Я пытаюсь завязать разговор с Эмиром, ровняюсь с ним и спрашиваю, что произошло. Находясь под влиянием, брат послушно рассказывает. А я представляю, как одаренные из осеннего леса окружили ювелира и его сторонников и потребовали сдаться.

Несмотря на численное превосходство предатели сопротивлялись до последнего и использовали все свои силы для того, чтобы уйти. И у них вполне могло получиться, ведь на их стороне сражалась ведьма, которая не брезговала прибегать к кровавым ритуалам, напитывая тьму кровью.

На одаренных из осеннего леса неслись твари с горящими глазами отдалённо напоминавших животных, под ногами стелилась тьма и вздергивала вверх, а после бросала с огромной высоты вниз. Отвлеченные сражением с тварями, вынужденные отбиваться, одаренные упускали возможность использовать свою силу против противника, действуя с запозданием.

Вокруг бил ветер, падали деревья, под ногами образовывались огромные ямы, которые моментально наполнялись водой, ювелир сковывал цепями и беспощадно душил всех подряд.

Но численное превосходство и умение использовать свой дар были на стороне одаренных из осеннего леса. Они помогали попавшим в беду товарищам, смягчили их падения, опутывали цепи ветками деревьев, оттаскивая от шеи, скидывали тварей в ямы и слаженно работали против противника.

Эмир пересказывает сухо, не вдаётся в подробности и не называет имён. Краткий пересказ и не более. Но и этого мне хватило, чтобы по коже побежали мурашки, а сердце охватила тревога.

Я пытаюсь расспросить его о том, что было дальше, как пленили предателей и где они сейчас, но со мной равняется Аарон.

— Эмир, довольно, — мягко говорит он. — Пленные отправлены в темницу, все остальное не для женских ушей.

Недовольно фыркаю и закатываю глаза.

— Когда он придет в себя?

— Недели три не более. За это время я успею подготовить тебе документы. Одни будут на твоё настоящее имя, чтобы ты могла жить среди одарённых, а другие поддельные для того, чтобы выходить к людям, — Аарон делает паузу и, смерив меня взглядом, продолжает: — Но пока осенний лес покидать не советую. Подожди решение совета насчет одаренных огнём. Я уверен, они пересмотрят закон, но на это может уйти год. Заработать с помощью своего дара ты сможешь много, нуждаться ни в чём не будешь. Местные кузницы давно страдают от слишком грубой обработки металла, а ювелир не справляется с заказами. Я выделю тебе дом, в котором ты сможешь жить сколько захочешь, но в любой момент ты вольна его покинуть.

— Спасибо, — шепчу с комом в горле. — Выходит, ты отпускаешь меня?

— Выходит так, — ровным голосом отвечает Аарон. — Здесь ты начинаешь новую жизнь.

Делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание, справляясь с горечью во рту, в горле першит и жжет.

— Эмма, целитель уверял, что поставит тебя на ноги за пару дней, но, возможно, тебе стоило остаться? — участливо спрашивает Аарон, чем неимоверно злит. — Пока мы не отошли слишком далеко, можно вернуться.

— Нет! — отвечаю слишком резко. — Теперь я сама решаю, что мне делать.

Я ловлю на себе заинтересованные взгляды одарённых. Видимо, наш разговор привлекает внимание. Чтобы не выяснять отношения при всех, подгоняю лошадь, отрываясь от брата и Аарона.

Перестраиваюсь в самое начало процессии и с упоением рассматриваю, как небольшие уютные домики на окраине сменяются на двухэтажные дома с частной территорией, делаю вид, что меня интересуют цветные вывески и лавки с товарами.

Я обдумываю, что могло произойти, чтобы вызвать столь резкую перемену в отношении Аарона. Прокручиваю в голове вновь и вновь ту сцену в лесу, когда я кричала, что ненавижу его и надела обруч на шею.

Я вновь одна. Одаренные тихо переговариваются о чем-то, но никто не спешит завести диалог со мной. Я так и осталась чужой среди всех.

После не менее четырех часов пути, мы останавливаемся. Одаренные пересаживают меня и Эмира в карету, где брат, получив указание спать, тут же засыпает.

По прибытию меня сразу размещают в гостевую комнату, куда приносят наспех приготовленный ужин, а Эмира направляют к целителю.

Я жду Аарона, чтобы поговорить до самой ночи, но он так и не приходит ко мне. Решив, взять инициативу в свои руки, выхожу в коридор и прислушиваюсь к тому, что происходит. Обращаюсь к своему дару, прошу найти сейф, надеясь, что Аарон находится в кабинете и иду, доверившись своему чутью.

Останавливаюсь возле дверей, стучу и, услышав голос дознавателя, захожу в кабинет.

— Эмма? — Аарон вздергивает брови. — Что-то случилось?

Он сидит за столом в распахнутой на три пуговицы белой рубашке и что-то пишет.

— Я хотела поговорить.

— Слушаю, — холодно произносит дознаватель. — Только помни, что в столь поздний час находится с мужчиной непозволительно.

От его тона мой настрой падает. Я теряюсь, не зная, как начать и вместо того, что меня беспокоит, в первую очередь, спрашиваю, совершенно не то, что хотела узнать.

— Зачем я нужна была ювелиру?

— Ювелир очень умело пользовался своим даром, его сын был не настолько силён, чтобы передать семейное дело, — Аарон откладывает бумаги в сторону и скрещивает руки на груди. — Звучит довольно банально, но ты им нужна была для продолжения рода и приумножения собственных богатств, иными словами, дар огня не передался бы внукам ювелира. Из тебя хотели сделать послушного марионетку, — он морщится, но быстро берёт себя в руки и продолжает: — которая день и ночь создавала бы ювелирные украшения. Яд приготовила и передала твоему брату ведьма, опоила его она же. Елизабет к ним отношения не имеет, она украла у отца яд, который тот хранил у себя, пользуясь положением в совете. Как ювелир искал изгоев, нарушивших закон, среди одарённых, мне ещё предстоит выяснить.

— Аарон, — начинаю говорить я, подбирая слова, но дверь распахивается и в комнату без стука врывается девушка.

— Аарон, дорогой! — восклицает она и бежит к нему. — Как я скучала!

Её каблучки стучат по деревянному полу, аккуратно уложенные волосы блестят при свете свечи, дорожное платье из плотной дорогой ткани изумрудного цвета подчеркивает крутые бедра и тонкую талию, которую обхватывает своими руками дознаватель.

Девушка целует его в щеки, виснет на шее.

И никого не смущает ни ночь, ни не позволительная близость к мужчине.

Растерянная, я смотрю на них, прикрыв руками рот. Ноги будто приросли к полу, не позволяя двинуться с места. Боль охватывает грудную клетку, сжимает так, что выступают слезы. Мой дар бушует, вырывается искрами с кончиков пальцев и покрывает металлические предметы пламенем.

Аарон смотрит на меня, обнимает девушку, прижимает её голову к своей груди, чтобы она ничего не увидела и прищуривается.

Она едва достаёт дознавателю до плеча, утончённая, красивая и ухоженная, она прекрасно смотрится рядом с ним. Намного лучше, чем я.

Невольно смотрю на своё платье, которое мне велико на два размера, трогаю волосы, заплетенные в косу, смотрю на пальцы без маникюра и с пониманием киваю. Я выгляжу нелепо.

Улыбаюсь сквозь слезы, надеясь, что в тусклом освещении и на расстоянии их будет не видно, показываю большой палец вверх, якобы одобряя выбор мужчины и пячусь к выходу.

Я пытаюсь дышать, но воздуха не хватает, слезы застилают глаза, мешая ориентироваться в пространстве. Несколько раз спотыкаюсь, задеваю плечом стену на повороте и, не выдержав, реву в голос.

Кое-как добравшись до комнаты, падаю на кровать, бью руками подушку, глуша в ней крик.

***

Боль внутри ослепляет. В странном порыве стараюсь сорвать кольцо с пальца, без раздумий со злостью луплю им по стене, злясь на то, что оно по-прежнему не поддаётся.

— Эмма, — глуша пожирающее чувство пустоты внутри, я не замечаю, как в комнату заходит Аарон. — Я пришел поговорить.

— Уже поговорили, — бросаю резко. — Уходи. Я хочу спать.

Прячу сжатые кулаки под подушку, лежу, уткнувшись лицом в одеяло. Чувствую, как рядом со мной прогибается матрас от веса мужчины. Его рука ложиться мне на поясницу и опускается ниже на ягодицы.