– Это в Гехте-то? Самое страшное, что мне здесь грозит, это помереть от тоски по тебе.

– Правда? Ай! Ларс, поставь на место!

– Кружу-верчу, дороги путаю, чтобы прочь пути не нашла, всегда при мне оставалась.

– Наглость какая, это я, ведьма, должна колдовать! Ну, погоди!

Стоило поставить Герду на землю, как грозная дочь капитана стражи проворным горностаем вывернулась из моих рук и, ухватив за грудки, ловкой подножкой опрокинула на спину в пушистый сугроб. Прижала, упершись в грудь коленом, и с кровожадным мявом затеребила шарф:

– Вот как мы поступаем с теми, кто кружит головы порядочным девушкам. И ходит в холода с распахнутым воротом. И без шапки. И вообще мерзнет.

Небо сегодня цвета бирюзы. Такое, наверное, бывает всего лишь раз в год. И на фоне его, словно солнышко, смеющееся раскрасневшееся личико Герды. Моя радость полюбила заплетать волосы в две косы, одна из них упала через плечо вперед, растрепавшийся конец щекочет мне висок. Слабо пахнет дымком камина в нашем доме: утром Герда сушила волосы у огня. Милость Драконов…

– Ларс! Что? Больно?

Герда склонилась совсем низко, она больше не улыбается.

– Герда… Я люблю тебя.

У ее губ вкус талого снега.

Жаль, но ни один поцелуй не длится слишком долго.

– Ведьма… Чаровница…

– Веришь в привороты?

– Нет. Ты и без колдовства… Чудо.

– Привораживать я тоже не умею. Ничегошеньки не знаю. Даже время в колечки заплетать не могу. А ты говоришь – ведьма.

Время. Чье сейчас время? Как бы мне сказать моей радости, что пора возвращаться домой?

А Герда уже сама трогательно трет глаза кулачками. Слишком много сил отнимают у неопытной ведьмы попытки говорить с заливом – если не сразу, то примерно час спустя ее начинает неодолимо клонить в сон. Сегодня моя радость и вовсе выложилась по полной – пришлось ее поддержать, иначе упала бы в снег.

Герда уютно ткнулась лбом мне в плечо:

– Ларс, прости. Я…

– Ничего, ничего, сейчас домой поедем.

Так и вез ее в объятиях, сонную, теплую, родную. И пусть весь город смотрит.

В дом внес на руках.

Навстречу попался Оле:

– Правильно, таких девушек на руках носить надо. Опять колдовала?

– Нет, просто пыталась говорить с океаном.

– Просто поговорить? А выматывается всякий раз, будто три часа по полосе препятствий носилась. Надо что-то с этим делать, а, Ларс?

– Ага, после решим.

Герда, хотя я готов всю жизнь держать ее вот так, у сердца, отнюдь не невесомая снежинка. Я поспешил отнести мою радость наверх, в ее комнату.

Вот так, теперь отдыхай. И спи, а не подглядывай. Когда проснешься, я уже вернусь. Вечер сегодня будет хороший, правда? Правда.

Я еще немного постоял на коленях возле кровати, любуясь на свернувшуюся калачиком уснувшую Герду, осторожно прикоснулся к ее пальчикам, потом собрал теплые вещи и уличные башмачки моей радости и понес вниз.

Строгая Гудрун приучила нас если не к порядку, то к привычке не раскидывать вещи вне своих комнат. На этом я попался. Не стал бы пристраивать промокшие варежки Герды на печку сушиться, а потом возвращать одежки на сбитую на бегу вешалку, не потратил бы лишнюю минуту и сумел бы разминуться с Хельгой и Вестри. А теперь они тут как тут. Будь сестра одна, я бы еще мог проскользнуть мимо, приняв донельзя деловой вид, но Вестри, подскочив, радостно вскинул лапы мне на плечи – от собаки не уйдешь. Хельга, стоя в дверях, задумчиво нас разглядывала.

Хельга, по мнению окружающих, сестра, о которой простой смертный может только мечтать. Я должен жалеть, что таких сокровищ у меня не дюжина. С недостачей позволяет смириться только то, что единственная сестрынька иногда бывает невероятной занудой. И сейчас, похоже, готовится сказать мне слово в полчаса протяженностью. Надо срочно переходить в контратаку.

– Да, да, да, согласен с тобой полностью, кто завел собаку, тот с ней и гуляет, буду обязательно, тебе спасибо большое, это только сегодня так получилось, что не получилось, Вестри, на!

Сую псу припасенный сухарик и примеряюсь одним длинным шагом прошмыгнуть за дверь. Почти удается.

– Ларс, что за тип пялился на нас вчера во время тренировки?

Хуже, чем общаться с собеседником, стоящим в соседнем помещении, только говорить, переступив через порог одной ногой. Обидишь ниссе-домового, и не будет тебе ни доброго пути, ни удачи в делах. Но я останавливаюсь.

– Не знаю. Чем конкретно тебе этот тип так не понравился?

– Он стоял довольно далеко, будто не хотел, чтобы кто-то догадался, что его интересует наш двор и мы. Но при этом смотрел оценивающе. Не на двор и дом, а на нас.

– Хельга, это просто вежливый человек, который не считает возможным лезть на чужую территорию. Может быть, бывший стражник или солдат, перебравшийся в Гехт из другого города, или проверяющий из столицы, решивший инкогнито разведать, на что вы, защита наша и оборона, способны с оружием. А может, какой-нибудь твой поклонник.

– Высокий, – настойчиво сказала Хельга. – Лица и фигуры не различить, он запахнулся в плащ и низко надвинул шляпу. Одет не бедно, но и без роскоши.

– Сестра, когда Оле начинает меня гонять, я и Дракона в трех шагах не замечу – не до того. За руки ж этот тип тебя не хватает. Если очень сильно раздражает, натрави на него Свана. Или меня дождись, все решим. Не сейчас, правда очень тороплюсь.

И я наконец покинул родной дом.

Времени оставалось совсем мало. Негоже опаздывать, но и бежать по улицам сломя голову – тоже. А вот идти быстрым шагом, придав лицу выражение ответственное и сосредоточенное, решение самое правильное. Так и шансов на то, что кто-нибудь прицепится, срочно требуя подтверждения того, что его предок состоял в гильдии медников почетным членом или, наоборот, никогда там не числился, но судился из-за дырявого горшка, значительно меньше. Хеск хронист торопится по делу – может, даже во славу города.

Что же это все-таки за неизвестный тип, умудрившийся так смутить Хельгу? То, что кто-то наблюдает за нашими тренировками, не новость. Когда Оле Сван с обнаженным торсом выходит плясать с двумя клинками, чуть ли не у всего женского населения Ратушного квартала находятся дела вне дома. Так и снуют по проулку туда-сюда. Даже вечно всем недовольная хесса Кёб величественно проплывает мимо нашего заднего двора. А когда Оле берется наставлять меня в фехтовании в светлое время суток, на ограде висят все окрестные мальчишки, и сапожник Андреас азартно потрясает костлявыми кулаками, поддерживает меня и капитана попеременно и дает ценные советы по ведению поединка. Иногда и другие люди, идущие проулком, останавливаются посмотреть. Но сестра не стала бы беспокоиться просто из-за любопытного прохожего. Что же было не так в тот день?

Тренировку начали поздно, когда уже стемнело, потому зажгли на дворе несколько ламп и фонарей. Оле клятвенно пообещал мне отдать весь завтрашний (то есть сегодняшний) день и потому веселился душой в полной мере.

Орудовал он одним только палашом, свободной рукой удерживая в крепком захвате слабо трепыхающуюся Хельгу. Бой не всегда бывает честным, один на один, случается, что противник прикрывается заложником. Капитан Сван ростом не вышел, он ниже своей супруги, но почти вдвое шире. Однако закрываться Хельгой ему очень удобно. Уже больше двадцати минут я верчусь вокруг, словно крыса у подвешенного на крюк окорока, но никак не могу нанести верный удар и достать Оле.

Свану наконец надоели эти пляски, и он с силой толкнул Хельгу прямо на меня. Я сумел подхватить сестру, развернуться, прикрывая ее, и даже отбить коварный выпад Оле.

– Ладно, годится, – одобрил капитан. – Теперь защита.

– Подождите. – Хельга стянула с лица плотный платок, предохраняющий от случайных ударов. – Дайте отдышаться.

Оле тут же проявил походную галантность: поставил ногу на крыльцо, предлагая жене сесть на его согнутое колено, а не на холодный камень, – и сестра этим с удовольствием воспользовалась.