– Как все-таки красиво в Сен-Тропезе, да? – прошептала Доминик, чувствуя, как сильная рука Гастона мягко легла ей на плечо.

– Да, красиво, – нежно ответил он, – но красивей тебя все равно ничего нет, дорогая. – Он наклонил к ней голову, и она увидела ставшие огромными зрачки его глаз. – Ты настоящая красавица, Доминик, – прошептал он, – ты очень красивая… очень, очень красивая.

Его губы целовали ее волосы, почти касаясь нежной мягкой шеи.

– Нет, Гастон, нет. – Доминик слышала свой слабый, уже не сопротивляющийся голос, когда его нежные губы ласково коснулись ее шеи. – Нет.

– Да, – настойчиво сказал он. – Да, Доминик, да, да. – Гастон опустил ее на теплый песок, и она почувствовала, как холодная морская вода подбирается к ее ногам, а его губы ласкают ее рот, доставляя невероятное наслаждение. Его язык был умелым и очень нежным. Казалось, он сам знает, чего она хочет. Она открыла ему губы для поцелуя и, хотя на нем была рубашка, почувствовала горячую страсть, исходившую от его тела. Она вздрогнула, когда волна захлестнула ей ноги. Гастон все ниже скользил рукой по ее блузке.

– Нет, Гастон, не здесь, – сказала Доминик, нервно рассмеявшись. – Мы прямо посреди пляжа, вдруг кто-нибудь пойдет?

– Ночью здесь никто не ходит, мой маленький котенок, – сказал он. – Хотя, думаю, ты права. Давай поднимемся в ресторан, там нам уже никто не помешает. Идем. – Он помог ей подняться на ноги, и они побежали к смутно белевшему в темноте прибрежному бару.

В помещении царила полная темнота, пахло подгоревшим чесноком и специями. Гастон крепко схватил Доминик за руку, протискиваясь между составленными столами и стульями в глубину бара. Возле стены были свалены в кучу десятки полосатых матрацев, на которых днем отдыхающие загорали на пляже.

– Ну вот, – сказал Гастон, помогая ей забраться на самый верх этой кучи. – Залезай туда, там просто класс!

– Я чувствую себя как принцесса на горошине из той сказки, – засмеялась Доминик, чувствуя себя необычайно взрослой, одновременно волнуясь и радуясь. – Лежать на такой куче матрацев… о, Гастон, мы не грохнемся отсюда?

– Я не дам тебе упасть, – прошептал юноша, занятый маленькими пуговичками на ее блузке. – Не беспокойся, Доминик, я тебя буду защищать. Обещаю тебе.

Чувствуя запах янтарного солнца и мягкого моря, Доминик отдалась пылким поцелуям и безумным ласкам юного продавца мороженого с легким вздохом удовольствия.

С тех пор они встречались по нескольку раз в неделю, и Гастон доставил Доминик еще немало удовольствия. Их тайные встречи в жалкой лачуге на берегу моря стали для них настоящим приключением, Доминик поражала Гастона своим сексуальным пылом и энтузиазмом. Она не страдала притворной стыдливостью и ложной скромностью. Единственное, чего она боялась, это забеременеть, но он умело предохранялся. О такой партнерше можно было только мечтать, и он часто говорил ей, что она «создана для любви».

Когда с киностудии «Коламбиа пикчерз» пришла телеграмма с положительным ответом, извещающая, что Доминик пора ехать в Голливуд для подготовки к съемкам «Легенды Кортеса», молодые влюбленные горько плакали.

– Я никогда тебя не забуду, обещаю, – сквозь слезы говорила Доминик, всем телом прижимаясь к Гастону в уютной темноте их любовного гнездышка. – Я буду писать тебе каждый день, каждый божий день!

– Я тоже, дорогая, – отвечал юноша, с трудом сдерживаясь, чтобы не заплакать. – Я буду любить тебя всегда, Доминик, всю жизнь, и буду ждать, когда ты вернешься из Америки.

Несколько дней спустя Гастон Жирандо стоял на бетонном поле аэропорта Ниццы, провожая взглядом Доминик и Агату, подымавшихся на борт гигантского четырехтурбинного авиалайнера компании «Эр Франс», который должен был унести их в Нью-Йорк. Доминик была одета в строгий черно-белый полосатый костюм с блестящими черными пуговичками на пиджаке. Талию перетягивал узкий черный ремешок. Юбка была длинной, намного ниже колен. На гладких волосах – маленькая фетровая шляпка, а сами волосы туго перетянуты на затылке черной ленточкой. Под белым воротничком был приколот изящный черный бантик, на руках белые перчатки, туфельки на высоком каблуке и маленькая черная сумочка оригинальной формы. Она выглядела совсем взрослой, умудренной опытом, когда остановилась на трапе самолета, грациозно повернулась и приняла непринужденную позу, позируя для газеты «Утро Ниццы».

А за ней, гордо улыбаясь, стояла ее наставница Агата, нежно глядя на свою воспитанницу. Наконец-то они уезжают. После долгих месяцев ожидания их все-таки вызвали в Голливуд, эту таинственную страну. Через двадцать четыре часа они уже будут там, и тогда, может быть, многие мечты Агаты осуществятся.

Лондон

Аплодисменты были просто оглушительными. Это превзошло все ожидания Джулиана, шумные овации долго не смолкали. Он стоял, наслаждаясь ими. Красивый и благородный, в черных рейтузах и свободной белой рубашке, он держал за руку женщину, стоявшую рядом с ним, снопа и снова кланяясь публике под гром аплодисментов и сохраняя на лице улыбку, скрывающую его ярость. Эта проклятая сучка весь вечер выбегает на сцену вместе с ним. Всякий раз, когда он во время спектакля обращался к ней, Фиби умудрялась отойти от него на несколько шагов так, чтобы ее публика могла видеть полностью, а его нет. Звездой был он, и Гамлета играл он, Джулиан Брукс, а не она. Роль Офелии была второстепенной, а эта рыжеголовая сучка вторгалась на его территорию и тянула одеяло на себя.

Но еще больше раздражало то, что Оливеры и Джон Гилгуд сидели в первом ряду и видели все, что вытворяла Фиби. Они, конечно, вволю над ним посмеялись.

– Офелия выходит кланяться вместе с Гамлетом… До чего же дошел театр?.. – должно быть, говорили они. – Джулиан, наверно, просто сошел с ума, дорогая.

Да, лет семь назад он обещал своей жене, что если он будет играть Гамлета, то она будет Офелией. Но тогда она была, по крайней мере, в два раза тоньше. Устав бороться, он сдался после ее мстительного и необычайно дорогого путешествия с Эрминой. Чтобы сыграть Офелию, она сбросила пятнадцать фунтов и выглядела не так уж плохо в роскошном многоярусном платье и парике. Конечно, не так, как Вивьен Ли или Софи Такер. Джулиан наивно полагал, что, позволив Фиби погреться в лучах его славы, он спасет их брак. Но все вышло совсем наоборот: во-первых, все лишний раз увидели, какая она заурядная актриса, а то, что он дал ей роль Офелии, выставило его полным дураком в глазах общества. В результате от их брака осталась одна видимость.

Он прекрасно помнил историю о выдающемся актере сэре Дональде Уолфите, который как-то во время гастролей в провинции вышел кланяться на «бис» и заявил публике громогласным голосом:

– Большое спасибо, дорогие мои, за тот радушный прием, который вы оказали нам сегодня вечером. На следующей неделе мы будем играть здесь, на сцене Аламбрского театра, шекспировского «Отелло». Я сам буду играть великого мавра, а моя дорогая жена будет Дездемоной.

В это время с галерки прозвучал чей-то голос:

– Твоя жена старая корзина.

После очень долгой паузы сэр Дональд ответил:

– Да, но она все-таки сыграет Дездемону.

То же самое происходило сейчас с ним и Фиби, думал Джулиан, яростно завязывая шнурок. Он был звездой, а она развалюхой, а выбегающих на сцену старых развалюх обычно прогоняют пинком под зад.

Хотя их вызывали на «бис» одиннадцать раз, он весь кипел от негодования, сидя у себя в гардеробной и яростно стирая с лица остатки грима.

– Послушай, Фиби, я думаю, ты можешь больше не выходить на поклоны. Черт побери, сколько раз я тебе говорил, что во время моего монолога «Уйди тогда ты в женский монастырь» ты должна стоять в глубине сцены. Ты что, не понимаешь?

– О, да, я помню, ты говорил мне, дорогой, – с издевкой в голосе ответила Фиби, чувствуя себя как леопард в джунглях.

Она с насмешкой смотрела на него в маленькое зеркальце, продолжая стирать пудру и румяна со щек и осторожно удаляя тушь и тени уголком махрового полотенца. В конце концов, не было никакого смысла тратить драгоценный крем на то, чтобы все это снять, все равно придется снова краситься перед званым ужином. Плюс ко всему, она была страшно ленива. Взволнованная премьерной лихорадкой, она не обращала никакого внимания па гневную тираду Джулиана, прихорашиваясь, наряжаясь и поправляя свои морковные волосы в ожидании посетителей. Она уже слышала, как они идут по коридору театра «Хеймаркет», и думала, что это прервет недовольное ворчание Джулиана.