— Виноват! — подскакивает один из охранников. — Ваше превосходейшество, в рамках последних распоряжений во дворец доставлены существа по имени Силли и Гилли...
— Насколько я помню, мы обсуждали только одного! — король поднимает палец свободной руки, продолжая опираться на вторую.
— Так... это! — норятель раздувает щёки и растерянно вертится. — Я откуда знаю-то!
И вдруг, просияв, направляет острие пики в нашу сторону.
— Объясняйте королю, почему это вас двое!
— Нас схватили — да, пожалуй, «схватили» будет подходящим словом — когда мы прогуливались по шахте вдвоём в компании тележки, — спокойным тоном объясняет Гилберт. — Можем ли мы теперь, в свою очередь, узнать, для чего мы вам понадобились?
Охранник вытягивается в струнку и втыкает пику в землю рядом с собой.
— Его превосходейшество, король Подземных Долин и Твердокаменной Окрестности, отец норятелей, обладатель Седого Уса и...
— Пимми, сократи эту часть, — недовольно приподнимается король.
— Как скажете, ваше превосходейш... кха... Скарри Третий Могучий, сын Скарри Второго Долгозубого и внук...
— Можно просто Скарри, — ворчит король и поправляет шапочку. На какое-то мгновение становится видна лысая макушка.
Я думаю о том, что мне, пожалуй, больше не хочется иметь прозвище «Могучий».
— Да, так вот, его превосходейшество Скарри милостиво повелел принести вас в жертву богине, чтобы она сожрала вас и перестала хоть ненадолго прогрызать землю под нашим королевством, а может, уже и не только здесь, вот. Я хорошо объяснил?
Раздуваясь от гордости, норятель-страж глядит на короля.
— Достаточно, Пимми, — морщится тот. — Очень хорошо сказано, если ты собирался заставить их умереть от страха прямо на этом месте или мечтал, чтобы они начали метаться по дворцу в поисках выхода, или, чего доброго, напали на нас.
Пимми поникает.
— На место, — делает король повелительный жест лапкой, и охранник плетётся ко входу. — Ну а вы не пугайтесь, — доверительно шепчет он нам, — всё не так страшно на самом деле. То есть, эх. Я вам больше расскажу, но не здесь.
— Только попробуйте принести нас в жертву, — угрожающе говорю я, — и пожалеете. У меня последние дни вообще как-то не задались, любая мелочь может стать последней каплей.
— Пойдёмте-ка, — говорит король, спрыгивая с трона и касаясь нас легонько. — Подальше от моих верных слуг.
И он ведёт нас в глубину зала, где мы останавливаемся рядом с изображением мощного, как башня, дерева. Судя по тому, что я вижу, на дереве растут уродливые белые кролики.
— Как же я устал, — морщится король, потирая лапой лоб. — Знали бы вы, сколько раз я уже пересказывал эту историю разным людям. Давайте сюда, по пути расскажу.
И он прикладывает ладони к стене, открывая для нас проход. Мы переглядываемся, затем Гилберт кивает мне, и мы ступаем в тоннель, сопровождаемые королём. Земля смыкается за нашими спинами.
— Так вот, — говорит король, — когда-то давно, не помню, сколько лет назад, я был молодым, хотя я и сейчас не очень стар. Любил проделывать новые пути и радовался интересным находкам. Так-то я и нашёл Грызельду.
— Ту самую богиню, которая нас сожрёт? — уточняю я.
— Да нет никакой богини! — сердито вскрикивает король, но тут же испуганно втягивает голову в плечи и озирается. — Ой, здесь ещё нельзя о таком говорить. Грызельда была яйцом, и вы бы видели, какой красоты! Прозрачным, будто стекло, с голубыми сгустками в глубине и розовыми прожилками под поверхностью. Я думал, это самый драгоценный из камней. Конечно, я взял её с собой.
Тут он замедляется, принюхивается, водя своим цветком влево и вправо, а затем уверенно давит ладонями на стену.
— Сюда, — командует он. — Об этом проходе знаю только я, тут можно будет беседовать спокойно.
— Не можем ли мы остановиться и поговорить? — предлагает Гилберт. — Не то чтобы говорить по пути было неудобно, но когда подозреваешь, что тебя ведут приносить в жертву, внимание как-то уходит в сторону от рассказа.
— Вы-то идёте домой, — грустно машет лапкой король, — вам сейчас бояться нечего. Пока. Но по пути я кое-что покажу.
— Домой? А что там насчёт принесения в жертву? — любопытствую я.
— Скоро дойдём и до этого, — обещает король. — Так вот, я вырубил яйцо изо льда, в котором оно хранилось, и взял домой. И в тепле из него вдруг появилась Грызельда!
— Кто же она такая? — немного нервно спрашивает Гилберт.
— Очень красивая! — с долей восхищения отвечает король. — Тоже похожа на стекло, голубое с розовым, местами прозрачная, много лапок. Но вот беда...
Тут король останавливается и кладёт ладошку на стену. Сперва я думаю, он хочет открыть ещё один проход, но нет. Он на что-то указывает.
Приглядевшись, мы видим неширокую дыру, уходящую в глубину. Рука в неё, пожалуй, не пролезет.
— Грызельда питается почвой, — сообщает король. — Сперва я не видел в том большой беды — ведь здесь полно камней, которые я ей притаскивал.
Он отправляется дальше, и мы идём следом.
— Но со временем оказалось, что ей этого недостаточно. Вот тут, например, она сорвалась с моего плеча и убежала в стену. Проела проход, как настоящий маленький норятель, — в голосе короля слышится даже некоторая гордость. — Она возвращалась на свист.
— Я всё ещё не понимаю, что в этом такого страшного и как это может быть связано с нашим похищением, — ворчу я.
— А вот, — и король опять указывает на стену. Тут, даже особо не приглядываясь, я вижу большую дыру, в которую легко пройдёт нога. — Грызельда росла. Да.
— Так, — говорю я и вспоминаю дрожь земли под вагончиком, когда мы только приехали. — И какая же она сейчас?
— Как бы вам сказать, — несчастно говорит король, и тут я вижу впереди проход, пересекающий наш тоннель. Он настолько огромен, что если бы Гилберт вздумал там прогуляться, усадив меня на плечи, то я не коснулся бы макушкой потолка.
— Это Грызельда сделала до прошлой линьки, — сообщает король.
— Да она же ужасно опасна! — говорю я, осознав масштабы бедствия. — Почему вы не остановите её?
— Но она была так мне дорога! — восклицает король и сдвигает очки на лоб. Крупные слёзы текут из его крохотных морщинистых глаз. — Мы уже столько лет вместе, и она всё так же приходит на свист, хотите, покажу? Ой, нет, лучше не надо, а то и тут всё обрушится. Она пока резвится где-то внизу.
Я с опаской гляжу под ноги. Вижу, что и Гилберт делает то же самое.
— Так вот, время шло, и я не заметил, когда именно Грызельда стала уже не такой... милой, как прежде. Пожалуй, только когда обрушилась одна из наших галерей, я понял: что-то пошло не так. Ведь мы, норятели, славимся умением всё рассчитывать, и это был первый известный нашему племени случай, когда проделанные нами ходы обвалились. Народ охватила немалая паника, все сразу же стали рваться туда, чтобы понять, в чём дело. Но я-то уже знал. Это как раз при мне и произошло. И вот я понял, что если им станет известно, то мою милую, хрустально-прозрачную, кварцево-розовую, топазово-голубую Грызельду растерзают, уничтожат...
— Раскишкакают, — подсказываю я. — Это слово мне попалось в одном из странствий, и кажется, оно очень подходящее.