Тут я вижу, что в левой руке у неё почему-то зажаты башмаки Андраника. Их легко узнать по вычурным пряжкам (золотым, неведомо по какой причине украшенным козьими мордами).
— Диппи, Типпи, скликайте народ! — машет лапами Скарри, и эта почти неразлучная парочка мгновенно исчезает.
На троне белеет забытая записка. Я беру её и читаю: «...Ищу отговорки, чтобы не идти с ним прямо сейчас. Пришлось использовать пропажу А. и обставить дело как похищение. Пока о нём не вспомнили, успел пробраться в его покои, оставил кровь на подоконнике, открыл окно, сломал створку. М. и Э. в ужасной панике. Перевернули дворец вверх дном в поисках сына, и пока его ищут, просьба Р. отложена.»
М-да, Андранику лучше не знать, что его папочку и мамочку никто не успокоил.
— Сильвер, Гилберт, — обращается к нам Нела, — вероятно, вам придётся помочь норятелям с той частью хода, которая должна вести наружу. Пусть вам дадут инструменты. Что мы делаем, вам понятно?
«Нет», — хочу сказать я, но в этот самый миг Гилберт уверенно сообщает, что да, и мне остаётся лишь кивнуть. Надо ли пояснять, о чём я первым делом спрашиваю его, когда мы выходим из дворца?
— Просто верь в Нелу, — отвечает мне Гилберт. — Она очень умная, и что немаловажно, спокойная, рассудительная, всегда знает, что делает. И если...
В этот самый момент Нела проносится мимо нас.
— Представляете, у них нечем писать! — возмущённо выпаливает она. — Гилберт, откуда ты брал бумагу для письма?
— У меня с собой случайно оказался один лист, но ...
— Ах, тогда придётся передать сообщение на словах!
Досадливо встряхнув головой, она убегает дальше. Её косы — единственное, что всегда находилось в безукоризненном порядке — местами расплелись, и высокая причёска совсем развалилась. Если дела идут таким образом, похоже, мы и вправду должны торопиться.
— Ты не закончил, — напоминаю я Гилберту.
— Я сказал самое важное, — отмахивается он. — Просто делай так, как говорит Нела.
— А, то есть, ты и сам не знаешь, для чего точно это нужно? — догадываюсь я. — Но так же нельзя. А если вдруг ей на голову упадёт камень, как мы узнаем, что делать дальше?
— С ней подобных глупостей случиться не может, — отмахивается от меня слегка покрасневший Гилберт.
Вскоре мы отыскиваем Скарри, нам вручают по лопате, но просят немного подождать, пока они не подведут ход ближе к поверхности. До тех пор, говорит Скарри, мы будем лишь мешать.
— И всё же не возьму в толк, как там эти наверху ещё не передрались, — говорю я, сидя на камне и ковыряя лопатой землю. — Почему Рэналф не напал?
— Он знает лишь, что ему не доверяют, —поясняет Гилберт. — Но что именно нам о нём известно, он не способен понять. Может быть, пытается выяснить это. Хотя если стремился заманить королей под землю, значит, плюнул на выяснения и решил атаковать.
— Так он же понимает, что его подозревают! С чего это короли должны были за ним пойти?
— С того. Каждая сторона думает, что ей известно больше другой, и всем пока выгодно продолжать эту игру. Кто вообще готовился стать правителем, ты или я? — вздыхает Гилберт.
— Я собираюсь править без подобных хитростей, — возмущаюсь я. — А в непонятных ситуациях буду спрашивать тебя.
Довольно скоро нас зовут, чтобы мы помогли вывести ход на поверхность. В тоннеле ещё достаточно норятелей, которые перебрасывают друг другу горсти земли по цепочке. Удивительно, что горсти не маленькие, но тем не менее земля из них не просыпается на пол.
— Как вы это делаете? — поражаюсь я и принимаюсь наблюдать.
— А что мы делаем? — недоумевают норятели, не прекращая работу. — Обычное дело ведь!
— Идём уже! — мой друг подталкивает меня в спину.
— Похоже, они обладают небольшими особыми силами в том, что касается земли, но даже сами этого не осознают, — говорит он вполголоса, пока мы идём вперёд, пригибаясь, чтобы не удариться макушкой о свод. — Взять, к примеру, их двери. Я долго ломал голову, как они устроены. Там никаких креплений, ничего. Просто слой земли сам собой держится.
— А-а, так вот оно что, — разочарованно говорю я. — Тогда ничего удивительного. Я-то думал, там внутри корни или это сверхточный расчёт. А колдовство — ерунда, это любой дурень смог бы.
— Я и лопатой могу огреть, — недовольно говорит мне Гилберт.
Впереди виднеется жёлтое платье дедули Йоргена. Он о чём-то недовольно спорит с норятелями.
— Дедуля, что ты здесь делаешь? — окликаю я его, когда мы подбираемся поближе.
— Мешает, — заявляют норятели.
— Слышите, слышите? — сердито говорит портной. — Вот как они ко мне относятся. Вот она, благодарность. А я, промежду прочим, помогать пришёл.
— Тоже копать? — спрашиваю я.
— Копать?! — старик так и взвивается. — Юнец, да ты в своём уме? Руки такого мастера, как я, бесценны, их нельзя повреждать каким-то там дрянным копанием!
— А чем ты тогда помогаешь? — не то чтобы дружелюбно спрашивает Гилберт из-за моего плеча.
— Ах вот как, и вы туда же, и даже ты, — ядовито говорит дедуля. — Что ж, ничего удивительного. Я давно уже знаю, что никто, никто не любит бедного дедулю Йоргена...
С этими словами он усаживается на землю, перегораживая проход и вынуждая норятелей высоко поднимать руки над его макушкой, чтобы ненароком не зацепить дедулю. Видимо, по этой причине в работе случается сбой, и несколько щедрых горстей земли сыплется дедуле на голову.
— Виноваты, — просят прощения норятели, но дедуля не верит в их искренность.
— Вы так и хотели, я точно это знаю, — шипит он, протискивается мимо нас и наконец уходит.
Нам указывают, где приступить к работе, и мы принимаемся за дело. На мой взгляд, Гилберт излишне медлит: сперва он отбивает затвердевшую землю киркой, затем неспешно вонзает в неё лопату. Кажется, он даже ищет какой-то особый угол для погружения, но это уж, наверное, мне показалось. Подобное было бы слишком — будто есть какая-то наука копания лопатой, ха!
Я думаю, что Гилберт просто не способен работать быстро из-за возраста, ведь он всё-таки уже не молод. Но хотя бы одному из нас нужно приложить все силы, чтобы поскорее завершить дело, и потому я отбрасываю землю так резво, как могу. При этом я воображаю, что участвую в состязании землекопов.
— Не спеши, быстро устанешь, — вмешивается Гилберт, когда я в своих мечтах уже опережаю с десяток соперников.
— Да ничего подобного, — заявляю я, наваливаясь грудью на черенок. — И не подумаю замедлиться. Ты это говоришь только потому, что боишься от меня отстать.
Он лишь хмыкает и продолжает ковыряться на одном месте.
Но вот наконец даже мои силы иссякают. Я приваливаюсь к стене, пытаясь отдышаться, и грустно осматриваю волдыри и ссадины на ладонях. Гилберт между тем всё так же размеренно продвигается вперёд, шажок за шажком.
— А, у тебя талисман силы! — догадываюсь я.
— Было бы неплохо, но нет, к сожалению, — отвечает мне Гилберт, не прерываясь.
— Тогда почему ты даже не запыхался? Стой, я знаю. Ты наложил на меня колдовство усталости!
— Зачем мне это нужно? — спрашивает он с лёгкой улыбкой, продолжая копать.