Леви стонет, перемещая свое тело, а я встречаю взгляд Романа через решетку, и оба мы думаем об одном и том же — как, черт возьми, мы должны вытащить их обоих отсюда?

Протягивая руку сквозь решетку, я нахожу руку Маркуса и крепко сжимаю ее.

— С тобой все будет в порядке, — шепчу я, задаваясь вопросом, действительно ли так будет. Прямо сейчас уверенность в моем тоне даже близко не соответствует страху, который я чувствую внутри.

Дыхание срывается с губ Маркуса.

— Шейн? — бормочет он, его голос едва слышен в гробовой тишине темных камер. — Это ты, детка?

— Да, Маркус, — говорю я, стараясь, чтобы мой голос не дрогнул, когда страх начинает сковывать меня. Видеть его таким… это то, что всегда будет преследовать меня, это в миллион раз ужаснее, чем насилие, которому я подверглась от рук Джованни. — Я здесь. Все будет хорошо. Клянусь, я вытащу тебя отсюда. Ты не умрешь у меня на глазах.

Роман наклоняется перед Марком и просовывает руки под безжизненное тело брата.

— Давай, брат, — бормочет Роман, стискивая челюсти и поднимая Маркуса с пола. — Пора идти.

Леви стонет, когда вес Маркуса снимается с него, и я наклоняюсь, обнимаю его сзади за ребра и перекидываю его руку себе через плечо. Он хватается за металлические прутья и поднимается с пола, наваливаясь на меня всем своим весом.

Мы выходим из камеры Леви, и я останавливаюсь возле камеры Романа.

— Дай мне секунду, — предупреждаю я Леви, убедившись, что он удерживает равновесие, прежде чем опуститься на грязный пол, распихивая кинжалы в ножнах и патроны по карманам, и засовывая пистолет за пояс. Вскакивая на ноги, я снова хватаю Леви и пристраиваюсь за Романом.

Мы на финишной прямой, но нам предстоит долбаный пеший путь обратно к украденной Королле и еще двухчасовая поездка обратно к цивилизации за помощью. Я пытаюсь взять себя в руки и думать позитивно о ребятах, но мы даже близко не подошли к тому, чтобы выйти из затруднительного положения.

Мы проходим только половину длинного ряда камер, когда кожа Романа начинает покрываться легкой испариной.

— Какой у нас план? — говорит он, уже задыхаясь.

Мое сердце разбивается вдребезги. Маркус — тяжелый ублюдок и просить Романа нести его всю дорогу, когда у него открывая колотая рана и он неделю был без воды и еды, медленно истекая кровью — просто жестоко. Он слаб, все трое стучатся в дверь смерти, только Маркуса уже пригласили войти. Проделать весь этот путь через лес до машины было бы… блядь.

— У меня есть машина, — говорю я ему, тяжело дыша и пытаясь выдержать вес Леви, в ужасе от того, насколько сильно он похудел со вчерашнего вечера. — Она в лесу, где вы, ребята, вырыли тот туннель для побега.

— Черт, — ворчит Леви. — Если бы мы могли вернуться через замок и воспользоваться туннелем, мы могли бы спрятаться, сделать перерыв.

Роман замолкает, прислоняясь спиной к решетке и поправляя Маркуса на руках.

— Не можем, — ворчит он, усталость уже видна на его лице. — Слишком рискованно. Они нас поймают. У нас нет другого выбора, кроме как рвануть через эту гребаную лужайку и надеяться, что мы успеем добраться до леса до того, как начнут свистеть пули.

Я встречаю обеспокоенный взгляд Романа, моя грудь тяжело вздымается.

— Джованни не знает, что я ускользнула. Охрана меня пока не ищет, но пройдет совсем немного времени, и кто-нибудь поймет, что я сбежала. Это наш единственный шанс. Другого шанса сделать это у нас не будет.

Он откидывает голову назад, прислоняясь к решетке, а Леви хватается за одну из них позади нас, давая мне время перевести дыхание.

— Мы понесем его по очереди, — предлагает Леви. — Ты не можешь пронести его через всю гребаную территорию, не упав при этом в обморок.

— Посмотри на себя, — выплевывает Роман. — Ты едва можешь стоять. Тебе с ним не справиться. Не обманывай себя.

Я начинаю расхаживать, прижимая руки к вискам, когда боль пронзает меня насквозь, и я вспоминаю, как меня ударили по голове всего несколько коротких часов назад. Я поднимаю взгляд на Романа, у меня начинает формироваться идея.

— Нам нужно что-то, что выдержит вес Маркуса, — говорю я ему, шестеренки в моему мозгу отчаянно крутятся, пытаясь заставить это сработать. — Если бы я могла… не знаю… толкать его, как на тележке для покупок, или что-то в этом роде, тогда ты сможешь поддерживать Леви, и тогда, может быть… просто, может быть, у нас появится реальный шанс выбраться отсюда.

Роман смотрит на Леви, ведя молчаливый разговор, который я часто нахожу восхитительным, но только не сейчас, черт возьми. Мне нужно знать, о чем они думают, нужно знать, как это сработает… Если это сработает.

— Нет, — наконец говорит Роман. — Это, блядь, слишком рискованно.

— А у тебя есть идея получше? — Леви огрызается в ответ. Губы Романа сжимаются в жесткую линию, прежде чем он переводит дыхание и отталкивается от прутьев камеры, готовый пройти еще немного. Леви снова обнимает меня за плечи, но на этот раз ему не нужна такая большая помощь. — Я так и думал.

Роман бормочет что-то себе под нос, очень похожее на:

— Если бы ты уже не был мертв, я бы сам тебя убил.

— Хорошо, — вмешиваюсь я, прежде чем это зайдет еще дальше. — Просто скажи мне все, что ты, блядь, отказываешься мне сказать, и я все сделаю.

Роман сжимает челюсть, искоса поглядывая на брата, прежде чем болезненно выругаться.

— У нас был один большой парень, Большой Тони. Весил около 450 фунтов. Нам нужна была тележка, чтобы возить его задницу по территории. Она спрятана в сарае на заднем дворе, его не видно из замка. Но тебе пришлось бы пересечь всю гребаную территорию, подвергая себя риску, а я с этим не согласен.

Я усмехаюсь.

— А ты думаешь, я была согласна, когда тебя пырнули ножом прямо у меня на глазах? Думаешь, я была согласна смотреть, как ты падаешь на колени, и слушать, как ты кричишь мне бежать? Нет, это, блядь, убило меня, но иногда у нас нет гребаного выбора. Так что пошел ты со своей потребностью быть слишком заботливым мудаком. Я заберу гребаную тележку. Я единственная, у кого хватит сил сделать это прямо сейчас. Я достану эту гребаную штуку, а потом мы увезем отсюда этого большого ублюдка. Понял?

Роман сердито смотрит на меня, ему ни капельки не нравится эта идея, но у него не хватает духу спорить. Он знает, что это наш единственный шанс, и какой бы глупой ни была эта идея, в ней есть смысл.

Нам требуется почти двадцать минут мучительных шагов, чтобы, наконец, увидеть дневной свет, и к тому времени, когда послеполуденное солнце осветило наши лица, на рубашке Романа уже начала скапливаться кровь, но упрямый ублюдок не произнес ни слова.

Мальчики быстро находят место, где можно спрятаться, и, не оглядываясь назад и даже не попрощавшись, я уношусь, как разъяренный бык, чертовски хорошо зная, что время на исходе. Джованни наверняка уже заметил мое отсутствие. Я уязвила его самолюбие, а такие люди, как он, не могут с этим справиться. Он будет полон решимости уничтожить меня, что-то доказать, и он будет делать это столько раз, сколько потребуется, чтобы заставить меня либо передумать, либо пострадать настолько, что я просто никогда не захочу упоминать об этом снова.

Держась в тени, я бегу изо всех сил по периметру замка, вырываясь на открытое пространство лишь в самый последний момент. Сердце колотится не только от напряженного бега, и к тому времени, как я добегаю до скрытого садового сарая на заднем дворе, я уже уверена, что меня заметили.

Я прижимаюсь спиной к сараю и прислушиваюсь, пытаясь прояснить свой разум и сосредоточиться, как учили меня парни, и когда, кажется, в мою сторону не летят ни крики, ни пули, я возвращаюсь к работе. На то, чтобы найти тележку, уходит всего мгновение, и на всякий случай я прихватываю веревку. На выходе мне бросается в глаза небольшой холодильник, и я почти вздыхаю с облегчением, когда обнаруживаю, что он наполнен водой для садовников.

Я загружаю все, что там есть в тележку, и быстро ищу аптечку первой помощи. Сомнительно, что такой человек, как Джованни, или даже парни, будут соблюдать требования “OSHA” в отношении средств безопасности для своих работников, но где-то должны быть хоть какие-то гребаные бинты. Найдя небольшой набор у входа, я бросаю его туда же вместе с другими своими припасами. Этого будет недостаточно для того, что нужно мальчикам, но это должно хотя бы дать им лучик надежды.