Тут я ошибся, посчитав её слабой. Она могла постоять за себя, и я уверен, что ничего плохого не произошло бы и без меня.

Она ведь никому, даже им, не показывала свою родовую способность – управление холодом. Это был её козырь.

Даже без меча, запертая в наручниках, она могла бы заставить Артёма застыть на месте. И когда я пришёл бы сюда, меня бы встретила его голая ледяная статуя.

Что ж, я чуть не совершил ошибку, недооценив её.

Вообще, конечно, я испугался. Трудно признаться, но в тот момент мне показалось, что на мою «девушку» посягнули.

Пусть мы и не встречаемся официально, но её глаза... Даже сейчас они смотрели прямо, уверенно. Я чувствовал её тонкий аромат, и, боже, как же мне хотелось её обнять.

Кто бы знал...

Сложно объяснить это притяжение. Не знаю, что его вызывает. То ли потому, что меня недавно бросили, и я ищу, чем заполнить пустоту.

То ли потому, что сама Дая обладает чем-то особенным. Не просто внешней привлекательностью, а именно тем, что в её характере есть что-то притягательное.

Почему? Не могу сказать.

Внутри росла гордость: моя девочка – настоящий боец.

– А ты молодец, – сказал я, хотя хотелось добавить что-то вроде: «Ты крутая, ты суперская».

Но быть слишком подлизой тоже не хотелось. Да и нужно было уделить внимание ситуации, иначе это могло обернуться против меня.

Трудно уловить момент, когда всё поменялось.

Вот передо мной сидела девушка, которая утверждала, что сильная, демонстрируя свою способность управлять холодом.

И вот – уже в следующее мгновение передо мной совсем другая: слёзы текли по её щекам и капали падали на кровать, глаза красные от плача.

Казалось, она просто перенервничала и расплакалась. Да, девчонка... что с неё взять. Я и сам чуть не разрыдался, когда убегал от тех чёртовых Годзилл.

И стало ясно: эта близость, эти эмоции – они были взаимными.

Я ощутил какое-то странное чувство радости, но оно длилось лишь первые секунды. Пока она не бросилась мне на шею, крепко обхватив меня и буквально вцепившись.

В этот момент радость куда-то исчезла. Мне было хорошо?

Да ни черта подобного. Её объятия ощущались как адская боль.

Казалось, будто кожа горит и становится красной. И всё же я понял, что не могу её оттолкнуть. Это было бы не просто грубо – это дало бы ей понять, что я могу позволить себе подобное.

Поэтому крепко прижал её к себе в ответ и тихо прошептал на ухо:

– Не переживай. Ты же со мной. Теперь тебе ничего не угрожает.

Сам не верил своим словам. По-честному, я даже себе не мог бы этого гарантировать. А тут даю такое обещание, будто готов умереть за неё, если потребуется.

– Ты умница. Когда всё закончится…

Я не знал, как сказать ей об этом, но старался подобрать слова.

– Как насчёт переехать ко мне?

– Куда?

– Пока в дом родителей. А потом…

Я осёкся на полуслове.

Мне было нелегко приглашать её туда. Ну… у меня пока нет своего поместья. Но я планирую его купить…

Тем более забывал, что это тяжёлое обещание – особенно для того, кто не уверен, сможет ли покинуть эти испытания.

Но я верю, что даже при всём при этом. Так будет лучше. Пусть она пойдёт ко мне дом, скажет, что от меня.

Там дадут ей защиту. В этом уверен.

– Хорошо, я убегу из дома, – сказала она, улыбаясь. – Приеду к тебе.

Вот что она ответила.

СТОП. Убежать?! Но я не это имел ввиду.

Я мягко отстранился от холодной девушки. Как говорится, «хорошего понемногу».

Её объятия убивали меня. Хотелось бы воспользоваться Крыльями Авриэля, но я понял, что это было бы лишним.

Боль была терпима. Как обниматься со статуей, сделанной изо льда: неприятно, но терпимо. Проблема была в другом – в Айгуль.

Она сидела на диване возле стола, молча наблюдая за нами своими выразительными глазами.

Стройная фигура в зелёном платье ведьмы, чёрные волосы, спускающиеся на плечи. Сейчас эта привлекательная девушка вызывала во мне только отвращение.

Когда наши глаза встретились, она едва заметно вздрогнула и сжала кулак, надеясь, что я этого не замечу. Но от меня ничего не укроется.

Наконец, она не выдержала долгого молчания и спросила:

– Что смотришь?

Не сразу ответил. Пытался собрать мысли. Я не привык быстро думать, особенно когда в голове только мысли о холоде и как хорошо просто сидеть. Но тишина затянулась, и Айгуль больше не могла сдерживаться.

Слова сами полились из неё:

– Я... я не хотела... чтобы так вышло... Мы с ним договорились вести себя нормально. Оставалось всего два дня. Но Артём вдруг сошёл с ума. Я бы его не остановила. Он начал угрожать, кто-то точно пострадал бы...

Её голос становился всё более отчаянным.

– Я не могла позволить Даи пострадать, не могла допустить её смерти. Кто знал, что у него вообще на уме? Поэтому лучше было не сопротивляться в такой ситуации... А потом всё уладить... Ведь так?

С каждым её словом ситуация прояснялась, но мне было непонятно, зачем она это всё говорит мне. Я не судья, я не вершу правосудия.

– Знаю, что поступила неправильно, – продолжила она, – но это было лучшее из всех возможных решений...

Её голос дрожал, глаза испуганно бегали по комнате, избегая прямого контакта со мной. Я выдохнул, пытаясь успокоиться. Нужно было что-то решать, но в голове по-прежнему царила каша.

Я встал и подошёл к окну. Стекла не было – оно разбилось, когда через него вылетело тело. Я не стал смотреть вниз, не желая портить себе настроение.

Зато вверх... Там был глаз. Он смотрел прямо сюда. Видимо, из всех мест именно эта комната представляла для него интерес.

Что за больной сукин сын...

Тучи сгустились, и пошёл дождь, как назло, с самого утра. На душе было паршиво. Как бы я ни старался отвлечься, в мыслях всё ещё крутился Артём.

Нет, не чувствовал сожаления и не могу сказать, что его смерть изменила меня изнутри. Это сложно объяснить.

Я повернулся к Айгуль и сделал шаг в её сторону. Просто хотел отойти от окна, чтобы дождь не намочил одежду.

Но она отреагировала странно – как будто испугалась, что станет следующей на «полёт». Инстинктивно она отодвинулась, почти вжалась в диван, словно пытаясь спрятаться. Почти легла на него.

Я подумал: И что она делает? Это какая-то защитная позиция – развалиться на диване? Впервые слышу.

Но по сути меня интересовал другой вопрос:

– Разве ты не из рода Юмагуловых? Почему ты ведёшь себя так?

Я вкладывал в свои слова следующее: сейчас в ней не было ни единой черты благородного аристократа.

Её прямая осанка стала сгорбленной. Уверенность и грациозность, которые прежде были ей присущи, исчезли, словно она была сломлена.

Казалось, что у неё нет больше чувства долга и чести.

С детства меня учили строгим моральным принципам и кодексу чести. В Российской Империи это ценилось.

Аристократу предписывалось быть благородным, и учениям о доблести уделялось много времени. Но Айгуль сейчас не сдерживала эмоции, будто потеряла контроль над собой и сходила с ума.

Будто испытание ломало её день за днём.

Или, возможно, на неё так повлияла смерть деда?

Поэтому я не просто задал вопрос, но и грубо добавил:

– Соберись! Ты позоришь свою семью!

Это, действительно, подействовало. Хотя её никто не бил, мои слова были как пощёчина – быстрая, хлёсткая и крайне болезненная.

Она сидела, дрожа, готовая разрыдаться в любой момент.

– Ты... ты такой же, как он… – её голос задрожал, и начали срываться обвинения. – Ты убийца… Хладнокровный… Жестокий…

Она произносила каждое слово, которое ассоциировалось с убийцей. Это было неприятно.

Не скажу, что она была не права. Я понимал, что мой поступок напугал её ещё сильнее, чем прямые угрозы Артёма.

Наконец, Дая, наблюдавшая за всем этим, вмешалась. Она поднялась с кровати и подошла к своей одежде.