— Клади сюда.

Он опустил Мелену на кровать, коротко кивнул Хассу и, старательно избегая глядеть в сторону бледного бесчувственного императора, выскочил в коридор.

— Я исцелила ее, но она не приходит в себя, — сокрушенно сказала Ника.

— То же самое, — поддержал целитель, который уже по пятому разу проверял состояние Маэса.

Хасс хмуро переводил взгляд с одной койки на другую и, наконец, спросил:

— Он забрал у нее все силы?

— Он ничего не забирал, — произнесла Доминика, — она отдала ему все по собственной воле.

***

До вечера целители по очереди дежурили в палате у императора и Мелены. Оба были в норме, но не спешили открывать глаза и подниматься. Лица их были спокойными и умиротворенными, дыхание ровным. Казалось, что они просто спят. Только их сон был пугающе глубоким.

Известие о том, что император вернулся и находится в лазарете, моментально облетело всю крепость. Каждый, кто попадался Хассу навстречу, считал своим долгом узнать, как обстоят дела.

Хасс в основном отмалчивался, ограничиваясь скупым:

— Все в порядке. Отдыхает.

А самого распирало от одной мысли о том, что отдых этот может затянуться очень надолго.

Он приказал привести всех миротворцев, которые были в крепости. Каждого, кто имел хоть крупицу этого дара. И все они разводили руками и говорили, что надо просто ждать.

А как ждать, когда каждую секунду побрасывало от нетерпения?

Оставшись за главного, Хасс разрывался между защитой Асоллы от валленов и тревогой об императоре. Пусть они были из разных кланов, но между ними всегда была связь, как между настоящими братьями. И видеть, как не только правитель, но и друг не приходит в себя, потерявшись где-то на грани между их миром и призрачным, было невыносимо.

Под вечер Хасс снова оказался в лазарете. В этот раз там дежурила Доминика.

— Как они?

— Все так же. Но мне кажется, что Маэс ближе к нам, чем Мелена. Она действительно отдала все, что у нее было.

— Я не понимаю, — Хасс тяжело опустился на стул со сломанной спинкой и потер глаза, — она враг.

— Ты забыл? Ким тоже считала тебя врагом.

Не забыл.

Знакомство с зеленоглазом малышкой было жестким. Он поймал ее долине Изгнанников, и чувствовал ненависть в каждом взгляде. А потом все изменилось. Как-то незаметно, коварно пробив все защитные барьеры, она стала дороже всех на свете.

Может и у Маэса сложилось так же.

Будь на месте Мелены кто-то другой, кто угодно, и эта связь не казалась бы такой чужеродной. А с ней…с ней все было сложно. Для Хасса она была олицетворением всего самого худшего, что было в Милрадии.

Но так ли важно, как относился он? Важнее было то, что связывало их с Тхе’Маэсом.

Ведь сколько бы император не скрывал, не пытался отстраниться и спрятать свои эмоции за железным забором самообладания, было заметно, как он ищет несгибаемую Мел среди толпы. Как меняется взгляд, когда видит ее.

Их неделю не было в Асолле — вычищали последствия прорывов, которые сыпались один за другим. Ломая границу между Милрадией и долиной Изгнанников, они сломали что-то еще. Сместили Сеп-Хатти с привычных маршрутов, привлекли внимание роя, разрушив якоря, завязанные на крови древних кхассеров.

Валлены нашли путь в Милрадию.

Теперь андракийцам приходилось защищать страну, которая когда-то отгородилась от них, бросив наедине со своими трудностями. Отплатить тем же они не могли — это было бы привело к огромному количеству смертей ни в чем не повинных людей, потому что по эту сторону границы народ оказался неподготовленным.

Первая деревня, которая попалась на пути у роя, не продержалась и десяти минут. Люди вместо того, чтобы укрываться за надежными стенами, бросились врассыпную, не понимая, что так станут легкой добычей для кровожадных тварей.

Когда андракийцы добрались до поселения, так уже не было никого, оставалось только сжечь останки.

И это было только начало.

На новой территории приходилось подстраиваться под новые условия и бороться с валленами в разгар лютой зимы зимой, когда снег закрывал землю, не позволяя вовремя заметить разрыв.

Радовало одно, бывшие защитники Милрадии добровольно перешли под командование кхассеров и, не выпуская оружия из рук, воевали плечом к плечу с бывшими врагами.

К их возвращению замок был укрыть защитным пологом, благодаря чокнутому гению Морту. Но первое что спросил Маэс, опустившись на крепостную стену, это не то, как им удалось это сделать, а где Мел.

А когда угрюмый стражник признался, что они ее упустили, и мерзавка не только сбежала сама, сняв ошейник, но умудрилась освободить полоумного кхассера и выкрасть из башни маленькую рысь, Маэс молча развернулся и взмыл в небо.

Хасс не сомневался, что тот найдет беглянку. Связь между ними была хоть и неприемлемой, но работала правильно. Надет и вернет обратно, если потребуется волоком притащит. Но вот чего не ожидал Хасс, так это того, что волоком тащить будет Мелена. Что она привезет едва живого императора, силу которого уже перестали чувствовать остальные кхассеры, и Эссу. И еще странную тварь, которую ранее никому из андракийцев не доводилось видеть.

Она сделала слишком много, чтобы продолжать ее ненавидеть. И за одно то, что тянула Маэса за счет своих собственных сил, уже можно было простить многое. Несмотря на то, как она обошлась с ним в прошлом, Хасс испытывал к ней благодарность. И когда она придет в себя, скажет ей это лично.

Если придет.

Маэс выглядел уже гораздо лучше, а его спасительница оставалась нездорово бледной. Ника то и дело проверяла ее состояние и каждый раз добавляла чуточку силы, но у нее по-прежнему были ледяные руки и губы отливали сединой.

— Ты лечи ее, — тихо произнес Хасс, — он не простит, если мы ее потеряем.

Доминика раздраженно повела плечами. Она и так весь день провела с бывшей главой городской стражи, делала все что могла, но отсутствие отклика пугало все больше.

— Ты знаешь, — задумчиво кусая губы, она обратилась к светловолосому кхассеру, — мне кажется, она просто не хочет возвращаться.

— Не хочет?

— Она устала, Хасс. И не знает ради чего возвращаться.

— Ради него? — кхассер неуверенно кивнул на императора.

— А он ей хоть раз говорил о том, что хочет ее видеть рядом с собой? Или ничего кроме ошейника она от него не видела?

Глава 24

Тонкая ткань играла на ветру обнимая худые загорелые ноги. На ней было легкое розовое платье с оборками из белого шитья по низу подола и крепкие кожаные сандалии с ремешками. Мел удивленно смотрела на свой наряд и думала о том, что не помнит, когда последний раз так одевалась. Она ведь предпочитала другую одежду? Да?

В вокруг был лес. Сквозь кружевную вязь листьев пробивались ласковые солнечные лучи, мягкая трава тихо шелестела по ногами. Спокойствие и умиротворение сквозило в каждой былинке, но Мелена хмурилась, пытаясь понять, как она сюда попала.

В памяти легкими мазками проступала зима, холодные горы и ощущение бесконечной усталости. Отдельные обрывки, которые как стежки ложились на гобелен, но общей картины не складывалось. От нее веяло холодом и неясной тоской.

Неприятные воспоминания. Мел не хотелось в них разбираться, вместо этого она стала искать в траве лесную землянику и вскоре набрала целую горсть крупных ароматных ягод. Отправила их в рот, блаженно прищурившись, когда терпкая сладость с легкой кислинкой, разлилась на языке.

Вкусно

И тепло

И спокойно.

Зачем ей какая-то зима?

Между деревьев петляла едва различимая тропинка, такая узкая, словно ее создали специально для прытких зайцев или вечно ворчливых ежей. Интересно, куда она вела?

Мурлыкая себе под нос песню, которую напевала маменька перед сном, Мел скакала по дорожке, останавливаясь только чтобы понюхать росшие по бокам ярко-желтые цветы, или подобрать очередную ягоду, сверкавшую наливным бочком из-под сочных листов.