил гвардеец.

— Не убивайте, — в тревожном порыве Клайд отреагировал раньше Амари, — есть участь хуже смерти, — уже спокойнее добавил он.

При виде поверженного Лироя в голове девушки зазвучали слова Оберона. Вампир мог нанести Амари серьезную травму, укусить, обратив в проклятое отродье, но совершил самую пакостную вещь — поселил в ней свой голос, отныне ставший бессмертным.

«Ты будешь жить, пожираемая ненавистью к возлюбленному предателю», — Амари заскрежетала зубами в бессильном гневе на неспособность избавиться от чувства, принуждавшее рассудок молчать. Измена и причинение людям огромного горя никак не могло выровнять вторую чашу весов, на которой располагалось любящее сердце.

Тем временем Лирой поднял на нее взгляд, не оттененный раскаяньем, но серьезный и даже какой-то глубоко мыслящий. Кому как не Амари знать, что Лирой мог сбежать у нее из-под носа прямо сейчас, однако он все еще стоял перед ней на коленях совершенно недвижимо.

— Жизнь даст тебе случаи искупить свою вину, — холодно бросила ему Амари, удаляясь прочь.

Клайд не желал брату ни смерти, ни чего похуже, хоть брат определенно заслуживал наказания. Вид побежденного Лироя пробудил в сердце пастора жалость неожиданно, поскольку прежде Клайд порицал вероломность, как порицал когда-то Рю. Но не травя больше душу проявленным милосердием, пастор Моретт быстро распорядился, чтобы Лироя доставили в крепость О́криддейл под пристальный надзор.

За долгие годы существования Иристэда в городе возникло несколько тюрем; в основном они представляли собой тесные узилища для сдерживания излишне буйных выпивох и мелких воров, кои были не редким явлением в этом крае. Но вырубленная в скале крепость Окриддейл являлась тюрьмой самой что ни на есть настоящей, леденящей сердце ужасом одним своим наименованием.

Разумеется, Лирой уже был с ней знаком.

Возможно, Клайду даже стало бы легче, если бы брат смог сбежать и сам решить свою дальнейшую судьбу, хотя рассчитывать на подобное было бы опрометчиво и довольно эгоистично.

Пребывая в невеселых мыслях, Клайд собирался вернуться к тушению пожара, однако заметил в шагах тридцати от себя фигуру, завернутую в неприметный серый балахон, и замер на месте. Сердце похолодело, когда взгляд столкнулся с лицом старца, — видеть Эймери, облаченного не в яркие шелка, оказалось непривычно. Клайд ощутил угрозу от прибывшего мага, невзирая на то, что к казни готовил себя загодя и считал ее справедливой.

Хромая, Клайд шел, опираясь на палку, и боль в бедре, сопровождавшая каждый его шаг, напоминала о скором облегчении. Эймери глядел на бывшего протеже сухо и неподвижно, словно прежде не знал с ним знакомства. Клайд предстал в некотором волнении от снедавшей его неизвестности: позволит ли старец ему объясниться или каждый следующий миг мог оказаться конечным?

— Ты знал о последствиях, — низко промолвил Эймери, сгущая тучу на душе Клайда.

— Да. И нисколько не жалею о содеянном.

— Совет вынес приговор.

— Понимаю, — кивнул Клайд, внешне сохраняя непоколебимое спокойствие.

Эймери замолк. В рыжем сиянии пламени лицо старца выглядело устрашающе, либо таковым его видел Клайд в ожидании кары.

— Но кое-кто воспользовался правом вето.

Услышанное поразило Клайда до секундного умопомрачения. Он совершенно ничего не слышал и не замечал вокруг себя, пытаясь осмыслить слова старца, произнесенные с такой обыденностью, будто подобные исключения имели место быть на постоянной основе.

— Эймери… — Клайд не мог вернуть дар речи в изумлении, — благодарю…

— Не я, Клайд, — строго отрезал тот.

Перед мысленным взором возник образ отца и его неприветливый взгляд серых глаз, не смягчившийся ни на минуту во время судьбоносного возражения.

— Теперь вы в расчете, — подвел черту Эймери. — Он сохранил тебе жизнь, но лишь раз. Цени этот дар.

Клайд будто помутился рассудком, он не был уверен, что все происходило взаправду. А когда не обнаружил рядом с собой старца, еще больше засомневался в умственном здравии.

Но все случилось именно так, как он увидел и услышал, без фантазии.

Лирой не раскаивался. Хотя чего, если не раскаянья, больше всего ждешь от преступника, запертого наедине со своими мыслями? Лирой не был обременен муками совести, но и заключению не сопротивлялся. Он сидел стесненный цепями, никогда прежде не представлявшими для него препятствия, и безропотно проживал один долгий день за другим. Чтобы признать вину, ему недоставало осознания, а все, что он пока осознавал, — только свое поражение.

Овевающий кожу холод и мрак камеры одолевали и душу Лироя. Пахло мелкой каменной пылью и плесенью. Изредка монотонные тюремные будни разбавляли подслушанные через дверное окошко разговоры стражей. Так удалось узнать о не сходившей в городе волне восторгов, вызванной огненосным Клайдом-спасителем, и о том, что войска Аклэртона высадились на территории Балисарды, и долго сдерживаемая война начала набирать обороты, захлестнув берега королевства кровью.

В один из таких дней, когда слух Лироя был особенно навострен, он услышал раздающийся по коридору неровный шаг, и вскоре в дверном окошке, обнесенном железными прутьями, возникло лицо Клайда. Оттого Лирою показался шаг таким странным: брат ходил тяжело, опираясь на трость.

Некоторое время Клайд молчал, похоже, не зная, с чего начать разговор, и после раздумий негромко промолвил:

— Надеюсь, ты уже понимаешь, что совершил.

Лирой отвел в сторону взгляд. Он ощущал напряжение и даже если бы каждый день своего заточения размышлял лишь о нравственности, не признался бы Клайду об этом, не дал бы повода думать о себе хорошо.

— Как Амари? — осведомился в ответ Лирой, не проявляя признаков интереса. Хотя глупо было лгать себе, что судьба девушки не беспокоила его больше собственной.

— Увы, не ищет с тобой встречи.

Разумеется. Лирой давно уяснил: Амари не из тех дам, что слепо следуют зову своих чувств, но, признаться, куда приятнее ему было бы сейчас видеть обратное — чтобы девушка, определенно сохранившая к нему еще частицу тепла, явилась сама.

— А Рю?

Клайд затих. Не успел он озвучить ответ, как Лирой сделал это вместо него:

— Не говори. Неверное, рад, что я на своем месте.

Услышанные из своих уст слова даже не пробудили внутри гнева. «Да, — смиренно повторил Лирой в мыслях, — все на своем месте».

— Ты можешь исповедаться мне. Я стою перед тобой не только как служитель бога, но и как твой брат.

Лирой отрицательно покачал головой. Не было в нем той искры света, которая разверзла бы тьму его сердца, в которую страшно заглянуть, и дала бы шанс открыть душу Клайду. Даже несмотря на то, что пастор Моретт все еще был способен называть Лироя своим братом.

— Я пока не готов.

— Хорошо, — не стал настаивать Клайд, — мы всегда сможем вернуться к этому разговору позже.

В какой-то момент Лирой потерял счет пустым дням и утратил всякое представление о продолжительности своего заключения. Все, что ему оставалось, — внимательно слушать, и однажды слух уловил новые голоса. Из разговора он понял, что в Окриддей с непредвиденным визитом прибыл агент императора по поручению из Атроса, и теперь в беседе со своим помощником скрашивал ожидание начальника крепости.

— … а вы слышали, что люди говорят? Здесь началась и окончилась битва с вампирами.