Страха не было. Жутко делается, когда глядишь в пропасть и понимаешь, как далеко до ее дна. А когда вокруг такой простор, если и сорвешься, то разбиться нельзя, а так и будешь лететь в этой прозрачной бесконечности. Куда падать здесь? Ни границ, ни опор.

Тут все было по-другому. Даже воздух пах не так, как внизу, а точнее, не пах ничем. Не было ничего, что могло бы дать ему запах. Только небо.

Лучшее место для Драконов.

Баккен очень аккуратно опустил меня на землю, но я все же пошатнулся и чуть не упал. То ли от того, что сильно замерз на высоте, то ли тело за короткое время полета отвыкло иметь опору и растерялось.

Баккен развалился на берегу озера, довольный донельзя. Зачерпнув две пригоршни песка, шлепнул себе на брюхо, потер. Стальные пластины засверкали.

«Тут хорошо. Тепло. Есть вода. И небо. Можно звать старших».

ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ

Научиться отводить глаза, двигать мелкие предметы, не прикасаясь к ним, заговаривать текущую кровь и зубную боль оказалось до обидного просто. Стоило из-за такой ерунды бросать дом и семью, отвлекать от дел адептов почтенного ордена!

Все это были ведьминские забавы, почти игра, простенькие умения, которые можно было безвредно оттачивать на служителях храма. А то, что действительно было важно, можно было сделать, лишь прикоснувшись к великой воде.

Уходила по берегу далеко, чтобы не нашли. Зайдя по щиколотку в океан, прикасалась к волнам. А дальше просто: почувствовать воду, стать водой, слиться с ней, уйти невидимым паром в небеса, упасть пушистым снегом на горную тропу, по которой идет Ларс.

Она знала, что губы Ларса обветрились и покрылись мелкими кровоточащими трещинками, что по утрам он долго, превозмогая боль, разгибает окоченевшие пальцы, а потом прижимает ладони к глазам, чтобы растопить замерзшие льдинками на ресницах выступившие ночью слезы, что голос его стал хриплым, что по ночам он нехорошо, сухо кашляет. Хельга говорила, брат легко простужается, в детстве сильно болел, с тех пор слабые легкие.

Хотелось дотянуться, быть рядом, помочь, защитить, но Герда могла так мало. Только на привалах, когда Ларс, кое-как устроившись на камнях, засыпал, приблизиться, лечь рядом, обнять, прильнуть. Снег иногда тоже может согревать.

И в заботах этих никак не удавалось разглядеть, кто же идет через перевал вместе с Ларсом.

Продержаться рядом с любимым долго никак не удавалось. Накатывал вдруг гул уходящей волны, Герда чувствовала, как некая сила тянет ее за собой, и понимала, что снова стоит на берегу океана. И уже не одна, ее нашли. Эфтер, собака, обученная спасать людей в Белом Поле, подбегала, начинала бодаться большой лобастой головой, заставляя подняться с холодных камней, или, ухватив за подол, вытаскивала с мелководья, или просто садилась рядом и, привалившись к бедру, согревала. Людям Герда еще могла бы не подчиниться, но непреклонную Эфтер приходилось слушаться.

От ледяной воды руки грубели и покрывались трещинами. Ингрид приносила от лекаря Тария целебные мази. В них не было нужды, ранки сами скоро затягивались без следа, но беловолосая ведьма настаивала, и Герда брала маленькие глиняные горшочки со снадобьями, складывая их впрок – для Ларса.

Командор Орм успехами молодой ведьмы ни разу не поинтересовался.

В остальном жизнь в храме Багряного Дода проходила спокойно, тягуче. По вечерам пили барк в комнате Ингрид.

– А я вот власти хотела, могущества, – говорила орденская ведьма, сжимая в ладонях кружку с горячим напитком. – Не просить чтобы – повелевать. Но испугалась, не прошла испытание. Не смогла… Только жизнь свою загубила… А зачем? Мне б сейчас домой, в Рёнкюст, к родителям. Сестра у меня старшая, хорошая. А нельзя…

Ингрид отставляла кружку и, подогнув колени, садилась на подоконник. Как только умещалась в узкой нише? За окном завывали зимние ветра, внизу с глухим рокотом ворочались волны океана. Беловолосая ведьма вглядывалась в даль и, возможно, надеялась увидеть парус спешащего за ней карбаса.

Время текло с царственной неторопливостью. Казалось, каждый миг надо рассмотреть, понять всю его наполненность и значимость, сжать пальцами, как бусину четок, подтолкнуть, и лишь тогда он сдвинется с места. От восхода до заката проходила жизнь, странно было, что для мира за все это время минуло всего лишь несколько дней.

К вечеру ладони и веки наливались тяжестью, словно становились вдруг ощутимыми накопленные сила и мудрость. Но мало всего этого было, все еще слишком мало.

Багряный Дод отводил взгляд от неба, смотрел пристально: «Зачем ты зовешь, девочка? Слишком громко, слишком настойчиво. Даже мы слышим это. Не тревожь».

Драконы способны услышать безмолвный зов за многие станды. Но как двум людям дотянуться друг до друга?

День начинался как обычно, и мир вокруг не казался сколько-нибудь изменившимся. По-прежнему непоколебимо, словно вросший одновременно в землю и в небо, стоял храм-крепость из красного камня, и холодно взирал сжимающий в когтях щит багряный страж Дод. Солнце и ветер играли с облаками, волны перебирали гальку на берегу. Только воздух сегодня был особенно прозрачен, и Герде казалось, что она смотрит изнутри хрустальной сферы. Такие наполняют чистой водой и ставят на подоконники так, чтобы солнечные лучи проходили насквозь. Ничего плохого и страшного в них нет, наоборот, красиво, но на душе почему-то было томно. Не тревожно, нет, а так, как бывает, когда кто-нибудь уезжает, а ты остаешься и беспокоишься, суетишься, хотя тебе-то что…

Ближе к полудню стало совсем муторно. Ощущение сомкнувшейся вокруг хрустальной сферы сделалось нестерпимым. Герда металась по цитадели, словно собака, потерявшая след. Ушла далеко по берегу океана, но и это не принесло облегчения. Хотелось раскинуть руки, закричать, чтобы убедиться, что вокруг нет прочных прозрачных стен.

Герда потянулась к океану, надеясь взять у воды силы и уверенность, но волны откатывались прочь, и даже снег исчез с прибрежных камней, вместо него осталась белая корка соли. Вода покинула свою ведьму, оставляя ее в одиночестве.

Одна!

Ларс, где ты?!

Заглянуть в серые глаза, когда серьезные, а когда вспыхивающие веселыми искрами, ощутить тепло милых рук, обнять, прижаться, прислушиваясь к дыханию и к тому, как родное сердце то замирает, то вдруг начинает биться чаще и сильнее. Самой притихнуть, задохнувшись от безмерной переполняющей нежности, секундного страха потери и радостного осознания, что Ларс здесь, с ней, а значит, ничего плохого с ним не случится.

Нам нельзя друг без друга!

Говорят, что Драконы лучше всего слышат безмолвную молитву.

Небеса не раскололись, и океан не разверзся. Не содрогнулась земля, и даже ветер дул как прежде. Просто почудилось, что кто-то распахнул перед Гердой огромную, в рост человека книгу, а там картинка: Ларс в белой рубашке стоит у края открытой воды и, обернувшись через плечо, разговаривает с лиловым Драконом.

Торопливо, боясь не успеть, потянулась, схватила любимого за руку, повлекла к себе.

Но сила гораздо большая, чем отпущена простой девушке, рванула Герду в сторону противоположную.

Ах! Исчезли заснеженный берег океана и свинцовые волны. Ударил в лицо сухой теплый воздух. Качнулись под ногами покрытые солью камни.

Глава 14

Я поднимаюсь по лестнице. Нельзя не узнать наш дом в Гехте, но что-то здесь изменилось, и рука ложится на перила не так, как прежде, но оглядываться и размышлять, в чем тут дело, некогда. Я очень тороплюсь. Можно и не спешить, но ноги сами шагают через две ступеньки.

Вот наконец дверь моей комнаты. Распахиваю и застываю на пороге.

От окна ко мне поворачивается женщина. Взрослая, лет сорока, а то и больше. Невысокая, полная. Я никогда не видел такой прежде. Но у нее глаза и волосы Герды. Ее улыбка. И жест, которым она протянула руки мне навстречу…