– Кого… кого убила Инес? – хриплым уставшим голосом спросил Джулиан. По тому, как он посмотрел на нее, Инес поняла, что он ненавидит ее. Ее мечта оказалась еще одним кошмаром.

– Скрофо! – прокричала Агата. – Умберто Скрофо, итальянский генерал, толстый и со всеми, какие только могут быть, медалями. Тот, кто называл себя здесь Хьюбертом Крофтом. Она была его девкой, его шлюхой. Он много, много раз занимался с нею любовью в Париже. Затем она попыталась убить его, но тебе не удалось это, да? – глумилась она над Инес. – Какая жалость, шлюха. Тебе не удалось, так же как мне не удалось убить тебя. Но, может быть, я сделала что-то лучшее. Я уничтожила тебя и твою драгоценную жизнь с Джулианом, потому что он мой, МОЙ! – С этими словами ее костлявая рука стала метаться по платью, пытаясь сорвать пуговицы, чтобы открыть сморщенную грудь. – Поцелуй меня, Джулиан! Любовь моя. – Она извивалась с закрытыми глазами и тянулась к нему, но Джулиан с гримасой отвращения на лице отталкивал ее. – Я ждала тебя, моя любовь, мой Джулиан, – отчаянно рыдала она, открывая глаза и умоляюще глядя на него. – Подожди, мой дорогой, я знаю, ты тоже хочешь меня. Это наша судьба – быть вместе.

Агата попыталась прижаться к нему извивающимся телом, инспектор подал знак двум полицейским, которые схватили ее и оттащили от Джулиана. Рамона накинула шаль на полуобнаженное тело Агаты, в ее глазах была жалость к этой несчастной, остальные в смущении отвернулись от нее.

Джулиан стоял совершенно неподвижно, его загорелое лицо посерело.

Ник подошел к нему. Не зная, что сказать, он утешающе положил руку на плечо Джулиана. Доминик приблизилась к мужчинам, ее детские любопытные глаза были прикованы к Инес, которая по-прежнему молчала.

Рамона утешала тихо плакавшую Шерли.

– Ирвинг, мой бедный Ирвинг. Эта сумасшедшая сука убила и его, эта сука. О Господи.

Остальные актеры и члены съемочной группы столпились на заднем плане и неподвижно, как массовка, застыли, в изумлении глядя на Джулиана, Агату и Инес. Они чувствовали, что за этой сценой последует нечто еще более ужасное. За исключением приглушенно рыдавшей Шерли все главные герои драмы молчали, и единственным посторонним звуком был легкий шум набегающих на берег волн.

Джулиан заговорил мрачным, угрожающим голосом, который заставил Инес содрогнуться.

– Это правда, Инес? То, что сказала Агата?

Как он может? Как может Джулиан на виду у всех задавать ей этот вопрос? Разве он не может оставить ей хотя бы каплю гордости? Столько лет Инес ждала мужчину своей мечты. Теперь он стоит перед ней и в присутствии десятка свидетелей почти осуждает ее за то, кем она была, за то, что она делала в той, прежней жизни.

Джулиан повторил свой вопрос, его голос стал еще холоднее. Электризующее молчание зрителей разбудило в нем актера. Он был в центре внимания, у него была главная роль, и остальные актеры, затаив дыхание, ждали, как будет разворачиваться эта драма.

– Я спросил тебя, правда ли то, что сказала Агата? – в третий раз сказал он, повысив голос. Инес чувствовала в его голосе гнев и видела раздражение в его позе. Его кулаки были сжаты, глаза сузились, а царственная голова гордо откинулась. Король требовал от подданной смирения.

– Ответь мне, Инес! – властно пророкотал он. – Скажи что-нибудь.

Инес подняла голову, чтобы не дрогнув посмотреть в холодные глаза Джулиана. Она пыталась остаться спокойной. Она была слишком горда, чтобы заплакать, хотя ее сердце сводило от боли. Человек, которого она любила, требовал от нее публичного признания, требовал, чтобы она раскрыла свое прошлое перед ним, перед всеми этими людьми, потому что он считал, что это право дано ему от Бога.

Она медленно поднялась, и окружающие затаили дыхание. В мертвой тишине Инес вызывающе посмотрела на Джулиана. Легкий бриз развевал ее платье. Джулиан в ярости шагнул к ней, грубо оттолкнув руку Ника.

– Я сказал, ответь, Инес, мне нужна правда. Сейчас! Голос Инес был чуть громче шепота ветерка.

– Джулиан, о, Джулиан, камеры отключены, тебе сейчас не нужно играть.

– Как ты смеешь! – Его голос разбудил спящих на деревьях попугаев, и они подняли визгливый шум. – Не надо меня учить, Инес. Ответь на мой вопрос. Это все, о чем я тебя прошу.

– Не здесь и не сейчас. – Ее глаза не отрывались от его лица. – Нет, Джулиан. Нет. Я не могу и не хочу.

Легкая, как осенняя паутинка, она вышла из огромного мраморного холла в зовущую темноту ночи. Слезы, которые она сдерживала, едва не задушили ее.

Ник схватил Джулиана за руку, когда тот попытался последовать за ней.

– Нет, Джулиан, дай ей уйти. Она права. Сейчас не время и не место. Оставь ее одну. Ты должен понять ее…

Плача от отчаяния, Инес начала бросать свою одежду в чемоданы. Один из шоферов Рамоны ждал около отеля. Она оставляла Акапулько. Оставляла Джулиана. Оставляла свое прекрасное будущее. Она уезжала… куда? Она не знала, чувствуя, что должна бежать. Она быстро стянула шелковое платье, надела юбку и жакет. Побросав в чемодан одежду, она захлопнула его и позвонила носильщику.

Внезапно дверь открылась, и в комнату вошел Джулиан. Вместо халата на нем были брюки и рубашка. Его лицо было бледным, в глазах застыла боль.

Они смотрели друг на друга. Он бросил взгляд на закрытые чемоданы, дорожную одежду, прекрасное лицо, на котором застыли боль и вызов.

– Почему ты покидаешь меня? – спросил он.

– Почему? – Она слабо улыбнулась. – Ты знаешь, почему, Джулиан. То, что сказала Агата, правда. Не все, она преувеличила, но я была проституткой в Париже, и я пыталась убить Скрофо, или Крофта, или как он там себя еще называл.

– Господи. – Он покачал головой и тяжело опустился на кровать. – Но почему, Инес? Почему ты никогда не говорила мне об этом? Ты ведь должна была понимать, что когда-нибудь я узнаю обо всем?

– Я надеялась, что этого не произойдет. Мне казалось, что ты не сможешь вынести правды. Да, я была проституткой, – тихо сказала она, – но только в силу обстоятельств. Пойми, моя мать была проституткой и, может быть, моя бабушка тоже.

Она взглянула на него, но выражение его лица оставалось непроницаемым. Она вздохнула.

– Для меня, Джулиан, это был легкий, почти нормальный образ жизни, я была очень молода, когда начала, еще подростком, и я действительно не знала другой жизни. Может быть, я была очень жадной; может быть, в Лондоне я должна была перестать заниматься проституцией, поступить на обычную работу в магазин или офис и найти мужчину, любого мужчину, чтобы выйти замуж. Меня не должно было заботить, люблю я его или нет. Я должна была выйти за него замуж ради своей безопасности, чтобы он заботился обо мне.

Она посмотрела на Джулиана огромными глазами, полными слез.

– Считается, что женщина должна вести себя так, да, Джулиан? Никто не говорит, что надо любить, чтобы жениться, но для меня выйти замуж не по любви было еще худшим видом проституции.

Джулиан ничего не сказал, и она продолжила, – Я так сильно любила тебя и так сильно люблю сейчас, что я не могла пойти на риск потерять тебя. Я знаю тебя, Джулиан. Не забывай об этом. Я знаю, как думаешь ты, как думает большинство мужчин. По отношению к мужчинам и женщинам у вас двойной стандарт. Если бы ты узнал, ты бросил бы меня, я знаю. Ты не смог бы вынести разговоров, злобных сплетен, скандала и шепота, который тянулся бы за моей спиной.

– Нет, Инес. – Он шагнул к ней, и ей показалось, что нежность постепенно возвращается на его лицо. – Нет, не так. Я понял бы и я простил бы тебя, потому что я люблю тебя. Ты всегда была, ты есть, и ты всегда будешь той единственной женщиной, которая создана для меня. Ты знала это?

Инес неуверенно посмотрела на него.

– Но мое прошлое? Разве оно тебя не беспокоит? Тебе придется с ним считаться.

– Считаться? Конечно, черт возьми, я буду помнить о нем. Но что я могу с этим поделать? Ничего. Это случилось, это часть того, что сделало из тебя ту женщину, которую я люблю, на которой хочу жениться и с которой хочу провести всю оставшуюся жизнь. Инес, ты простила мне Доминик, а это гораздо большая ошибка. Как же я могу не простить тебя, как я могу?