Герда промолчала. У нее там вообще было очень тихо. Уснула так быстро? И так славно, что и шевелиться не хочется? Но ей же должно быть неудобно в одежде. Шнуровка на платье, нижние юбки…

Ой…

Я ткнулся лицом в песок. Краснею легко, а сейчас точно сияю в ночи поярче рубинового кристалла.

– Добрых снов, – донеслось из глубины грота почему-то шепотом.

– Ага… И тебе… Добрых снов… До утра. Утром увидимся.

Проклятый песок царапал губы и набивался в рот. Тьфу, любовный напиток!

Я все-таки покатился кубарем, но не вглубь грота, а прочь из него. Если осторожно подойти к водопаду, можно и прополоскать рот, и умыться, и остудить горячую голову. Тогда, может быть, даже удастся уснуть. А утром… Утром видно будет.

«Стой, человек».

Я уже привык к безмолвной речи Драконов, но прежде всегда видел собеседника. Сейчас же, казалось, со мной говорит сама долина.

Колени уперлись в невидимый гребенчатый барьер.

«Остановись».

Встав на месте, я беспокойно заозирался.

Луна почему-то застряла между скал, да к тому же была перечеркнута вертикальной черной полосой. Не успел я этому удивиться, как рядом возникло еще одно такое же ночное светило. Дракон повернул голову.

Магт, Изначальный. Повелевающий временем, покровитель властителей и хронистов. Все Драконы имеют цвет, но этот прозрачен, словно горный хрусталь или лед.

Прежде, размышляя о Драконах, я всегда думал: как такое возможно? Видны ли кровь и внутренности, кости?

Нет. Сквозь тело Магта, как через хорошо вымытые стекла, видны были песок, скалы, всяческая мелкая растительность на них. Только проступали вдруг на мгновение, словно обведенные морозным узором, очертания головы, лап, хвоста. Да сияли холодным золотом глаза с узкими вертикальными зрачками. Совсем такие же, как у шедшего за мной в горах барса.

Дракон был огромен. Несмотря на то, что он сидел или лежал, голова его находилась куда выше, чем у меня, стоящего.

А я чуть было не оттоптал ему хвост.

Желтые глаза исчезли. Магт то ли смежил веки, то ли отвернулся и снова стал смотреть на скалу. Был там, я днем заметил, участок гладкого камня, где оседала водяная пыль. Мелкие капли постепенно сливались в одну большую, потом она срывалась вниз. Случалось это не часто, но, похоже, Изначальному нравилось это зрелище, и он был готов подождать.

Мне вдруг стало его жалко. Подумать трудно: простой человеческий мальчишка семнадцати годов от роду, хронист, которому полжизни талдычат, что до старости он, скорее всего, не доживет, и смеет жалеть Дракона, божество этого мира, у которого во владении вечность.

Но так ли уж приятно жить невыразимо долго? Знать заранее, что потеряешь тех, кто тебе дорог или интересен. Останутся только такие же, как ты: вечные, холодные, неизменные. Не испытывать, не узнавать ничего нового, потому что все уже было. Каково это, когда жизнь подобна отражениям в череде зеркал и можно позволить себе часами смотреть на водяную каплю и ждать, пока она сорвется вниз?

А как же Баккен? Если правда, что каждый Дракон наследует всю память своих сородичей, то лиловому вовсе не светит ничего нового. Скучно жить на свете, когда у тебя есть только чужие воспоминания. Потому-то молодой Дракон, не пожалев ни времени, ни сил, и свернул с пути, чтобы своими глазами увидеть то, что осталось от первых жителей земли Фимбульветер.

Потому расспрашивал меня так дотошно, не стесняясь влезать в мысли, пытаясь узнать что-то о людях.

Потому и радуется он утраченному и вновь обретенному небу так сильно.

А еще я подумал: что же теперь, когда Драконы удалились в недоступную для смертных обитель, будет с людьми? Насколько еще хватит нам веры в Девятерых? В милосердие Леге и суровое заступничество Дода? Убежденности, что поклонение тароватому Ханделлу приносит удачу в делах, а Черный Троппер помогает доблестным воинам? Сколько супружеских пар будут клясться в верности друг другу перед алтарем Хустри и радоваться детям, ниспосланным Берне?

Но ведь и раньше Драконы обитали в катакомбах под Гехтом, не поднимаясь на поверхность и не желая участвовать в жизни людей, а веровали в них и поклонялись по всей земле Фимбульветер.

Как давно люди клянутся именем Девятерых? На самом деле надеются на их милосердие, помощь и заступничество или просто не задумываются над тем, что произносят?

Что же удерживает нас от дурных поступков: страх перед гневом Дода и посмертным воздаянием или все-таки собственная совесть?

И разве работа мастера будет менее прекрасной, а книга не такой мудрой, если их не посвятят Меду и Видену?

И можно не бояться, что сотворивший этот мир Магт однажды разгневается и уничтожит его?

– Почему вы пришли?

Не думаю, что я произнес это вслух, но разве можно утаить что-либо от Дракона?

Магт снова чуть повернул голову

«Мы ждем».

– Чего?

Хельга давно отучила меня употреблять это слово вне фразы, но договорить – да, сейчас вслух: «Чего вы ждете?» – я не успел.

Сырой песок ничем не лучше сухого. Стараясь оказаться от него как можно дальше, я приподнялся на локтях, потом как-то умудрился встать на колени и наконец, перевалившись, сел, опираясь спиной о скалу.

Людям надо держаться подальше от Драконов. Во всяком случае, от древних.

Ощущение было, будто меня схватили за шиворот и с головой обмакнули в бочку с ледяной водой. Подержали, пока не начал захлебываться, а потом позволили вынырнуть.

Говорят, что Драконы воплощают в себе всю мудрость нашего мира. Это не так. Нельзя понять, умны или глупы крылатые ящеры, потому как мышление их и понимание мироздания напрочь отличны от человеческих. Несколько лет назад Черный Воин Троппер был милосерден, показав мне лишь крохотную часть бытия Драконов. Магт открыл все. Вряд ли Изначальный хотел мне зла или наказывал за дерзость. Он ответил как Дракон, не заботясь о том, хватит ли человеческому разуму и чувствам возможностей и средств, чтобы принять и познать все. А они в ужасе и растерянности перед непосильной задачей, стараясь спастись, ускользнули прочь. Только крохи удалось уловить мне, прежде чем я потерял сознание.

Я видел Бездну. Не Безмолвную, место посмертного воздаяния за содеянное зло, которой с детства страшится каждый из нас, и не холодные глубины океана. Нет, Бездну, не имеющую пределов, вобравшую в себя наш мир и многие другие, истинную вотчину Драконов. Межзвездные странники, сделали они остановку в пути и ждут в месте сбора, пока их позовет тот, кто может понять, что такое бесконечность.

Дрожа от озноба, я попытался встать. Ноги не держали категорически, колени сейчас, казалось, сгибаются не только вперед. Может, я теперь и не человек уже? Но рука, которую я поднял к кровящему носу, была измазана обычной юшкой, а не какой-нибудь лазоревой водичкой или черной слизью. И песок на вкус мне по-прежнему не нравился. И у кого, кроме человека, может так болеть голова?

В земле Фимбульветер холодная вода не в чести. Даже для питья ее стараются нагреть, а в умывальники и бочки для купания и вовсе наливают кипяток, который после остужают или разбавляют до нужной температуры. Но я за время моего похода привык умываться снегом. Желание быть чистым пересилило боязнь холода.

В озере вода теплая, но очень соленая, после купания на коже остается неприятный белесый налет.

Солнце еще только выглядывало из-за окружающих долину скал. Магт от водопада удалился, остальных Драконов тоже было не видать.

Я стянул рубашку и подставил ладони под холодные крепкие струи. Горстями плескал себе на лицо, грудь и плечи ледяную воду, жалел, что не догадался снять штаны и сапоги, а теперь они промокли, как вдруг почувствовал чей-то взгляд.

Раньше я всегда думал, что это книжная фраза, – как ощутить нечто нематериальное? – но вертикальные зрачки снежного барса доказали, что это возможно.