В дальнем крыле замка есть у меня один любимый балкон. Он густо зарос диким виноградом, а отец по нашей с сестрой просьбе никогда не отправлял сюда садовников. Прежде нам нравилось сидеть здесь в тени листвы в то самое время, когда мы должны были заниматься учёбой и прочими важными делами.

Я опускаюсь на каменную скамью и вздыхаю, глядя на небо в узорных прорезях юной листвы.

— Кхе-кхе, — раздаётся деликатное покашливание сбоку.

Я оглядываюсь и вижу одного из гостей — вроде бы мы и раньше встречались, но не вспомнить, где. Он по уши завёрнут в кружево и бархат тёмно-синего оттенка, совершенно не подходящего к желтоватой коже одутловатых щёк. Светлые волосы заплетены в косу, переброшенную через плечо. А ещё у него длинные белые усы, аккуратно причёсанные.

Тёмные, глубоко посаженные глаза виновато помаргивают, но уходить человек не торопится.

— Простите, не хотел вам помешать, — осторожно произносит он. — Вы не узнаёте меня?

До чего же не люблю такие моменты!

— Что вы, конечно, сразу узнал! — говорю я неискренним голосом. — Кажется, мы встречались на одном из приёмов в Третьем королевстве?...

Раз он знатного рода, смело можно упоминать какой-нибудь приём в каком-нибудь королевстве — с большой вероятностью он мог там побывать.

Мой собеседник выдыхает, и напряжённое выражение покидает его лицо.

— Да, да, какая у вас чудесная память! — с облегчением говорит он мне. — Вы позволите, я тоже здесь немного посижу?

— Конечно, конечно, — притворно оживляюсь я и двигаюсь по скамье, освобождая место.

— Какой сегодня замечательный день, — лучится радостью незнакомец, потирая пухлые ладошки. — Дух праздника витает в воздухе!

— Это точно, — говорю я, и остатки хорошего настроения уходят на то, чтобы придать голосу хоть немного приветливости. Всё, больше ни капли не осталось, а я к тому же голоден и в такое время всегда бываю не в духе. Пусть он только ещё откроет рот...

— Наверное, вы ужасно рады этой свадьбе?

Толстяк шевелит усами, улыбаясь. Его глазки блестят.

— Нет, — мрачно заявляю я. — Не рад и мечтаю оказаться подальше отсюда. И день сегодня отвратительный. Я не выспался и голоден. И хочу побыть в одиночестве.

Гость вскакивает так быстро, будто скамья под ним раскалилась.

— Ох, простите! — испуганно произносит он. — Не хотел вас беспокоить! Конечно, я уйду!

И он улепётывает (довольно быстро, учитывая телосложение).

«Сбегу», — бьётся в голове. Но нет, нет, так нельзя. Хоть бы этот назойливый не оказался сплетником.

Чуть позже я пробираюсь в свою комнату, тщательно выбирая путь и укрываясь то за одной, то за другой дверью, чтобы проходящие мимо не заметили меня. Слышу, меня зовёт отец, но не откликаюсь. Торопливо проходит Нела, спрашивая у кого-то, не встречался ли им принц, но я не хочу видеться и с ней. Наконец я ныряю в свою комнату, тщательно запираю дверь, приваливаюсь к ней спиной и сажусь на пол.

— Вот ты где, — довольно произносит Гилберт. Он, как оказалось, сидел в кресле с книгой. — Я как раз хотел поговорить...

— А я не хотел! — злобно отвечаю я. — Уходи, оставь меня!

— Что случилось? — удивляется он. — Ты почему такой сердитый?

— Потому что не завтракал, — рычу я. — Сам уйдёшь или мне тебя выставить?

Он пожимает плечами и покидает комнату, забыв книгу. Это оказываются «Правила поведения на королевских свадьбах», и я со злости пинаю их ногами, пока растрёпанный томик не улетает под кровать. А потом открываю шкаф, где у меня на всякий случай припрятана пара бутылочек вина.

Затем я падаю на кровать и отказываюсь с неё вставать ради контрольной примерки наряда, ради разговора с Сильвией, ради праздничного обеда и даже ради праздничного ужина. Ещё раз приходит Нела, затем отец, затем ко мне пытается пробиться Гилберт, но я всем советую уйти куда подальше.

После ужина я слышу лёгкий стук в окно — сверху спускается корзина с провизией. Видимо, Сильвия вспомнила детство. Так мы поддерживали друг друга, когда бывали в качестве наказания лишены сладкого или просто заперты в комнате.

— Спс-сибо! — громко говорю я, чтобы меня было слышно сверху, и тяну корзину к себе. Затем быстро закрываю окно, потому что беседовать ни с кем не намерен даже теперь. Впрочем, Сильвия позаботилась вложить записку.

«Не огорчай отца, — пишет она, — выйди и поговори с ним. Он места себе не находит, а ведь завтра такой важный день. Надеюсь, ты со своими капризами не собираешься пропускать церемонию?»

Как это — завтра?.. Гости ведь только приехали. Да ещё и не все успели, наверное. Я распахиваю окно, чуть не падая при этом наружу.

— С-с-сильвия! — ору я. — Кк-кая щё цремония?

— Ты что, пил? — ахает она. — Погоди, я спущусь к тебе.

— И думть не смей, — я покачиваюсь, цепляясь за створку. — Ч-чво тк быстро?

— Завтра всё скрепят на бумаге, — долетает до меня голос сестры, — а затем ещё дней двадцать праздновать будем. Отец решил не ждать долго. Приехать и повеселиться на пиру успеют все, кто хочет. Сильвер, я не собираюсь перекрикиваться, нас отлично слышат другие люди. Давай-ка я к тебе зайду.

— Я н-не открою, — заявляю я ей и захлопываю окно.

Сильвия, конечно, спускается и долго стучит и упрашивает. Но я и правда не собираюсь ей открывать — я пью, ем пирожок, плачу и размышляю о том, почему пирожки не женятся. Я бы лучше женился на пирожках, и это уж точно был бы союз по любви. По крайней мере, с моей стороны.

Наконец за дверью слышится голос Эрнесто. По счастью, он не лезет ко мне, а уводит Сильвию.

Не помню, как я уснул. Просыпаюсь я от того, что дверь влетает в комнату и падает неподалёку от меня. В проёме стоит очень сердитый отец. Он одет во что-то светлое и праздничное. За его плечом приплясывает дедуля Йорген в новом мятно-зелёном наряде.

— Не ожидал я от тебя такого! — кричит отец. — Нам уже пора выходить. Не хватало явиться позже невесты!

Я поднимаю лежащую рядом бутылку и трясу. Она пуста. Поднимаю вторую — о! Делаю большой глоток.

— Что ты творишь! — орёт отец и вырывает бутылку из моих рук. Затем сам делает большой глоток.

— Я волнуюсь, — честно признаюсь ему я.

— Я тоже, — говорит он и садится рядом. — Помню, когда я женился на твоей маме...

— Вы уж простите, — прерывает дедуля Йорген, — только мы опаздываем.

— Ах да! — кричит отец, вскакивая на ноги.

По старой привычке он пытается потрепать бороду, но сегодня он гладко выбрит, и руки его лишь делают бесполезные движения у подбородка.

— Вот и праздничный наряд, — обиженно говорит дедуля и кладёт на мою постель что-то светлое и кружевное, как у отца. — Всю ночь не спал, лично дошивал...

Я поспешно плещу в лицо холодной водой из таза, кое-как приглаживаю волосы, натягиваю новую одежду, и мы бежим. Отец тянет меня за руку так, что я перелетаю через три ступени и надеюсь лишь, что меня не вывернет. Позади гремит костями дедуля Йорген.

— Нела нас убьёт, — причитает отец.

По старой традиции имена тех, кто связывает свои судьбы, записываются в большую книгу, хранящуюся в Зале Знаний. Ради такого дела книгу выносят наружу, так как в сам Зал посторонних не допускают почти никогда.

У Сильвии, моей сестры, однажды наступил такой неприятный возраст, когда она без умолку трещала о собственной будущей свадьбе. Тогда у неё даже и жениха не было на примете, но жених и не занимал первое место в этих мечтах. Всё было продумано до мельчайших деталей: фасон платья, цветочные арки и гирлянды для двора, оттенки нарядов подруг, украшения для карет и лошадей, музыка и прочее, что не придёт в голову нормальным людям. Мне Сильвия хотела предоставить корзину с розовыми лепестками, а я обещал надеть упомянутую корзину ей на голову при всём честном народе.