Улыбка растягивает мои губы, когда я отстраняюсь и встречаюсь с его великолепными глазами, сверкающими в тусклом свете ванной.

— Ты же знаешь, что я люблю тебя, правда?

— Я знаю, — говорит он, и его ухмылка становится еще шире. — Ты кричала так, что услышал весь мир. Довольно сложно было игнорировать это. — Я прищуриваю глаза, и тихий смех вырывается из его груди. — Я тоже чертовски люблю тебя, малышка, даже несмотря на твои многочисленные недостатки.

— Недостатки? — Я смеюсь. — Умоляю, скажите, что это за ужасающие недостатки, которые так отвратительно привлекли твое внимание?

— Все просто, — говорит он мне, хватая меня за талию и притягивая обратно, наклоняясь, пока его губы не оказываются прямо над моими. — Ты соплячка. Ты не знаешь, как просто сидеть спокойно и делать то, что тебе говорят, и, черт возьми, неужели тебе так сложно прожить хотя бы один день, не вызывая у меня желания увидеть отпечаток моей руки на твоей идеальной заднице?

Его член напрягается, и я приподнимаю бровь, глядя на него снизу вверх, а жар медленно наполняет мое естество. Мои глаза темнеют от желания, и я позволяю ему увидеть, как непреодолимая потребность начинает наполнять мое тело.

— Ты должен простить меня, папочка, — мурлычу я, наблюдая, как его глаза расширяются от свирепого голода. — Я и не подозревала, что все мои недостатки так сильно беспокоят тебя. Как мне загладить свою вину перед тобой?

Глубокое рычание вырывается из его груди, и оно взывает к пороку, живущему внутри меня. Я никогда не была сторонницей всего этого папочкиного извращения, но однажды я подшутила над ним, и его глаза загорелись, как на четвертое июля, точно так же, как сейчас, и если это то, чего он хочет, то это именно то, что он получит.

Он сжимает челюсть, когда им овладевает смертельная серьезность, заставляя мое сердце биться еще быстрее.

— Встань на колени, — выплевывает он, сжимая свой твердый как камень член в крепком кулаке.

Несмотря на то, как сильно я хочу сделать именно это, потребность надавить на него трепещет в моей груди, проверяя эти новые границы и выясняя, где лежат наши пределы.

— А если я скажу — нет?

В его глазах вспыхивает огонь, и от одного взгляда на то, как он возбуждается, я уже практически пускаю слюну при мысли о его твердом члене у меня во рту, но это ничто по сравнению с пульсацией между моих ног. Боже, мне нужно, чтобы он прикоснулся ко мне.

Он обвивает рукой мое тело, медленно спускаясь к моей попке. Крепко сжимает ее, и в тот момент, когда я стону и отталкиваюсь от его руки, желая большего, он отпускает меня и обрушивает на нее резкий жгучий шлепок. Я задыхаюсь, мои глаза расширяются, а его взгляд пылает, как расплавленная лава.

— Твою мать, — выдыхаю я, задыхаясь от желания большего, шок и желание в моих глазах совпадают с растущей потребностью, сияющей в его.

— На колени, — произносит он, и эти слова наполнены властью, говорящей мне, что он больше не потерпит никакого неподчинения.

Не произнося ни единого слова, я опускаюсь на колени, его жилистый, толстый член оказывается прямо перед моим лицом. О, черт, мне нужно попробовать его на вкус, нужно свести его с ума от желания, нужно показать ему, насколько это действительно может быть вкусно и чего именно ему действительно не хватало последние несколько недель.

Вся эта история с папочкой может мне понравиться. Интересно, как к этому отнесутся Роман и Маркус? Все трое выдвигают требования, как чертовы дьяволы, коими они и являются.

О Боже. Моя киска сжимается от этой восхитительной мысли.

Слишком голодная, чтобы терять еще секунду, я провожу языком по губам, прежде чем открыть рот и наклониться. Он выпускает свой член, и он тяжело подпрыгивает передо мной, головкой касаясь моих влажных губ. Я беру его в руку, глядя в эти темные, горящие глаза, и медленно прикасаюсь к нему губами.

Удовольствие разливается по его лицу, и это уже стоит каждой секунды, хотя я почти не двигаюсь. Желая гораздо большего, я начинаю двигаться вверх и вниз по его толстому члену, обхватывая рукой его основание, и двигая ей вверх-вниз в соответствии с ритмом моего рта на его члене.

Я скольжу языком по его головке, и стону, пробуя на вкус эту маленькую капельку влаги, которая заставляет голод вспыхивать внутри меня. Мне нужно больше, нужно взять все, что он готов дать.

Рука Леви зарывается в мои волосы, двигая меня вверх-вниз и насаживая глубже на его член, пока я не чувствую его у себя в горле. Моя киска ноет, мои стенки сжимаются вокруг сладкой пустоты, отчаянно желая быть заполненной и растянутой до тех пор, пока я не смогу больше терпеть.

Скольжу языком по его кончику и спускаюсь вниз по стволу, и опускаюсь ниже, обхватываю его яйца, крепко сжимая именно так, как ему это нравится.

— Черт, Шейн, — стонет он, его рука сжимает мои волосы. — Покажи мне, на что ты способна.

Черт, он знает, как я люблю вызов.

Я заглатываю гребаную наживку и даю ему именно то, что ему нужно, и даже больше, его низкое рычание подстегивает меня. Вверх, вниз, обхватываю и сжимаю. Это опьяняет, но ничто не делает меня более влажной, чем его рука, сжимающая мои волосы, и его тело, содрогающееся от моих прикосновений.

Я ухмыляюсь смотря на его член, как голодный лев, и жду, когда меня угостят, а затем, как я и ожидала, он дает мне именно то, чего я хочу, и изливает горячую сперму мне в горло.

— О, черт, — стонет он, и это звучит как музыка для моих ушей.

Не тратя ни капли, я проглатываю все и, подняв взгляд, обнаруживаю, что его глаза, полные благоговения, уже прикованы к моим. Я медленно выпускаю его изо рта, но отказываюсь разжимать пальцы на основание его члена — потому что, черт возьми, почему бы и нет.

— Хорошая девочка, — выдыхает он, и, черт возьми, трепет, который пронзает меня и опускается к моей жаждущей киске, намного сильнее, чем я могла себе представить.

Леви наклоняется и сжимает мой подбородок своими сильными пальцами, поднимая меня на ноги и не сводя своих смертоносных глаз с моего разгоряченного взгляда.

— Скажи мне, чего ты хочешь.

Мой голос срывается на хриплый шепот, и я потрясена. Каждый раз, когда я говорила ему о своих желаниях, я говорила об этом более чем откровенно.

— Я хочу, чтобы ты заполнил мою киску и трахал меня так, словно завтра не наступит.

Уголок его рта приподнимается в дерзкой ухмылке, и на мгновение я забываю обо всем, забываю причину, по которой мы вообще оказались в этом душе. Все остальное не имеет значения.

— О, я буду, мой маленький дьяволенок. Я собираюсь трахать тебя, пока ты не потечешь, — говорит он мне глубоким голосом, наполненным низким рычанием. — Но не раньше, чем я почувствую вкус твоего возбуждения у себя на языке и почувствую, как ты кончаешь на мои пальцы.

О, Боже милостивый.

У меня перехватывает дыхание, желудок сжимается, сгорая от такого сильного желания, что я знаю, что не смогу с ним справиться, но, черт возьми, я готова абсолютно на все, что готов сделать этот зверь.

Он заводит руку мне за спину и выключает воду, прежде чем обе его руки оказываются на моей заднице, поднимая меня вверх. Мои ноги обвиваются вокруг его талии, и прежде чем он выходит из душа, его губы обрушиваются на мои.

Леви крепко целует меня, выходя в комнату, и опускает мою задницу прямо в кресло перед окном от пола до потолка. Прохладный воздух касается моей кожи, и мои соски мгновенно твердеют, отчего голод в его глазах только усиливается.

Он разорвет меня на части, и это будет лучшее, что я когда-либо испытывала.

Леви опускается на колени, его взгляд блуждает по моему телу, как будто он не знает, с чего хочет начать, пока его глубокий голос не заполняет тишину комнаты.

— Раздвинь их.

О Боже.

Я раздвигаю колени, и наблюдаю, как его взгляд опускается к моей киске, его язык скользит по нижней губе, более чем готовый поглотить меня.

— Шире, Шейн, — приказывает он. — Я хочу видеть все.