Я оглянулся на окна родного дома. Герду и Вестри прогнали с холода, и теперь моя радость смотрит на меня из окна своей комнаты. Вестри снова взгромоздился на подоконник, и Герда обнимает его, положив подбородок псу на макушку. В глубине комнаты горит лампа, и фигуры девушки и собаки окружены сияющим ореолом.

– Эй, слышь, что говорю? – Оле двумя перстами подергал меня за рукав. – Ходят упорные слухи, что раз уж хронисты дают клятву служить городу и короне, то скоро вашу братию обяжут ходить в мундирах.

– И чему ты радуешься?

– Порядка больше будет. Хотел бы я поглядеть, как ты при полном параде будешь на стуле качаться и по перилам ездить.

– Увидишь, Оле, увидишь неоднократно.

– Пороть, – ласково сказал Сван. – Вожжами, на кхарню сведя. Чтоб страх имел перед старшими и почтение. Жаль, поздно уже. Учи дите, пока поперек лавки ложится. А этому дылде, пожалуй, уже и в длину коротка будет. Но ведь и другие способы есть… – Капитан задумчиво взвесил на руке один из своих палашей. – Хельга, подержишь?

Облаченная в старую плотную юбку и бригантину[2 - .Бригантина – доспех из пластин, наклепанных под суконную или стеганую основу.] сестра сладко потянулась:

– Чего только не сделаешь по просьбе любимого мужа.

Подошла со спины, обхватила меня за талию. Хельга снова изображала перепуганную жертву, но уже вырванную из лап злодея и теперь с визгом цепляющуюся за своего защитника.

– Ларс, когда ставишь нижний блок, не стоит выписывать такие дуги, достаточно просто распрямить локоть.

– Спасибо. Оле, руки любимой жене не оттяпаешь?

– Так ты защищай сестру единственную.

И началось.

Оружие у капитана настоящее, боевое, никаких учебных затупленных лезвий. От превращения в разобранную мозаику меня спасает несомненное мастерство, точность движений Свана, способного развернуть клинок в волосе от намеченной цели и ударить плашмя, и немного – собственное проворство. Оле рубит палашом без всякой жалости и снисхождения. Его наставническое кредо – «Пять раз прилетит, на шестой отскочишь». Только как отскочить, когда за спиной мечется «жертва» и надо не только оборонить ее от нападающего, но и уберечь от собственных неловких движений.

Уходя по дуге от очередного хитрого финта Свана, мы оказались лицом к проулку. Хельга тихо ойкнула: похоже, я все-таки наступил ей на ногу. Отвлекшись на сестру, чуть не пропустил косой замах Оле. Времени разглядывать проулок не было, да и необходимости такой тоже. Я просто скользнул взглядом, как если бы несся мимо на салазках вниз с горки. Но заметил, недалеко от нашей калитки за пределами света фонаря кто-то стоял. Взгляд зацепил лишь темный смазанный силуэт, почему же осталось чувство мимолетного неосознанного удивления: «Как он здесь оказался?» Кто – он?

Колокол на Часовой башне отметил время Кхарна, и мне стало не до раздумий. Опаздываю! Уже опоздал!

Последние версе до храма Ханделла я проделал несолидной рысью и только возле самого святилища перешел на размеренный шаг, подобающий событию. Уверенно и гордо обогнул угол и ступил на площадку позади храма – известное в городе место драк и поединков.

– Ну хоть кто-то явился! – приветствовал меня метельщик Кори. – Вам, вурдам, кодекс чести предписывает опаздывать на дуэль?

Глава 2

До сего дня мне еще не приходилось драться на дуэли. Осенью на Птичьем острове сошелся в поединке с двумя адептами кровожадной секты, вздумавшей пиратствовать недалеко от материка, но от честного боя там был только вызов, а потом все больше походило на обычную свалку, когда не действуют никакие правила и просто неистово дерешься, защищая жизнь свою и тех, кто тебе дорог. Было прежде еще сколько-то потасовок с оружием и без. Но в настоящей дуэли, строго по кодексу, в присутствии секундантов, с картелем и оговоренными условиями, на измеренной и осмотренной территории, не то чтобы не участвовал, но даже таковой не видел. Только в книжках читал. А теперь пришла пора узнать, насколько их авторы были правдивы.

Хельга считает дуэли сущей глупостью, а Оле Сван еще и вредительством. Что это за закон, позволяющий подданным короля безнаказанно убивать и калечить друг друга? А если подснежник перед грабежом запустит в жертву перчаткой? Страже что тогда, извиниться и удалиться – простите, хессе, что помешали промеж собой честно разобраться?

До недавнего времени я был согласен с родичами. До недавнего времени…

Чуть больше года назад, отказавшись от звания девушки, особо угодной Драконам, и отринув жреческое служение, бывшая приютская сиротка Герда решала, кем же ей теперь стать. Думала даже податься ко мне в ученицы, но два хрониста на одну семью – это чересчур много. Булочная Торы Хольм? Герда честно призналась, что после шестнадцати лет приютской голодухи не удержится и будет лакомиться, а потом мучиться – если не от угрызений совести, так от обжорства. Городская кхарня? Моя радость любит возиться со всякой живностью, но вряд ли суровые мужики – служители вил и стойла обрадуются девичьему обществу. Вернее, обрадуются, но не по тому поводу. В результате была выбрана оранжерея. Растения Герде тоже по нраву, а ухаживает за ними народ тихий, приличный, для юной девы безопасный.

Выбор оказался удачным. Герде понравилось среди зеленеющего и цветущего, а сама она понравилась растениям. Да и люди в оранжерее и вправду оказались подходящие.

И все было хорошо, но примерно две недели назад я понял, что моя радость больше не хочет ходить на службу. Ничтожные, почти незаметные знаки: задержалась дольше обычного, когда утром прощались на крыльце оранжереи, вечером выбежала раньше срока. Поначалу я радовался: вот как Герда меня любит, лишнюю секунду побыть вдвоем – и тем дорожит. Но почему же тогда грустна она не только при расставании?

Потом моя радость перестала рассказывать об оранжерейных делах. Раньше только и речей было о том, что проклюнулось, зазеленело, выросло, расцвело, начало плодоносить да благодаря кому это свершилось. А теперь молчит. Спросил, что случилось, – не ответила.

Потом служители оранжереи начали, заметив меня на улице, порскать в стороны, как мыши от лисицы. Что же, во имя Драконов, творится в этом зеленейшем заведении?

Пришлось взяться за выяснение решительно.

Оле Сван ввалился бы в подозрительное место во главе колонны стражников, дабы накрыть всех подозреваемых скопом и выяснить все и сразу. Хельга долго тянула бы ниточки, расспрашивая, сопоставляя, делая выводы, и наконец добыла неопровержимые улики. Метод родной сестры оказался мне ближе.

Чуть не помер от стыда и отвращения, выслеживая любимую девушку, выспрашивая о ней, слушая радостные сплетни и смущенные повествования.

Ой, Герда, Герда… Она все равно не рассказала бы мне ничего, с ее-то представлениями о том, что прилично, а что недопустимо, с вечным чувством собственной вины за все плохое, что с ней происходит, с неумением просить помощи. А окружающие хоть и знали, что творится, но бездействовали и молчали. Это ж не дуэль с возможным смертоубийством, а история обычная, житейская.

А ничего из ряда вон выходящего и вправду не случилось. В Университет, на механический факультет, из столицы приехали несколько студентов, их отправили на практику в оранжерею – изучать тамошние насосы, систему зеркал, отопления и прочее. И один из столичных гостей, некто Халлькель Керъяр вздумал приударить за Гердой.

В общем-то, я его понимаю. Герда такая славная, красивая. Но, как говорит Оле Сван, девушки, если она не шлюха, нужно добиваться, а не домогаться. А приставать к чужой невесте вовсе уж недостойно.

В Гехте покушаться на честь приличной женщины или девицы не рекомендуется. Вмиг нажалуется родственникам, и те явятся разбираться с хамом при помощи вил, шпаг или парочки уполномоченных законом стражников и повестки в суд. Действенно и сурово. Главное, скандал на весь город. Потому лучше спокойно прислать негодяю картель, предложив поединок один на один. Так честнее и благороднее.