‑ Сегодня должны приехать мои родители, – объяснил он, наконец, и Айлин восторженно ахнула:

‑ Это же прекрасно! Они, наверное, так беспокоились!

Как только Аластор оделся после процедур, синьорина с ногами устроилась в большом кресле, поставленном возле шкафа для визитов синьора Бреннана. Ради соблюдения странного дорвенантского этикета кресло находилось на ее половине, но кровати Лучано с Аластором оттуда было прекрасно видно.

‑ Думаю, да, – кивнул Аластор и улыбнулся с удивительной теплотой и застенчивостью. ‑ Я должен обязательно поговорить с отцом, но дело не только в этом, вы же понимаете?

‑ Конечно, понимаем, – заверила его Айлин. ‑ Правда, Лу?

Лучано кивнул, размышляя, что будет очень интересно увидеть достойного синьора Вальдерона и женщину, которая была фавориткой короля. Наверное, весьма красивая дама. Но еще интереснее, о чем Альс беседовал с грандсиньором Дунканом. Точнее, даже не так. О чем они беседовали, догадаться легко, а вот чем закончился разговор?

Однако время тянулось, шаги по коридору неизменно проходили и удалялись, Аластор неуловимо мрачнел, и даже Айлин тихонько перебралась из кресла обратно, когда в дверь палаты снова постучали.

‑ Прошу! – откликнулся Аластор, встрепенувшись, и несчастный роман полетел на одеяло.

‑ О, мои искренние извинения, – сообщил грандсиньор Роверстан, входя. ‑ Если не возражаете, господа, я бы хотел продолжить лечение. Синьор Фарелли, вы готовы?

Вопрос не то чтобы застал Лучано врасплох… Да, он понимал, что их странная магическая связь должна быть разорвана, однако позволить кому‑то копаться в своем разуме?! Даже блистательному грандсиньору Дункану, которому лично он позволил бы очень многое, но… совсем другого рода. Нет‑нет, и даже думать об этом не стоит!

‑ Если вы уверены, что это необходимо, – выдавил он, всерьез рассматривая возможность выскочить в окно и сбежать.

Глупо, конечно, и все‑таки чутье в один голос с рассудком кричало, что открывать свои мысли ‑ самое худшее, что можно сделать в его положении. А теперь никуда не денешься! Словно кто‑то позволит ему увильнуть от процедуры, которая призвана обезопасить принца и грандсиньорину. Ему, простому наемнику! Ну почему он был таким идиотто и не смылся из лазарета пораньше?! Да хоть бы и под крылышко к ее гадючьему величеству, что тоже не заинтересована в раскрытии своих маленьких грязных секретов. О том, что Беатрис легче было бы убить его, чем выдать магам, Лучано подумал мгновением позже и с полной обреченностью.

‑ Буду премного вам обязан, – кивнул Дункан, разглядывая его с подозрительной смешинкой в глазах, так что Лучано внезапно вспомнил о еноте в котелке.

И не стыдно ему тогда было насмехаться над бедняжкой Перлюреном? Теперь вот самому некуда деваться.

‑ Это не больно, – успокоил его разумник. ‑ И я обещаю, что ваши тайны останутся в полной безопасности. Считайте меня мастером, который чинит входную дверь дома, не посягая на то, что внутри. В конце концов, лорд Вальдерон и леди Ревенгар мне доверяют…

«Им не нужно столько скрывать, – подумал Лучано совсем уже в тошнотворном ужасе. ‑ Разумеется, синьорина доверяет своему жениху, а прошлое Альса наверняка белее, чем фата невесты. А я… Я наемный убийца, у которого на счету столько жизней, что я им даже счет не веду. Меня наняли, чтобы я убил синьорину Айлин, и неважно, что я этого не сделал, за это еще предстоит отчитываться перед королевой. И я точно чем‑то сильно прогневал Всеблагую, если смотрю на человека, который может отправить меня на плаху, просто прочитав мои мысли, и при этом хочу его так, что эти самые мысли путаются. Да я даже не знаю, за какую из этих трех причин он меня убьет, если узнает о них!»

‑ Ни за какую, – меланхолично, терпеливо и совершенно спокойно сообщил грандсиньор Дункан, глядя на него. ‑ Конечно, до тех пор, пока мысли остаются всего лишь мыслями. ‑ И добавил с утомленным вздохом: – Ноя был бы крайне признателен, если бы вы не думали их так громко.

«Как будто это от меня зависит, – тоскливо подумал Лучано, видя, с каким сочувствием на него смотрит синьорина и с каким недоумением ‑ Аластор. ‑ Если бы я мог спрятать то, что сейчас думаю, даже не сомневайтесь, засунул бы эти мысли в самый большой артефактный ларь и замок сверху повесил. Проклятье, как же невыносимо чувствовать себя… прозрачным! Хуже, чем связанным по рукам и ногам . »

‑ Решайтесь, юноша, – посоветовал грандсиньор Дункан таким добрым тоном, какой на памяти Лучано удавался только мастеру Ларци. ‑ И поверьте, содержимое чужого разума меня давным‑давно не волнует. Это интересно первые года три‑четыре, не дольше, а потом становится ясно, что ничего нового уже не увидишь.

Лучано обреченно кивнул, и грандсиньор, по‑прежнему ласково улыбаясь, подсел к нему на постель и положил руку на лоб.

‑ Закройте глаза, – посоветовал он, – и постарайтесь расслабиться. Чем меньше будете сопротивляться, тем быстрее и легче все пройдет.

Лучано зажмурился, подумав, что куда охотнее выполнил бы этот приказ в другой обстановке, без свидетелей и более располагающей к расслаблению. И уж там сопротивляться точно не стал бы! Воображение мстительно подбрасывало одну за одной такие картины, что он сам в ужасе попытался их отогнать, но вместо возмущения услышал смешок, а потом проклятый грандсиньор с полнейшим равнодушием изволил сообщить:

‑ Можете не стараться, я уже почти двадцать лет преподаю в Академии, в том числе на старших курсах. Наших благонравных адепток вам все равно не переплюнуть.

Лучано вспомнил бабочек в животе, нефритовые флейты… и выдохнул с некоторым облегчением: действительно, любой наставник, умеющий читать в разуме своих подопечных, неизбежно насмотрится всякого. Это было последней осознанной мыслью, а потом рука у него на голове стала тяжелой и горячей, голос Айлин, тихо говорящей что‑то Аластору, отдалился, и Лучано полетел в теплую уютную темноту.

Ему показалось, что дремота длилась всего несколько минут. В ладонь ткнулся прохладный влажный нос Перлюрена, и Лучано погладил зверька.

‑ Просыпайтесь, – весело подбодрил Дункан. ‑ На сегодня все уже закончилось. Как вы себя чувствуете?

‑ Великолепно, –с некоторым удивлением признал Лучано, открывая глаза. ‑ Кажется, прекрасно выспался.

‑ У тебя даже голова не болит? ‑ с некоторым удивлением поинтересовался Аластор.

‑ Нет…

Лучано прислушался к себе. В его мыслях ровным счетом ничего не изменилось, голова тоже не болела.

‑ У синьора Фарелли совершенно другой тип реакции, – объяснил разумник. ‑ Вы, милорд, изо всех сил сопротивлялись, вот напряжение и привело к такому эффекту. А ваш достойный итлийский друг любое воздействие охотно принимает, но так же легко пропускает его через себя. Разница как между каменной стеной, что отражает удары, и сетью с крупными ячейками. Не скажу, что работать с ним было легче, чем с вами, – добавил он, вытащил из‑за манжета белоснежный платок и промокнул им лоб. ‑ Если бы не настоятельная необходимость торопиться, я посчитал бы это великолепной практикой. Провел ряд опытов, сделал необходимые замеры…

В его голосе слышалась мечтательность увлеченного своим делом мастера, которую Лучано не мог не оценить. Так мастер Ларци говорил о зельях, Аластор ‑ о лошадях, а сам Лучано ‑ о благовониях.

И тут в дверь постучали, Аластор откликнулся, и в палате мгновенно стало тесно. Уже далеко не юная, но очаровательная дама бросилась к нему, присела на край постели и заключила Альса в объятия.

‑ Мальчик мой! ‑ выдохнула она, вглядываясь в лицо Вальдерона. ‑ Дорогой… Как твои раны?!

‑ Матушка… – шептал Альс, обнимая даму. ‑ Ну что вы, право… Все хорошо. Я уже почти здоров, клянусь Благими. Не стоит вашего беспокойства… Ну же, матушка…

‑ Прости, дорогой мой. ‑ Дама нехотя разомкнула объятия, но не встала, а осталась сидеть рядом, держа его ладонь в своих и с любовью и беспокойством разглядывая смущенного сына. ‑ Ты жив. Я никогда не устану благодарить богов…