Я пристал к Гилберту, чтобы он залечил ссадины на моих руках, а он согласился при условии, что я сам придумаю слова заклинания. Оттого я весь вечер провёл в мучительных раздумьях. Лучшее созданное мною творение звучало так: «Руки, сделайтесь целыми с большими полосками белыми», и я не мог определить, что хуже, ссадины или полоски. Наконец я принял решение, что кожа и сама по себе неплохо заживёт.

Гилберт весь день просидел в главном доме, окружённый клыкастыми и почётом. Теперь его здесь уважают не меньше Теодора, даже на стене появился его портрет. Клыкастые уверены, что если придётся сражаться, Гилберт одолеет любого противника.

Так и не дождавшись своего друга, я засыпаю в одиночестве под негромкие голоса за стенами нашей хижины.

На рассвете меня будят звуки колотушки: это Ика собирает всех внизу. Дети галдят, упрашивая, чтобы их тоже взяли. Но, разумеется, делать этого не станут, ведь никто из нас не уверен, чем закончится поход. Я лишь надеюсь, что он не перерастёт в побоище.

И вот дети пересчитаны и заперты в доме под присмотром серьёзной юной клыкастой, а люди выстроились в шеренгу. Мы с Гилбертом занимаем первые места, а во главе, конечно, Ика. Она бьёт колотушкой в котёл, который вознамерилась тащить с собой, и мы выступаем.

Мы довольно долго бредём по лесу, но никто не жалуется и не просит остановиться на привал. Клыкастые вообще не переговариваются, идут сурово и молча. Иногда то один, то другой сжимает лапу в кулак и ударяет этим кулаком о ладонь второй руки. Я вздыхаю и молю всех богов, чтобы только они не сразу бросились в драку.

Лес как-то внезапно заканчивается — у него нет опушки, где деревья росли бы реже, он стоит плотной стеной, и оттого мы неожиданно оказываемся в открытом поле. Клыкастые ёжатся, втягивают головы, жмутся друг к другу и теряют строй. Сказывается давняя привычка жить под защитой стволов, здесь им неуютно.

— Вон они, каменные дома! — указывает Ика колотушкой.

Впереди и вправду видны очертания Города, причём довольно близко. Лес выходит на заброшенную часть холма, на руины.

Клыкастые приободряются, чаще становятся слышны удары кулаков, Ика размеренно колотит по котлу. Под эти боевые ритмы мы и подходим к Городу.

Но что это? Из-за обломков стен нам навстречу спускается с холма толпа горожан. Вот Альдо идёт, угрожающе выставив перед собой когтистые лапы. Вот Теванна, крепко сжимающая скалку. Впереди шагает Дугальд, а у него за спиной при помощи ремней закреплена бочка. В бочке сидит Мари с грозным лицом, в своих тонких руках она сжимает лопату. Они с Дугальдом представляют собой внушительную боевую единицу.

Я вижу здесь всех, кого встречал прежде. О боги, даже дедуля Йорген ковыляет с остальными, сердито тряся кулачками над головой. И Ричил высоко поднимает дощечку с надписью «Верните моих мальчиков». Рук у неё хватает на то, чтобы тащить с собой ещё и кочергу.

А перед всей этой толпой бежит растерянный Леон, то и дело оборачиваясь к ним и пытаясь остановить. Но никто его не слушает.

— Ах вы, проклятые дикари! — разносится над полем бас Дугальда. — Живо верните нам Сильвера и Гилберта, если только вы их ещё не сожрали!

— Да как он смеет?! — возмущается старуха Ика. — Отдайте нашего Теодора!

Сразу становится очень шумно. Со всех сторон кричат: «Теодор!», «Сильвер!», «Гилберт!», люди размахивают тем, что прихватили в качестве оружия, и кажется, вот-вот начнётся драка.

— Тихо! Замолчите! — кричит Гилберт, проталкиваясь вперёд.

Я следую за ним.

— Верните Гил... — злобно начинает было Дугальд, глядя прямо в лицо Гилберту, и осекается.

Горожане притихают, так как видят, что мы живы-здоровы и, похоже, не пострадали в плену.

Но тут из высокой травы выпрыгивают маленькие Теодоры, которые непонятно как умудрились последовать за нами. Все они вооружены палками. Суть противостояния им не вполне ясна, потому они начинают колотить во все стороны без разбора.

— Сдавайтесь! — вопят они. — Вам всем конец!

— Я не смогла их удержать! — плачет юная нянька, тоже догнавшая нас.

И начинается великая битва. Две противоборствующие стороны вынуждены объединиться перед лицом общей угрозы. И клыкастые, и горожане пытаются остановить озверевших детей.

Наконец последняя палка отобрана, и последний неугомонный сорванец повисает вверх тормашками в мощной руке Дугальда.

— Это чей такой ребёнок? — спрашивает садовник так громко, что волосы малыша треплет порыв ветра.

— Мой, но мне его уже некуда взять, — устало сообщает клыкастый, который под каждой мышкой держит по извивающемуся отпрыску. Под его глазом наливается свежий синяк.

И тут кто-то — сложно разобрать, кто именно — начинает хохотать так заразительно, что смех подхватывают и другие люди. Смеются клыкастые, смеются малыши, смеётся Дугальд, опуская на землю малыша и бочку, смеётся Мари в этой самой бочке, смеёмся мы с Гилбертом. Только Леон стоит чуть в стороне, и лицо его выражает растерянность. Похоже, он никак не может решить, к добру это столкновение или нет.

Отсмеявшись, Дугальд и Ика, угадав друг в друге предводителей, сближаются.

— Так значит, наши парни были у вас в безопасности, — не то спрашивая, не то утверждая, говорит Дугальд.

— В полной безопасности, — подтверждаю я. — И те, кто приплыли с нами — Брадан и Бартоломео — тоже целы, вот они. Ребята, подтвердите... Эй!

Моряки не слышат меня. Похоже, что и не видят тоже. Они выглядят так, будто для них на свете не существует никого, кроме Теванны.

— Вот это женщина, — восхищённо шепчет Брадан.

— Но-но, — строго говорит Теванна и машет скалкой перед его носом.

— Одним словом, они были в порядке до этого самого момента, — подвожу итог я.

— Осталось только выяснить, так ли хорошо тут обращались с нашим Теодором, — ворчливо говорит Ика.

— Теодора сейчас нет! — бросается к нам Леон, расставив руки. — Я прошу, не нужно его искать, не то наверняка случится беда!

— Какая такая беда? — Ика кладёт ему лапу на плечо. — Живо выкладывай, где наш Теодор!

— Я же сказал, — рыбак нервно сглатывает, — его совсем нет. Вообще. Он ушёл.

— Так мы пойдём за ним, — говорит Ика. — Ты скажи только, куда.

— Никуда, в это место никак не попасть!

— Ох, — хватается Ика за грудь. — Умер он, что ли?

— Нет! — мотает головой Леон. — Его просто нет!

— Может быть, Марлин знает, — говорю я. — Давайте спросим у него. Что-то я его здесь не вижу.

— Он дома... не идите! Не идите туда! — Леон срывается на визг. — Это опасно! Это неразумно! Вы можете погубить наши Острова, придёт зима, придут бури! Никакой защиты, никакой помощи! Не нужно!

Но его больше никто не слушает.

— Куда? — только и спрашивает Ика, обернувшись ко мне.

Я без тени сомнения указываю рукой на вершину холма, и все мы начинаем подниматься.

— А что происходит? — любопытствуют горожане, идя за нами. Только Леон остаётся лежать на земле, воя и молотя по траве кулачками.

— Нам нужен Теодор! — поясняют клыкастые.

— Теодор, этот бестолковый, зачем? — изумляются люди. Похоже, все они знали его не с лучшей стороны.

Когда мы добираемся до белого домика с башней, откуда-то выныривает запыхавшийся Леон. Его язык свисает аж до плеча.

— Не поз... уф... не позволю! — вопит он, загораживая руками вход. — Не смейте! Я так долго... я всё для вас! а вы!.. острова!.. зима!.. неурожаи... Пирожки-и-и!!!

Кто-то толкает дверь изнутри, вынуждая Леона отступить. Бедняга борется изо всех сил, но по ту сторону двери стоит кто-то покрепче него. Наконец Леон сдаётся, и на пороге показывается Марлин.

— Что ещё здесь происходит? — сердито спрашивает он, упирая руки в бока и блестя стёклами зелёных очков. — Многовато гостей, вы не находите?