Я оторопела, но лишь на мгновение. В мозгу тут же услышала тоненький детский голосок:

«А я же говорила — не верь ему!»

И голос этот был мой собственный, точно такой, каким он был в детстве.

Неприятное колкое чувство сдавило грудь своими когтистыми лапами — в секунду я прозрела и поняла, что вновь обманута в своих наивных ожиданиях.

Хотя чего я могла ожидать от человека, который собственными руками вернул меня к тирану, в то время, когда я прибежала к нему за помощью?

Деньги и власть! Вот что всегда интересовало моего отца. Он не сказал напрямую, но по всем его реакциям и поведению, я поняла — меня предали вновь. Ну, или предадут при первой же возможности.

Я наблюдала за тем, как отец с силой несколько раз громыхнул мощным кулаком по металлическим воротам и с нетерпением начал переминаться с ноги на ногу — видно ждал, пока хозяева откроют незваным гостям.

Раз он сказал, что теперь здесь наш дом, значит мама должна быть тоже здесь. А если она здесь, то есть надежда, что телефон, по которому мы с Никитой связывались с ней, она взяла с собой.

Вдохновленная надеждой вновь услышать голос Ника, я напряженно наблюдала за небольшой дверью, что была врезана в этот огромный кусок грязно-зеленого металла. И ждала, что вот сейчас она распахнется и выглянет моя спасительница.

Еще раз кулак отца нетерпеливо и довольно звучно заходил по толстой стали. Где-то во дворе надрывно завыл басистым раскатистым лаем сторожевой пес. Сердце заклокотало так, что в ушах начало неприятно пульсировать.

— Счас! Иду! — послышался старческий женский голос, который абсолютно точно не мог принадлежать маме.

Что-то со скрежетом щелкнуло и дверь отворилась. Из-за широкой спины отца не смогла разглядеть ту, чей голос слышала несколько секунд назад. Отец же, подав нам знак выдвигаться следом за ним, слегка пригнувшись прошел во двор.

— Пойдем. — сказал Антон сидящему рядом со мной мужчине.

Тот в ответ кивнул и ухватился за ручку двери.

В те недолгие минуты, что мы молча шли по двору, я обдумывала поведение окружавших меня людей. Антон, хоть и не так давно работает у моего отца, но никогда прежде не позволял себе такого надменного и горделивого отношения ко мне. Второго парня я вижу впервые, поэтому на его счет ничего сказать не могу. А вот по поводу отца… Наверное, неудивительно, что он злится, ведь весь его бизнес строился на связях Игоря, а тот, я уверена, после моего побега был в ярости и перестал поддерживать своего тестя, а может и чего доброго стал применять эти самые связи для давления на моего отца.

Узкая, мощеная неровными камнями, дорожка, вела к низенькому, словно утопленному в землю, деревянному домику. Его маленькие окошки было сложно рассмотреть из-за разросшихся кустов белой и махровой пурпурной сирени. Запах от нее стоял неописуемый!

Но это было единственным достоинством неухоженного, с грязными покосившимися постройками, двора. «Вишенкой» стала огромная, сбитая из необработанных досок, будка, возле которой, звеня массивной цепью, бегала изможденная овчарка. Она злобно порыкивала в нашу сторону, но лаять не отваживалась.

Домик внутри был таким же стареньким и ветхим, как и снаружи, но одно то, что здесь пахло свежеприготовленной едой, делало его на удивление уютным.

Пока я мялась у порога, отчаянно соображая для чего меня привезли в это захолустье, отец по-хозяйски развалился на стуле, что стоял у окна и о чем-то тихо беседовал со старушкой, которая суетливо расставляла тарелки, наполненные до краев тушеной картошкой.

— Что стоишь в пороге? — рыкнул отец. — Проходи, осваивайся. Здесь побудешь, пока я не разгребу то, что ты успела натворить!

— Ты же обещал, что я смогу позвонить Никите! — фыркнула я не менее резко.

Отец соскочил со стула и в два шага преодолел расстояние разделявшее нас.

— Какой тебе Никита? — прорычал он нависая надо мной. — Тебе мало того, что ты натворила?

— А что я такого сделала? — не знаю, что сработало раньше: нервное напряжение последних суток или же злость, заставлявшая сердце клокотать как бешеное, но трясло меня знатно — аж зубы слегка постукивали. — Сбежала от мужа, который измывался надо мной? Не пришла к тебе за помощью? Ан-нет! Я ведь уже кажется приходила?! Или ты забыл, как променял счастье дочери на выгодного зятя?!

Не могу сказать, что не знаю что на меня нашло, но тем не менее сама удивилась, что выдала все, что таким тяжким грузом висело на душе с того самого дня, когда я была уничтожена отцом. Уничтожена и опозорена. Сломлена.

Сейчас я прямо и без стеснения смотрела в его синие глаза и не собиралась отводить взгляд, потому что чувствовала себя правой. Уверенность разливалась по венам принося с собой такое сладкое ощущение победы, что я на секунду забывшись начала внутренне ликовать.

— Ты сама его выбрала! — взревел отец, чем заставил меня отступить на шаг.

Секундной паузы и его яростного взгляда, давящего своей непререкаемой мощью, хватило, чтобы не только сбить с меня спесь, но и заставить все внутри скукожиться и как в детстве забиться в темный уголок своего сознания. Но все это мое внутреннее состояние, внешне же я не переставала демонстрировать непоколебимость.

«Никого не слушай, пусть этот выбор и был твоим, но сейчас ты другая и имеешь право изменить свою жизнь!» — вспомнились мне слова психолога, а перед мысленным взором возникло улыбающееся лицо Никиты.

Нельзя сдаваться!

— Имею право! Сегодня выбрать одного, а завтра другого!

— Ты серьезно сейчас? Одного, потом другого? Знаешь кто так делает? — отец вскинув бровь продолжил на удивление спокойно. — Раз уж ты вышла замуж, то живи с мужем и не вякай!

— Ого, как ты заговорил! — выпучив на него глаза, я не переставала поражаться тому, как легко мой отец подменяет понятия чести и достоинства, и, особенно, каким лицемерным при этом выглядит. — То есть именно поэтому ты все никак не разведешься с мамой, а продолжаешь мучить ее, меняя любовниц как перчатки?

Я чувствовала, что перегибаю палку, видела как лицо отца меняется и как он на глазах свирепеет, но остановиться была не в силах — слишком много всего наболело и когда еще будет такой удачный момент, чтобы выложить все, что я думаю о человеке, который считался моим отцом.

— Это другое, тебе не понять! — сквозь зубы цедит отец.

— Ну, конечно, другое! — не унимаюсь я. — Ведь вам, мужчинам, позволено вести двойную жизнь, а женщины должны терпеть. Таково твое мнение?

— Я не собираюсь говорить на эту тему, во всяком случае не сейчас! — отец отвернулся и пошел прочь, затем как-то устало плюхнулся на стул. — Уведите ее!

Он подал знак своим охранникам, которые все это время молча стояли по обе стороны от меня.

— А ну-ка стоять! — рыкнула я, пытаясь изобразить интонацию отца, когда эти бравые ребятки потянули ко мне руки, странно, но они тут же замерли на месте как вкопанные. — Я не закончила! Ты обещал, что я смогу позвонить Никите — это первое, второй вопрос: где мама?

Я вопросительно обвила комнату руками.

— Я наверное плохо или недоходчиво тебе объяснил сложившуюся ситуацию: твой муж имел доступ к счетам моей фирмы — это было одним из условий его помощи мне. — отец сморщился и потер указательными пальцами виски, так словно мучался от головной боли и продолжил. — Несколько дней назад он перевел все деньги с моих счетов на офшорные счета, а там, чтобы ты понимала, были и заемные средства, которые я брал для развития бизнеса у очень влиятельных людей, которые уже требуют их назад.

— Это твои проблемы, не мои! — фыркнула я и перевела взгляд на старушку, лицо которой выражало вселенскую печаль.

— Ошибаешься… — горестно вздохнул отец. — Это наши общие проблемы, потому что эти люди держат в заложницах твою мать… Поэтому будь хорошей девочкой и не создавай мне новых проблем.

— Мама… в заложницах? — одними губами растеряно вторю я, пытаясь осознать услышанное.

— Да… — устало выдыхает отец.