На профессоре дымилась мантия. То тут, то там в черной ткани сами по себе появлялись пикантные круглые бреши. Словно по телу сола Атталя сновали крохотная огненные мыши и прогрызали норки. На уровне бедер проглядывали ярко-желтые трусы, слава вечности, пока целые…

Сола Кодэ пострадала куда сильнее. На нее излилась львиная доля злости юной волшебницы. С громким визгом классная дама пыталась сбить с себя рыжие кусачие язычки. Они затухали на миг и тут же вспыхивали вновь. Левая сторона ее модной пышной прически основательно прогорела. Там образовалась внушительная плешь. И стало похоже, что классная дама зачем-то надела на голову воронье гнездо.

То, что творилось возле учительского стола, напоминало огненный апокалипсис. Профессора метались в панике. Одна Вероника Ренуар стояла в стороне от катаклизма, судорожно пытаясь понять — положен ей за это балл или нет? Горело все, кроме свечей…

— Что встала, идиотка! — Истерически заорала сола Кодэ. — Убери это!

И Ника вдруг вспомнила, что потушить магический огонь может лишь тот, кто его зажег.

— Сейчас, — прокричала она, выплюнув очередной сгусток огня, и позвала воду. Ту единственную стихию, которая всегда была ей послушна.

Впопыхах она зачерпнула воды везде, куда смогла дотянуться. В фонтанчике, журчавшем под окнами учебного класса, в соседнем пруду, в колодце, в купальне и даже в большой бадье, стоящей под водостоком. Там каждое лето вылуплялись из икринок головастики. И милый добродушный мэтр Роже водил туда на занятия учеников.

А потом всю эту воду Ника вылила в класс…

Кто бы сомневался, что головастики достались холеной соле Кодэ. Все. Целиком…

Вода стояла в комнате по щиколотку. Ника переступала с ноги на ногу. О пожарище горе-волшебница уже почти успела забыть. Ей было безумно жаль дорогущие туфли, которые она выпрашивала у отца почти неделю. Наконец девчонка не выдержала, сняла драгоценную обувь и осталась босиком.

Вода была холодной. Мимо прошмыгнула пара перепуганных мальков. Где-то совсем рядом истерически орала лягушка. С другого конца класса ей подпевала вторая. На столе, в самом центре, между подсвечником и вазой лежал огромный зеркальный карп. Он недоуменно пучил глаза и судорожно открывал рот.

«Карпы вкусные! Надо попросить у кухарки на ужин». — Невпопад подумалось волшебнице.

К босым ногам завихрением принесло черную блестящую пиявку. Ника взвизгнула и поддала ее ступней, отбрасывая как можно дальше от себя. Этот звук словно пробудил всех остальных.

— Вон! — Закричала сола Кодэ. — Вон отсюда! Ты отчислена!

— Почему? — На пушистых ресницах девчонки моментально повисли слезы. — У меня еще ветер остался! И потом — огонь, вода…

— Огонь? Вода? — Классная дама пошла багровыми пятнами и снова проревела: — Вон!

Для верности она указала пальцем на целехонькую входную дверь.

Профессор угнездился на стуле, задвинув под стол, как можно глубже подкопченный зад. Он пока молчал.

— Это не честно!

Ника уже не пыталась скрыть слез.

— Позвольте! — Внезапно вступился за нее профессор ботаники мэтр Треньян. — Ей положен еще один балл. Будем справедливы — вазу-то она наполнила!

Он поднял со стола означенный и сосуд и потряс им перед собой, доказывая, что там действительно есть вода.

Сола Кодэ аж задохнулась от злости.

— Что? Какой балл? — Прорычала она. Выхватила вазу из рук ни в чем не повинного коллеги и вылила все содержимое ему на голову. — Получи свою воду, идиот!

Вазу она грохнула об пол. Та булькнула и утонула, оставшись целехонькой.

— Ну, Элла… — Испуганно пролепетал мужчина.

Сола Кодэ молча нахлобучила на него миску с кристаллами.

Мэтр Треньян испуганно замолк. Миска сидела на нем слегка набекрень, плотно, как шляпа. Ника невольно хихикнула.

Старая ведьма обожгла ученицу ненавидящим взглядом, отвернулась и вышла из класса.

— Какой кошмар! — Простонал профессор Аталь, растерянно озираясь вокруг… — Это недопустимо… Сола Ренуар, я вас прошу, покиньте помещение. Я не хочу вас сейчас видеть. Тем более время экзамена вышло…

Ника пожала плечами. Покинуть, так покинуть. Не больно-то и надо здесь оставаться! Она направилась было к дверям, но на полпути спохватилась, вернулась к столу и плюхнула зачетку рядом с карпом.

— Прошу прощения, — сказала она, — но с вас полтора балла! Полбалла за огонь я так и быть не буду просить. Надо быть честной — свечи я не зажгла.

И, заметив нерешительность в глазах учителя, добавила для верности:

— Или мне попробовать вызвать ветер?

Портал послушно распахнулся, пропустил Веронику Реунар внутрь, но вывел, не как было задумано, в личных покоях, а в холле второго этажа, аккурат напротив отцовского кабинета. Кто и зачем решил перенастроить выход, Ника догадалась сразу.

Папенька встречал ее лично. И был он мрачнее тучи.

— Пойдемте, благородная сола. — Подчеркнуто холодно произнес сол Ренуар. — Нам есть, о чем поговорить.

Дожидаться реакции дочери он не стал, просто отвернулся и двинулся вперед. Ника направилась следом. Двери кабинета она, на всякий случай, притворила. Да поплотнее. Кто знает, чем закончится эта беседа? Дома она отчего-то почувствовала себя виноватой. Интересно, отчего бы? Экзамен-то она не завалила! Подумаешь, пересдача…

Отец тяжело опустился в дорогое кресло, обитое кожей, положил на столешницу руки, бросил на дочь не обещающий ничего хорошего взгляд и принялся барабанить пальцами по полированному дереву. За все это время он не проронил ни слова.

Девчонке сразу стало тоскливо и боязно. Хотя, чего бояться? Наказывать ее еще никогда не наказывали, так, слегка журили. Она шмыгнула на мягкий стул и постаралась притвориться совсем маленькой, почти незаметной. Вдруг пронесет?

Не пронесло…

— Профессор Атталь прислал мне депешу.

Начал отец. В голосе его были лед и сталь. И Ника невольно поежилась.

— Он врет! — Моментально выкрикнула она. — Воду я налила, соль превратила! Правда, не в уголь, но превратила же! Папочка, я даже огонь зажгла! Только им не понравилось. Никак не могу понять почему. И ветер они мне не разрешили вызвать!

Она уставилась на отца честными-пречестными глазами и пустила слезу.

Сол Ренуар тяжко вздохнул.

— Вот об огне мы сейчас и поговорим, — сказал он и протянул дочери конверт с эмблемой академии. — Прочти.

— Пятнадцать тысяч злотых? — Ника от возмущения сама не заметила, как вскочила и принялась дефилировать вдоль стола туда-сюда, всплескивая руками и закатывая глаза. — Папа, да они обнаглели!

Сол Ренуар слегка наклонил голову и вопросительно уставился на дочь.

— Ты считаешь, что я должен с ними спорить?

Это прозвучало так вкрадчиво, что девушка не заметила в голосе отца опасных ноток.

— Конечно! — Убежденно заявила она. — Пааадумаешь, — шторы и пара деревянных панелей.

Она громко фыркнула и плюхнулась обратно на стул.

— Подумаешь? — Слово это в устах отца прозвучало как-то совсем иначе. — Мне кажется, доченька, ты плохо читала. Попробуй еще раз. Читать-то ты, надеюсь, не разучилась?

— Не разучилась, — буркнула девчонка и снова придвинула к себе счет.

Что она там не видела? Стол, стулья, паркет… Она горько вздохнула. Что ему этому паркету будет? Просохнет…

Ника покосилась на отца, увидела грозно сдвинутые брови и последнюю мысль оставила при себе.

Что там еще? Панели, потолочная лепнина, шелковые обои, портьеры, карниз… Когда это она успела столько всего перепортить? Преподавательские мантии четыре штуки. Девчонка не сдержалась и прыснула, вспомнив цыплячье исподнее профессора. Вот умора, кому сказать — не поверят! Грозный профессор и желтые труселя.