Герда думала, что лесная ведьма собирается затеять мытье или постирушку, но Мергрит готовилась к другому.

– Иди сюда, – пригласила она, вытащив котел на середину комнаты. – Садись. Волосы распусти. Гадать тебе буду. Смотри.

Следуя примеру Мергрит, Герда склонилась над котлом. Длинная прядь, скользнув с плеча, упала на воду. Прикосновение это было совсем легким, но от него, будто от брошенного камня, пошли круги. Герда хотела поправить волосы, но Мергрит шлепнула ее по руке:

– Не трогай! Будущее знать хочешь? Смотри. Слушай. Замуж один раз выйдешь. Про детей – что ведьме говорить.

Касающаяся воды прядь намокла, странно отяжелела, тянула голову вниз. Круги по воде шли так плотно, что уже не разглядеть было дно котла.

– Что еще знать хотела? Ты – вода, вездесуща, тебе преград нет! В любую щель проникнешь, по солнечным лучам туманом на небо уйдешь, снегом на землю вернешься.

Вода в котле больше не плескалась, она была покрыта льдом. Маленькая, до дна промерзшая лужица поблескивала у подножья валуна, на макушке которого солнце растопило снег. Вода потекла вниз струйкой, да так и замерзла, будто девчоночья косичка.

Белая поземка взметнулась со льда, покрутилась, словно осматриваясь, привыкая, и пошла рыскать по склону, все увереннее подбираясь к пещере, у входа в которую снег слегка подтаял от идущего изнутри тепла.

Ларс лежал недалеко от «порога», уткнувшись лицом в сгиб локтя. Шапка свалилась, растрепавшиеся русые волосы касались каменного пола. Был в пещере еще кто-то, но Герда даже не заметила. Взгляд пристал, примерз к Ларсову беззащитному виску.

– Сердце мое…

Повернулся. Улыбнулся улыбкой своей доброй, но глаз не открыл, даже ладонью заслонился, чтобы не упустить, не порушить чудесный сон.

– Герда…

– Как ты? – собственный голос как снежный шорох.

– Все ничего. Скучаю только очень. По тебе.

Милость Драконов, как же это? Побитый, замученный, замерзший, а главная беда, что скучает.

Потянулась обнять, прижать к себе, отогреть, никуда больше не отпускать.

Руки плеснули по теплой воде.

– Вот оно что. – Мергрит пристально смотрела на Герду. – Добро б еще ради власти, славы, умения. Зачем тебе? Все равно ведь уйдет. Не к другой бабе, так к смерти. Я знаю, многих проводила. И самой бы пора. Нельзя столько на свете жить. Все скучно теперь, все пустое, ничего не мило. А не могу, боюсь. С тех пор боюсь, как живой в землю зарывали.

– Зачем в землю? – прошептала Герда.

– Ведьма, чтобы в полную силу вошла, со своей стихией должна слиться, не испугаться. Воздушные с высоты бросаются, огневицы – в пламя. Меня земля-матушка приняла, она тогда еще мягкая была, сыпучая. Глубокую яму вырыли… Тебе в воду идти. Можно и без этого… мелочи всякие делать.

– А если не мелочи?

– В океан ступай. В самую глубину, чтоб с головой накрыло, чтоб деваться тебе было некуда. Если страх преодолеешь, если примет тебя вода, – всюду, где она есть, быть сможешь, все ей подвластное вершить. Вокруг твоего-то парня сейчас снег и лед, вот и сумела добраться. Я тебе увидеть помогла, как первый узел развязала, а вода научит, так и сама добежать сможешь. Сила в тебе есть. Славное своему-то береженье сделала.

– Береженье? Но я же не умею…

– А чего уметь-то? Руки ему согревала? На ладони дышала? Гладила? О чем тогда думала? Вот так, милая, судьбу и меняют. Только просто так всю жизнь в руках не удержишь. Есть одно средство. Дам тебе зелье. В питье добавишь, и никогда он никуда от тебя не уйдет. Не то что не бросит, а просто в разлуке дня прожить не сможет, назад будет рваться, к тебе. Света белого, тьмы ночной замечать не будет, только на тебя глядеть. Матери, отца имен не вспомнит, только твое повторять станет. Заберет его любовь твоя, будто вода глубокая.

Вот она, полынья. Сон сбывается. Не о том ли мечтала: чтобы Ларс всегда рядом был, при ней, в любви, в безопасности? Но разве ж можно так – лишив воли, свободы, нет, просто сделав любимого своей собственностью? Чтобы спасти.

– Сомневаешься, – верно поняла Мергрит. – Я раньше тоже все хотела, чтоб и хорошо, и по совести. От зелья не отказывайся, возьми: пока живешь, всякое случиться может.

– Как мне с водой слиться? Просто в океан войти?

– Просто в океан войдешь – утонешь. Сделаешь так…

Утром к крыльцу лесного дома подкатили знакомые сани.

– Иди, – сказала Мергрит. – Всему остальному тебя научит Ингрид. И вода.

В кармане платья Герды лежала маленькая бутылочка с зельем.

Новая волна выкатилась на берег дальше остальных, обхватила щиколотки. Холодно… Герда вспомнила плывущие по океану нетающие льдины. Вода – это не только забавные радужные брызги, теплый барк, сверкающий снег на берегу залива. Сила грозная, подчас губительная. Пойми и прими ее всю, разную, отдай ей себя, только тогда…

В двух шагах от берега глубина была уже по колено. Дно уходило вниз круто, опасно. Еще шаг – и ухнула по плечи. Подол платья облепил ноги, намокшие косы тянули вниз. Холод уже не ощущался, тело просто не могло донести до разума, что может быть так плохо.

Три шага до спасительного берега, еще можно попытаться выбраться, вернуться…

Страшно, страшно-то как…

Герда запрокинула голову, над водой осталось только лицо.

Белое небо и почти неразличимое на фоне его бледное солнце. Может быть, Ларс сейчас тоже смотрит на него…

Возвращающаяся в океан волна легонько потянула за собой. Сильно, чтобы в легких не осталось воздуха, выдохнув, Герда шагнула вперед.

Она была водой. Реками, сливающимися воедино. Полузабытое, ставшее ненужным после прихода ледника слово. Будто с высоты смотрела она на себя, большую, спокойную, вольно раскинувшуюся по всей земле Фимбульветер. Пальцы ее касались горных вершин, волосы мелкими волнами стелились по поверхности океана. Величественная, невозмутимая, вечная, она дремала, но знала обо всем происходящем на свете, и если бы мир этот вдруг перестал существовать, просто переменила бы позу.

Вездесущая, всемогущая и всезнающая вода.

– Герда!

Мелкие прибрежные волны шептали что-то у виска, подбирались, но не решались коснуться.

Не дело лежать, раскинув руки, на холодных камнях у самой кромки прибоя, но не хотелось ни подниматься, ни шевелиться, ни даже открывать глаза. Да и зачем? Ни вода, ни снег, ни лед больше не причинят ей никакого вреда.

И волосы, и одежда были абсолютно сухими, только на щеках мокрые дорожки.

– Герда!

С трудом повернула тяжелую, словно обледеневшую голову. От храма бежала Ингрид:

– Зачем одна пошла, почему никому ничего не сказала? Ох, ведьма!

Глава 13

Сил не было. Вообще. На второй этаж я поднимался как грешник на небо. Была мысль, не улечься ли прямо на лестнице, но вовремя понял, что тут меня точно не оставят в покое. Единственная надежда на спасение – скрыться в своей комнате.

Наконец-то кровать. Можно падать.

До чего же я люблю мою милую мягкую, всегда приветливую подушку! Обнять, уткнуться лицом, и ничто и никто не разлучит нас с нею!

Своих стражников Оле Сван вполовину так не гоняет, как меня, мирного хрониста. Каждый пропущенный удар и выпад оставляют о себе память в виде синяка или ссадины. Но сейчас еще ничего, не так их и много, а вот год назад я ходил пятнистый, как снежный барс.

Ноют натруженные плечи. Нельзя человеку так выворачивать руку с клинком и размахивать оружием столь долго и в таком темпе.

Все плохо? Нет.

Ведь есть азарт поединков, и решение задач боя, и радостное удивление от того, как ловко и свободно может двигаться собственное тело, и хруст снега под каблуками, и восхищенный взгляд Герды, и одобрительное хмыканье Оле Свана, и жадный глоток холодного чистого воздуха, и желание орать в голос от восторга – таким живым, молодым и счастливым себя ощущаешь.