— А нас, вот, Теодор предупредил, что вы придёте, — незнакомец чешет голову. — Ни про какого Марлина он не говорил, сказал, двое будут, ну вот двое и есть. Отведём вас в наше поселение. Эй, малыши, кто хочет понести фонарь?

— Дедушка, я! Дай мне!.. А ты в прошлый раз его нёс! — визжат малыши и затевают возню. В итоге фонарь чуть не гаснет.

— Пусть несёт Дора, — прекращает этот спор старик, и гордая Дора, слегка помахивая хвостом, отправляется вперёд, высоко неся фонарь в вытянутых кверху лапках. Остальные малыши с писком несутся за ней.

— Идёмте, что ль, — говорит старый клыкастый, и мы отправляемся следом за голубым огоньком.

Мы возвращаемся на тёмную дорогу, по которой проходили днём, и идём в обратную сторону.

— Куда же всё-таки пропал Марлин? — размышляю я. — Гилберт, что думаешь? Ты как-то напряжён.

— Мы, наверное, сейчас увидим Теодора, — то ли говорит, то ли спрашивает мой друг, заламывая пальцы.

— Не-е, Теодор сегодня не остался, — сообщает старик, и Гилберт поникает. Даже удивительно, отчего это он так волнуется из-за Теодора. Мне тоже любопытно увидеть принца, ведь мы теперь даже в какой-то мере родственники, но Гилберт уж совершенно сам не свой. С чего бы?

Всё-таки нам нужно было выбирать ту дорогу, что пошире, поскольку именно по ней мы и идём дальше.

— Марлин совершенно не разбирается в следах, — ворчу я себе под нос.

— Мне кажется, — хмуро произносит Гилберт, расслышавший мои слова, — что он преследовал какую-то свою цель, ведя нас к озеру. Я уверен, не просто так нас сморил сон. А теперь Марлин будто испарился.

— Думаешь, он всё это подстроил? Как только вернёмся в Город, я с ним серьёзно поговорю!

— В какой такой ещё Город? — оборачивается старый клыкастый. — И думать теперь забудьте. Город ещё, ишь. У нас — лучше! Вот увидите, вам самим больше никуда и не захочется.

И добавляет чуть тише: «А захочется — не отпустим!»

— Марлин просто избавился от нас, — мрачно заключает Гилберт. — Что ты там говорил про огненный шарик?

— Ого, ты готов сражаться? — оживляюсь я.

— Нет, это на случай встречи с Марлином. А выберемся мы с помощью Теодора, раз он приходит сюда.

— Да что вы всё «выбраться» да «выбраться»! — обиженно произносит старик. — Вы хоть поглядите сперва, как у нас всё красиво, вот уж и почти пришли. А Теодор сам просил вас не отпускать.

В это время малыши начинают пищать громче и летят вперёд со всех ног. На дороге становится светлее, и я замечаю, что по обочинам теперь горят небольшие фонари, подвешенные к ветвям. Откуда, интересно, клыкастые берут свечи?

Вскоре лес расступается, и мы оказываемся в удивительной деревушке.

Она размещена на большой круглой поляне, утоптанной и лишённой травы. Поляну тесно обступают деревья, между которыми проложены верёвочные мосты на высоте где-то в два человеческих роста. Присмотревшись, я замечаю хижины у мостов — замшелые, со стенами из веток, они поначалу кажутся единым целым с деревьями.

Посередине поляны стоит большой бревенчатый дом с крышей, густо покрытой свежим мхом и спускающейся до земли. Рядом с домом стоит округлая печь, похожая на ту, в которой Леон печёт свои пирожки. Чуть поодаль находятся небольшие строения из камня и дерева, похожие на башенки, крытые соломой.

Нам навстречу выходит около пяти-шести клыкастых (точнее сложно сказать, поскольку дети начинают сновать между ними с потрясающей скоростью, из-за чего все охают и отступают то туда, то сюда).

— А вот и гости! — радуются клыкастые.

— Покажем им наши дома!

— Я покажу! Я первый!

— А зачем им что-то показывать? Я уже голодный!

— И я голодный! И я!

Мы с Гилбертом на всякий случай встаём ближе друг к другу.

Клыкастые окружают нас, машут лапами, разевают зубастые пасти.

Тут дверь большого дома распахивается, и все замирают как по команде. На пороге возникает крупная старуха, одетая в платье из грубого полотна и белый передник. Из всех клыкастых у неё, пожалуй, самые длинные рога, а лапы достают чуть не до колен. Седые волосы заплетены в две косы на висках и ещё в одну — на затылке (она переброшена на грудь). Крючковатый нос низко спускается к выдающемуся подбородку. Глубоко посаженные красноватые глазки озирают всех собравшихся на поляне.

— И что же это тут за безобразие творится, я вас спрашиваю? — громким басом интересуется старуха и бьёт хвостом по косяку двери.

— Так вот, это... — старик слегка съёживается.

— У нас гости! — вопят малыши и пытаются проникнуть в дом, но старуха каждому даёт по лбу ложкой. Малыши охают, смеются и отступают, держась за лбы.

— Ясное дело, что гости, раз уж мы их ждали, — ехидно произносит старуха. — Я ещё из ума не выжила, что бы вы там ни думали. А чего вы так орёте, чтоб вы были счастливы?

— Так это, — почёсывает макушку между рогами старик, — показать хотели им вот это, и то, и...

— Какие же вы у меня умные, — складывает старуха лапы на груди, — какие заботливые да как хорошо придумали, что голодным гостям понравится бродить в потёмках среди деревьев.

— Да, да, — довольно кивает старик.

— Что «да», олух?! — вскипает старуха. — Я кому, чтоб ты был счастлив, говорила: «Веди их скорее сюда к ужину»? Тебе хоть кол на голове чеши, никогда не слушаешь!

— Так ведь они ж спали как умытые! — оправдывается старик. — Мы вот только пришли!

— Ага! — скалит зубы старуха. — Устроил тут непонятно чего, теперь люди подумают, что мы гостей встречать не умеем!

Она отлепляется от косяка и идёт навстречу нам.

— Как звать-то вас? Ой, а худые-то какие, несчастье прямо.

— Это всё потому, что мы болеем, — со вздохом признаюсь я. — Что-то заразное у нас, и мы наверняка невкусные.

— Вот беда-то какая, — говорит старуха и глядит на моего друга. — Ну а ты что скажешь?

— Я Гилберт, а вот это Сильвер, — сообщает он. — Мы прибыли в эти края, чтобы найти Теодора. С нами были также Брадан и Бартоломео, и верно ли я понимаю, что они сейчас у вас?

— А как же, у нас, — соглашается старуха. — Да у вас небось за весь день маковой ворсинки во рту не было! Вы проходите, накормим вас!

Дом внутри оказывается просторным. У стен стоят длинные лавки, на которых лежат и детские игрушки (кожаные мячики, деревянные грубые фигурки и тряпичные куколки), и наполовину сплетённый коврик из полос ткани, и что-то похожее на вязание, и размеченные куски дерева, из которых начали вырезать непонятно что. Пол у лавок покрывают циновки, сплетённые из травы. Вдоль стен тянутся окна, ставни которых сейчас закрыты.

Посередине дома установлен длинный стол, по сторонам которого тоже стоят лавки. Стол этот почти пуст, не считая нескольких чистых тарелок и миски с ягодами. Под крышей горят два больших фонаря, сейчас помещение освещают только они.

— Садитесь уже, — настаивает наша хозяйка, и мы проходим.

За нами влетает стайка детей. Один хватает куклу (похоже, не свою) и спешит спрятаться под столом, владелица игрушки с визгом устремляется за ним, ещё один сорванец бросает в стену мяч, а двое налетают на ягоды, влезая ногами на лавку.