В огромном особняке, затерявшемся в каньонах высоких голливудских холмов, легендарная Рамона Арман готовилась к предстоящему выходу в свет. Толпа парикмахеров, слуг и гримеров в благоговейном молчании застыла вокруг мраморного с серебром столика, за которым сидела великая актриса, прикладывая к ушам серьги с изумрудами.

Эта бледная женщина с иссиня-черными волосами так долго была легендой и звездой, что начало ее жизни покрывала глубокая тайна. Журналисты создали такую романтическую версию ее биографии, что она и сама поверила в нее. Ни в одной из ее биографий не упоминался тот факт, что она, Дидье и их родители, Рахиль и Эли Левински, покинули Венгрию еще до первой мировой войны. Семье Левински повезло, они нашли в Лондоне, в Ист-Энде, каких-то родственников, и Эли торговал рыбой, пока Рамона и Дидье ходили в местную школу и изучали там английский язык и британский образ жизни. Впоследствии они сменили фамилию и оба добились в жизни большого успеха.

Рамона была маленькой женщиной с твердым характером. Плохо приходилось тому, кто не успевал выполнить приказ повелительницы, особенно во время ее тщательно подготовленных «дворцовых приемов», которые длились по три часа. Провинившегося ждал испепеляющий взгляд невероятных желтых глаз Принцессы. Несколькими ядовитыми словами она могла привести в ужас самых бесчувственных.

Лампы в ее огромной спальне всегда были притушены, что еще больше подчеркивало белизну ее прекрасной кожи, которую она умащивала кремом, специально для нее созданным самим Максом Фактором. Этот крем помогал скрывать крошечные морщинки, которые, несмотря на все ее усилия, разбегались по ее прекрасном лицу тонкими лучиками. Какое значение имеет, что ее белая кожа сейчас уже не так прекрасна, как во времена немого кино? Она все еще звезда и останется на небосклоне, пусть все относятся к ней, как к звезде. Рамона была настоящее «дитя» Голливуда и знала правила игры не хуже мистера Занека, мистера Уорнера и мистера Кона. Сегодня она собиралась сыграть с ними в свою собственную игру.

– Принеси мне мои бриллианты, Мария, – повелительно сказала она. Именно голос спас ее, когда наступила эра звукового кино. Многие ее коллеги были осмеяны за свои неприятно звучащие голоса, а мягкая интонация Рамоны, которой она была обязана английскому воспитанию, привлекала публику, и ее карьера процветала.

Изучая свое отражение в трельяже, она вспоминала некоторых своих друзей-неудачников. Бедный старина Джек Жильбер. Публика просто падала от хохота, слыша его голос. Величайший любовник, который уложил в постель так много звезд немого кино и разбил столько сердец, оставив их обладательниц рыдать по нему в кружевные подушки, этот человек думал только о Грете Гарбо, своей единственной настоящей любви. Подумав о Гарбо, Рамона заскрежетала зубами. Она действительно как комета ворвалась в звуковое кино. Невероятно, но любовь публики к ней становилась только сильнее, когда она слышала ее хриплый голосок: «Подай мне виски и имбирное пиво в придачу, да не будь таким скрягой, малыш». Вся Америка визжала от восхищения, а Грета Гарбо стала самой яркой звездой всех времен.

Рамона нахмурилась, подумав о своей главной сопернице. Ее раздражало, что та все еще привлекает внимание американской публики. То она выходила из трансконтинентального экспресса, то сходила по трапу самолета, кутаясь в длинное пальто. Фетровая шляпа, с кокетливой небрежностью сидела у нее на голове, она загадочно смотрела на мир из-за стекол темных очков, театрально шепча: «Мне хотелось бы побыть одной».

Рамона знала, что эта фраза была не более чем рекламной уловкой. Она видела, что Гарбо на самом деле обожает внимание публики. Гарбо процветала. И чем больше ей «хотелось побыть одной», тем меньше ей это позволяли. Это раздражало Рамону, приводило ее в ярость, но фотографии Гарбо по-прежнему украшали обложки журналов и газет, несмотря на то, что за последние десять лет она сфотографировалась всего один раз.

Выбрав пузырек дорогих духов «Лаликю», Рамона начала душиться, пока горничная закрепляла украшенный бриллиантами черепаховый гребень в ее блестящих черных волосах, собранных на затылке в узел. Рамона надела восхитительное изумрудное ожерелье, отделанное жемчугом и бриллиантами европейской огранки. После этого она критическим взглядом оглядела себя в зеркале.

– То, что надо, – сказала она про себя, – да, это как раз то, что надо.

Наконец-то она была готова и выглядела совершенно очаровательно.

Сегодня вечером в Голливуде будет банкет по поводу приезда знаменитого английского актера Джулиана Брукса, его будут чествовать в высшем обществе Беверли-Хиллз. Он будет вместе с Инес Джиллар, той женщиной, ради которой он расстался со своей женой. Голливуд очень хотел познакомиться с этой женщиной. Их роман не слишком афишировался из-за неизбежного развода, но, как бы странно это ни было, ни одна фотография влюбленной пары так и не появилась. Банкет должен был состояться в доме Спироса Макополиса, президента кинокомпании «Коламбиа пикчерз», одного из самых влиятельных людей в городе. Рамоне очень хотелось выглядеть как можно лучше и моложе, особенно после ее недавнего успеха в новом итальянском фильме. Сегодня вечером она покажет снобам из Беверли-Хиллз, что Рамона Арман все еще звезда первой величины, что она все еще хороша собой и что с ней надо считаться.

В гостиной ее роскошного особняка среди прекрасных абиссинских ковров сидел Умберто Скрофо, ее спутник на сегодняшний вечер и продюсер ее нового, еще не признанного фильма. Скрофо с восхищением рассматривал коллекцию картин импрессионистов, попивая шампанское и терпеливо ожидая, когда она кончит одеваться. Это был его первый выход в Голливуде, и он очень нервничал.

Ему не терпелось стать среди них своим и добиться успеха.

– Дом Спироса освещен, как рождественская елка! – сказал Джулиан Брукс, глядя в окно автомобиля. Это была сущая правда. Все окна сияли ярким светом, и белая вилла, расположенная среди аккуратно подстриженных лужаек и кипарисов, была вся увешана лампочками и представляла невиданное в Калифорнии зрелище.

– Снег! О Боже! – воскликнула Инес, прижавшись к стеклу лимузина. – Да посмотри же, Джулиан, настоящий снег! Откуда он здесь? Сегодня днем было около двадцати двух градусов тепла.

Джулиан посмотрел вниз, на толстый слой искрящегося девственно чистого снега, который мягкий ковром стлался по обе стороны дороги, и, повернувшись к Инес, улыбнулся. Она с удивлением смотрела на гигантскую желто-зеленую елку тридцати футов высотой, увешанную блестящими игрушками самых невероятных цветов и оттенков.

Дверь автомобиля им открыл распорядитель, отвечающий за парковку автомобилей. Он был одет, как один из эльфов Санта-Клауса, и это его сильно смущало. Большинство этих ребят были безработными актерами, поэтому, умело скрывая свое смущение, они вежливо помогали гостям выходить из автомобилей, сопровождая это фразой: «Добрый вечер, мэм, сэр. С Рождеством вас».

Инес с трудом удержалась от смеха, увидев Сандерсона, типичного английского дворецкого, который служил у Спироса, одетым в непривычный для него костюм Санта-Клауса. Его серьезное лицо плохо гармонировало с ярко-красной шубой и белой бородой. Он категорически отказывался надевать этот наряд, даже грозил уволиться, но Макополис в конце концов уговорил его самым тривиальным способом: при помощи денег.

– Такое было бы невозможно в Англии или во Франции, не правда ли, дорогая? – прошептал Джулиан, сжимая руку Инес. Они весело переглянулись. Инес была поражена. Десять лет общения с аристократами вы работали у нее четкие представления о том, что можно и чего нельзя. Все, что она увидела на богатой вилле Макополиса, было безобразным. Дворецкий, одетый Дедом Морозом? Это ужасно!

– Послушай, дорогой. – Инес все еще не могла разрешить предыдущую загадку. – Сегодня я загорала у бассейна. Откуда здесь мог взяться снег?

– Подделка, моя дорогая, подделка, – рассмеялся Джулиан. – Я абсолютно уверен, что Спирос озадачил свой отдел бутафории и реквизита, и они состряпали эту маленькую приятную подделку.