— Вампирами? Неужели? — с язвительной насмешкой в голосе переспросил агент.

— На юге восстанавливают ворота заставы.

Агент захохотал низким смехом:

— И ты веришь? Не хватало еще забивать голову вампирами в такие-то времена. — Далее он продолжил, несколько успокоившись: — Я виделся с местным пастором, о нем не сказал только ленивый. Любопытная фигура, его здесь приравнивают к богу, представляешь? «Клайд-огненосец» — внушает уважение, согласись? Поэтому, наслушавшись историй, я готовил себя к встрече с коварным стариком, который знает, как добиться преданности своей мнимой величиной, и поработить людей подлым целям, прибегая к силе религии. Но на деле пастором оказался вполне приятный молодой человек, он даже подошел бы нам, не будь калекой… О чем это я? Верно, он растолковал мне, что в городе всего-навсего произошел пожар, и огонь крепко засел в умах местных. Ты видел здешние виноградники? Тут вино на завтрак, обед и ужин подают, еще и не таких вампиров с огненосцами увидишь. Грешный город…

Удивительно, как Атрос предпочитал оставаться слепым к проблемам, не касавшимся войны с Балисардой. Проще поверить в пожар, чем признать существование еще одного врага под самым носом.

— Добрый день, господа, — раздался резкий голос начальника Окриддейла.

— Добрый, — ответил агент и перешел сразу к делу, — у меня приказ императора набрать всех пригодных для армии в пехотный полк.

Воцарилось безмолвие, в котором Лирой представил, как начальник тюрьмы хмуро изучает предоставленный ему документ.

— У нас тут только непригодные пьянчуги, но кого-нибудь подыщем, — задумчиво проговорил он. — Следуйте за мной.

По коридору зазвучало эхо приближающихся шагов. Отчетливый стук по каменному звонкому полу достиг громкости и замер возле камеры Лироя.

— Взгляните первым делом на этот экземпляр.

К окошку двери прислонилось лицо.

— А что с ним?

— Он вампир.

— Ну раз он вампир, почему еще жив? — усмехнулся агент, разглядывая притулившегося к стене Лироя, как дивную зверюшку.

— Приказ держать живым.

Лирой улыбнулся и скрестил руки на груди. Возымев в Иристэде высокое влияние, Клайд все еще умудрялся спасать брата от суда.

— И чем вы его кормите?

— Крысами. Иногда он точит сухой хлеб. Но мои люди нервничают, вдруг этот запросит больше, так и с цепей сорвется.

— А если он запросит больше на войне? — с нескрываемой иронией поддерживал диалог агент.

— Тогда-то и убьете его. У нас таких полномочий все равно нет.

— Эй, кровосос, — прикрикнул агент, — оружие держать умеешь?

— Спрашиваете, — ухмыльнулся Лирой.

— Этот точно умеет, — подтвердил начальник крепости.

— В таком случае, добро пожаловать в армию Аклэртона. И не вздумай чего-нибудь выкинуть, вампир, — лицо в окошке сморщилось неприятной улыбкой.

Вопреки тому, что Лирою выпала незавидная доля выступить во всеоружии на войну с Балисардой, он находил такое стечение обстоятельств забавным. Он словно возвратился в дни, когда был безрассудным авантюристом и искателем приключений, жаждущим острых ощущений. Не страшащимся смерти.

Когда он был свободен.

Вновь облачившись в сутану, пастор Моретт занялся тем, в чем более всего нуждался Иристэд, миновав один темный час и приближаясь к другому, — укреплял народ проповедью. Высоким положением Клайд добился трепетного внимания к своим речам, коего прежде не знал, однако и злоупотреблять новым статусом пастор не рассчитывал и единственное, что вынуждало его проявить себя излишне требовательным и строгим, — это суд над Лироем.

Клайд оттягивал вынесение приговора, будучи не в силах смириться с потерей еще одного брата, и искренне уповал на разумность Лироя, на пробуждение в нем совести. Порой, Клайд посещал Окриддейл, чтобы предложить Лирою исповедаться и наставить его на путь исправления; получал отказ и возвращался снова до тех пор, пока страж тюрьмы не сообщил ему:

— Господин Моретт, вампира увезли.

Клайд побледнел. Он был потрясен и напуган неожиданной новостью.

— Кто дал распоряжение?

— Император. Был приказ собрать по городу всех годных для военной службы.

Клайд недоуменно свел брови и потер переносицу, пытаясь оправиться от услышанного.

— Где агент императора, черт возьми? — бессильно выдохнул он в угасшей надежде, что мог еще на что-то повлиять.

— Уехал утром.

Уготованная Лирою судьба совсем не радовала Клайда, но он допускал, что пролитая во имя искупления кровь — не худшая участь. Жизнь действительно предоставила брату случай загладить все ужасные поступки и очистить совесть. Вероятно, это не должно быть поводом печали, хоть ничего другого Клайд и не испытывал в страхе, сковавшем его сердце.

Весь путь до дома он подбирал слова, чтобы сообщить известие Амари. Сколько бы убедительно девушка не изображала к Лирою безразличие, Клайд знал, что любовь не исчезает бесследно, и шел в твердой уверенности рассказать Амари правду.

Но у поместья Мореттов его поджидала новая неприятность.

Пересекая двор, Клайд все отчетливей различал у подножья парадной лестницы тело человека в крови и по мере приближения все больше приходил в растерянность. Труп убитой женщины лежал с размозженным черепом и колотыми ранами, — лишь по костюму, подобному одежде Амари, Клайд догадался о причастности жертвы к гильдии ассасинов и смог мысленно реконструировать события.

В тот день ассасины нашли Амари и обратили девушку в бегство. Ее Клайд не застал дома.

К слову, как и Рэндалла, накануне угодившего в армию добровольцем.

После того, как император узнал о предательстве, герцог Ларесский, которому некогда маячило присуждение звания маршала, был отправлен в тюрьму Атроса, где дожидался суда. Однако император не торопился ни казнить его, не смилостивиться, поэтому было принято решение отложить суд. И только когда флот Балисарды одержал победу, и десять тысяч вражеских солдат высадились на южных берегах Аклэртона, военный совет императора не на шутку заволновался, а по дворцу поползли разговоры о заключенном герцоге. Некоторые из приближенных императора были возмущены содержанием предателя, в то время как другие лелеяли надежду, что герцог не виновен и сможет проложить лучший путь на карте военных событий. Оказавшись на стороне последних, император одобрил идею в тайне от законосовещательного собрания прибегнуть к помощи плененного герцога, и в случае подозрений на измену — немедленно казнить.

Положение изменилось в лучшую сторону. Аклэртон вновь перенял инициативу в войне, согнал со своих берегов неприятеля, перешел в ожесточенное наступление и смог с громким успехом подавить атаку союзных королевств Балисарды. Герцог Ларесский был помилован.

Далее в следствии одних решений, сменяющих другие, был взят под контроль Блэкпорт. Это случилось в окончании первого года противостояния Аклэртона и Балисарды, и когда гильдия ассасинов прекратила свое существование в прежнем виде (надеяться на ее полное исчезновение было бы, конечно, наивно), Амари наконец-таки стала свободной.

При массе недостатков и достоинств, она обладала умением разбираться в лекарствах столь хорошо, как и в ядах, и, присоединившись к сестрам милосердия, одинаково грамотно выполняла две вещи: оказывала медицинский уход за ранеными солдатами и способствовала безболезненному уходу в иной мир тем, к кому смерть приближалась нерасторопно, мучительно и неотвратимо.

В это время Рэндалл Моретт, сохранивший имя, данное ему своим прообразом, служил в одном полку с Лироем, исполняя свое обещание Рю. Испытания войны скоро сблизили Рэна с Лироем вновь до крепкой дружбы, и, бросаясь в бой на врага, они оба готовы были прикрыть друг другу спину.

Вместе шли умирать. Вместе смеялись, пережив одну кровавую бойню за предыдущей. Вместе делили сигары и вспоминали былое.

Лирой возвращался в себя. Заново обретал ориентиры и смыслы. Определял ценность жизни и грезил пройти войну, чтобы получить шанс начать все сначала. Собирая себя по кускам, Лирой часто обращался к кресту Клайда, — мысль о сочувствии и любви брата была самой сильной поддержкой в тяжелую минуту отчаянья.