— Даже два знака! — гордо сообщает норятель. — Лоффи нарисовал какую-то уродищу, а я рядом красивую понятную!
— Сам уродищу нарисовал! — сердится тот, кого назвали Лоффи, и подталкивает своего спутника. Тот не остаётся в долгу, и вскоре оба так расходятся, что выпадают из тележки прямо к нашим ногам.
— Что за знак? — интересуется Гилберт, тактично пытающийся не глядеть на смущённых норятелей, водружающих тележку на колёса.
— Мы с Бернардом договорились, что если он увидит знак в виде птицы, то позже придёт в то же место один. Так мы сможем с ним связаться, — поясняет Нела и разворачивается к норятелям. — Скорее отвезите меня наверх!
— И нас тоже, — говорю я, но Нела сообщает, что поедет только она.
— Здесь мало места даже для троих, — говорит она тоном, отбивающим всякое желание спорить. — И потом, там придётся ждать и сидеть тихо, вы заскучаете.
Обидно, что такое приходится выслушивать мне, настоящему знатоку в вопросах тишины и молчания. Да я однажды несколько часов пролежал под кроватью, лишь бы не идти на урок! А что насчёт того раза, когда мы с Сильвией забрались под стол задолго до начала приёма, до появления гостей, чтобы остаться незамеченными и затем во время обеда перекрасить всем туфли в другие цвета? Удержаться от разговоров в компании сестры было куда сложнее, чем если бы я был один, но я же справился!
Но конечно, как воспитанный человек, я не могу спорить с Нелой, и она уезжает, взяв с собой лишь одного норятеля.
Ждать приходится дольше, чем я думал. В конце концов, чтобы не помереть со скуки, мы принимаемся играть в слова с норятелями, стоящими на посту. Доходим уже до буквы «с».
— Снег, — говорит Гилберт.
— Не бывает таких словей! — не верит ему страж. — Выдумываешь ты всё!
— Бывает, бывает, — подтверждаю я. — Вы что, наружу никогда не поднимаетесь? Когда наступает зима, облака на небе рвутся и из них выпадывают такие маленькие снежинки.
— Ладно, — с сильным недоверием в голосе говорит норятель. — Моё слово — слизь.
— А моё слово — слово, — радуется его напарник.
— Ну и какое же слово? — не понимает первый норятель.
— Да слово же!
— Что, что за слово?
— Слово!
Они порядочное время спорят, пока наконец не понимают друг друга.
— Моё слово — спор, — сообщаю я.
— Столица, — говорит Гилберт.
— Что-о? — возмущается первый норятель. — Ты нечестно играешь, ты всё время выдумываешь какие-то неправдные слова!
— Хорошо, — устало говорит Гилберт, не желая больше пререкаться. — Пусть будет «скудоумие».
— Чего-о-о?
— Совет.
— Это я знаю, — радуется норятель. — А моё слово... э-э-э... м-м-м...
Тут раздаётся нарастающий шум, и из прохода вылетает тележка. У штурвала стоит норятель с улыбкой от уха до уха, его очки плотно надвинуты на глаза, уши шапочки отогнулись от быстрой езды. За ним, как селёдки в бочке, теснятся Нела, отец и что, погодите? Почему это с ними ещё и Андраник?
— С-с... Свозвращением! — радостно вопит страж. — Я выиграл!
— Это два отдельных слова, — ворчу я, в то время как Гилберт помогает Неле спуститься на землю, а затем подаёт руку Андранику.
— Значит, я аж два раза выиграл, — норятель даже приплясывает от восторга.
У нас есть дела поинтереснее, чем его разубеждать, и потому мы оставляем его упиваться победой.
Глава 18. Что ж, не удивлён я скверным новостям
— Какими судьбами? — кисло интересуюсь я у Андраника, пытаясь быть вежливым.
Кажется, он немного больше рад встрече, чем я, но ещё сильнее его интересуют норятели и подземное королевство.
— Король Бернард был так любезен, что пообещал устроить мне сюрприз, — отвечает Андраник, вертя головой во все стороны. — Ах, я обожаю сюрпризы! Чудесно, чудесно! Ах да, принц Сильвер, я весьма рад видеть вас в добром здравии.
Да, вот так мы с ним и общаемся в последние годы.
— Сильвер, сынок, — мощный удар прилетает мне в плечо, едва не заставляя колени подкоситься. — Я подумал, ты будешь рад повидать своего старого хорошего друга, как и он тебя! Скажи, молодец я, что устроил вам двоим такую встречу?
— Молодец, — отвечаю я, скривившись.
— Я очень рад, — говорит воспитанный Андраник. — Большое вам спасибо, король Бернард!
— Ну, чего уж, — смущается отец. — Вы, детишки, пока развлекайтесь, погуляйте туда-сюда, а мы кое о чём поговорим с супругой, а то давненько мы не беседовали. Есть здесь какое-нибудь уютное местечко, где нас не подслушают?
Нела немного краснеет. Ей, наверное, неловко, что отец так бесцеремонно нас выпроваживает.
Я бы возразил, ещё и как, насчёт детишек. Мне уже двадцать один год, а осенью вообще исполнится двадцать два! Гилберт и вовсе старик, ему двадцать четыре, а оттуда всего ничего до тридцати. Аж древностью повеяло. А вот Андраник, конечно, совсем ещё малыш. Ему двадцать два исполнится только в начале зимы!
Но я понимаю, что не время обижаться. Отец с Нелой наверняка собираются обсудить тайны, которыми нельзя делиться со всякими там посторонними. Посторонние — это, разумеется, Андраник. И мы его отвлечём, а о замыслах узнаем позже.
— Может быть, проведаем короля Скарри, если только он не отдыхает? — предлагаю я.
Гилберт и Андраник соглашаются, и мы отправляемся во дворец.
— Как здесь здорово! — с нескрываемой завистью говорит Андраник, голова которого не перестаёт вертеться влево, вправо, вверх и вниз. Я с ужасом жду, что его тощая шея, того и гляди, не выдержит и переломится. — А мне не позволяют бывать в небезопасных местах. Ого, из чего это облако сделано? А потолок не обрушится? Если бы мамочка узнала, умерла бы от беспокойства.
Я прихожу в восторг.
— Так значит, это можно назвать поступком, который ты желаешь сохранить в секрете от родителей, да?
— Обращайтесь ко мне на вы, принц Сильвер, — задирает нос Андраник, — и с уважением. Наш прежний уговор никто не отменял, и я всё ещё могу рассказать о том, что...
— Вы, уважаемый принц Андраник! — ору я, чтобы заглушить голос этого мерзкого типа. — А всё-таки ваши уважаемые-преуважаемые родители будут огорчены, не так ли, узнав о вашем визите в подземное королевство?
— Подумайте прежде, не будет ли огорчён ваш батюшка, — ехидно отвечает Андраник. — Ведь именно он просил меня сохранить этот визит в тайне. Без этого, возможно, я и сам рассказал бы родителям обо всём. Я не прочь показать им, что способен на самостоятельные решения и чувствую себя прекрасно даже при отсутствии всяких удобств. Ай, камешек в ботинок попал!
И мы останавливаемся, чтобы Андраник мог вытрясти камешек из своего здоровенного башмака.
— Он тебе чем-то угрожает? — тем временем шёпотом интересуется Гилберт, отводя меня в сторону. — О каком уговоре шла речь, о чём он может рассказать?
— Забудь, — со злостью отвечаю я, — и никогда не спрашивай, особенно у Андраника. А то вдруг он ещё проговорится. Кто его, змеюку такую, знает.