Снаружи все так же дышала древняя музыка Андракиса. Все так же пьяня, она звучала в унисон с их диким пульсом. Танец жизни продолжался, не отпуская из своих объятий.

— Я не твоя, кхассер, — словно одурманенная повторила Доминика.

— А теперь? — он губами прошелся по обнажённой груди, смял ее, выбивая очередной стон. Спустился ниже и, встав на колени, прижался горячими губами к животу.

В памяти все еще стоял сладковато-горький запах румянницы. Хотелось наказать. Довести до исступления, так чтобы голос от криков сорвала и имя свое забыла.

— Ни за что, — против воли зарылась ладонями в короткие русые волосы и прикрыла глаза. Слишком слабая, чтобы сказать решительное нет…

Брейр уронил ее на мягкие подушки. Она знала, что не уйдет и не остановит его, а он не отпустит. Знала, с того самого момента как почувствовала наглое прикосновение у костра. Все это время она так отчаянно в нем нуждалась! Рядом с ним было не так больно и не так страшно. Рядом с ним снова хотелось жить и верить в свои силы.

Он перехватил ее руки и прижал к подушке за головой.

— Все еще хочешь уйти? — в голосе рычание. Во взгляде черный огонь.

— Просто люби меня, — прошептала она, — сегодня я больше ничего не хочу. Сделай так, чтобы я забыла обо всем остальном. Забери мою боль, пожалуйста.

Она сама потянулась к нему, подставляя губы для поцелуев и с жадностью отвечая на них. Выгибаясь, в беспамятстве повторяя его имя и царапая мужские плечи. Сильно, до крови, не жалея, оставляя свои метки, еще не понимая, что он и так принадлежит только ей.

Сегодня она была дикой. Сегодня в ее крови пульсировало сердце Андракиса.

Утром Ника проснулась первой. Боясь пошевелиться и разбудить спящего рядом мужчину, она лежала, подсунув ладонь под щеку, и рассматривала его. Во время сна он выглядел спокойным и умиротворенным, исчезла хмурая складка между бровей, и губы не были поджаты в жесткую линию. Красивый, аж руки чесались от желания прикоснуться.

Не желая подвергаться соблазну, она тихо выскользнула из-под одеяла и осмотрелась в поисках вещей. Сандалии остались где-то у костров, вместе с остальной одеждой, на полу только рубашка. Рваная!

Этот кхассер готов все разодрать в клочья — и одежду, и сердце. Но Ника на такие жертвы была не готова. Рубашку можно и другую сшить, а вот новое сердце взять неоткуда. Оно и так после прошлого раза покрыто шрамами вдоль и поперек, и болит.

Справедливо решив, что раз он порвал не одежду, то она в праве забрать его, Доминика взяла с лавки серую простую рубаху, накинула ее на плечи и бесшумно выскользнула на улицу. Руки полностью утонули в рукавах — пришлось закатывать, а подол почти доставал до колен. Если не присматриваться, то вполне можно принять за платье… хотя кого она пыталась обмануть? Каждый, кто попадался навстречу прекрасно понимал, что она босая, растрепанная, в мужской рубашке на голое тело возвращалась после шальной ночи.

Мужчины понимающе ухмылялись, девушки хихикали и тут же начинали шептаться. А Ника шла, обхватив себя руками и думала о том, как она докатилась до такой жизни.

Как ни странно, стыда не было, сожалений тоже. Она прошло сокрушенно качала головой, поражаясь на саму себя. Целительница, Высшая, выпускница гимназии…и шлепает голыми пятками по песку, кутаясь в рубаху, которая до сих пор хранила запах хозяина.

Зато в груди уже не так болело, и голова была забита совсем другим, а не мучительными воспоминаниями о синих глазах.

Она не знала, такой ли смысл изначально закладывали андракийцы, но танец жизни определенно помог. Хотелось что-то делать, быть полезной.

Только прежде, чем спасать мир, надо было одеться.

Ника нашла свои вещи, аккуратно сложенными на кровати и обувь возле тумбочки. Кто-то позаботился о ней, то ли деятельная Орта, то ли кто-то еще. Было приятно, но щеки снова начало калить от смущения.

Это же надо было так отличиться. Но прятаться уже было поздно, поэтому Доминика переоделась, переплела косу, закрепив ее тугим пучком на макушке, и отправилась на поиски остальных лекарей.

Большая часть из них обнаружилась в главном шатре, и как обычно при появлении Доминики все дружно обернулись.

— Доброе утро, — произнесла она, чувствуя, как безбожно краснеет.

Хоть бы постеснялись так откровенно пялиться! Но куда там! Интерес присутствующих был настолько осязаемым, что им даже спрашивать ничего не надо было. Все читалось по глазам.

— Да. Я была с ним, — сдалась Ника, обреченно поднимая взгляд к потолку, — и нет, я не буду об этом говорить.

— Ты его пара, — сказал Дарий.

— Ерунда.

— Я разве спрашивал? — усмехнулся седовласый целитель, — он тебя вытащил.

— Никто никуда меня не тащил…почти.

— Ты светишься, — поддакнул кто-то со стороны.

— Глупости, — упрямо ответила она, а у самой защемило где-то глубоко и очень сладко. Снова накрыл голод, который мог удовлетворить только он, и в голове зазвучал голос, переходящий в рычание «моя».

…А следом, откуда-то из глубин памяти выпрыгнула язвительная реплика Берты «она так сладко стонала», и наваждение в один миг исчезло, словно его смыло водопадом. Она сама, Тиана…сколько еще таких сладко стонущих?

— Нет никакой пары.

— Хорошо. — Дарий примирительно поднял руки, — Значит, мне показалось.

— Показалось, — угрюмо кивнула она, чувствуя, как настроение неотвратно поползло вниз, — вы лучше научите меня, как силы рассеивать. Я готова.

— А как же разбитое колено?

Ника подняла край подола демонстрируя идеально гладкую коленку. Силы вернулись. Она чувствовала их, была полна под завязку, но отказывалась принимать, что это из-за ночи проведенной с кхассером. Просто нужно было время, чтобы восстановиться. Вот и все.

— Ну, пойдем, раз готова, — главный целитель кивком приказал следовать за собой и вышел из шатра.

Во время пути Дарий рассказывал, как дышать, как держать руки, как свои собственные нити силы вытолкнуть за пределы тела. Сосредоточенно впитывая, Доминика повторяла в воздухе незамысловатые пассы и прислушивалась к тому, что творилось внутри. Ее дар, словно гончий пес, встал в стойку, готовясь к чему-то новому, и от нетерпения покалывало ладони.

По дороге они миновали центральную площадь. Пепелища лишь едва заметно дымили, напоминая о вчерашнем беспределе, а вокруг пустовали лежаки. Ника кашлянула, смущенно дернула воротничок, который почему-то начал душить, и поспешила дальше, но спустя десяток шагов притормозила.

Из главного адовара лагеря доносились голоса. Среди них она узнала Брейра и покраснела еще сильнее. Так же уловила спокойный тон Хасса, и жесткий голос Тхе’Маэса.

— Император здесь? — шепотом спросила у целителя.

Он молча кивнул и лишь когда отошли на приличное расстояние тихо пояснил:

— Вчера все примчали. Готовятся к переходу, до зимы остались считанные дни.

Ника тревожно выдохнула. Время летело так быстро, что она не успевала привыкать к изменениям. Только освоилась в лагере, приняла его и уже скоро отправляться дальше.

— Мне очень надо научиться рассеянию. Очень-очень, — тихо, но решительно проговорила она.

— Почти пришли, — Дарий порывисто сжал ее тонкие, подрагивающие пальцы и тут же отпустил, словно смутился собственного порыва.

Еще издалека Доминика услышала громкий лай и завывания.

Он же не вел ее туда, где сидели эти адовы твари, каждая из которых размером с теленка, а пасти такие, что запросто перекусят человеку руку?

Но когда они ввернули к псарне ее худшие сомнения подтвердились.

— Зачем мы здесь? — пропищала она, наблюдая за тем, как вдоль хрупких, словно игрушечных ограждений носятся и рычат черные, как ночь псы. Их сильные тела лоснились, под гладкой шкурой перекатывались стальные мышцы, а в глазах светился ум и обещание разорвать.

— Они вечно дерут друг друга. Где как не здесь тренироваться на рассеянии? Здравствуй, Тео, — Дарий махнул рукой здоровенному, как гора псарю. По пояс голый он неспешно расхаживал по своим владениям, и при каждом шаге его внушительный, покрытый густой растительностью живот угрожающе колыхался, — мы потренируемся на твоих крошках?