— Почему она в таком виде?!

— Тебя нашли в лесу, — не обращая внимания на вопрос Эмира, продолжает Аарон. — Довольно хорошо встретили и посадили в повозку. Не связывали, не пытали. Но ты решил всех отравить.

— Усыпить.

— Ты знал, что подлил яд в кадки с молоком и всей провизией?

Я забываю, как дышать, встаю на носочки, тянусь увидеть Эмира, но Аарон возвращает меня назад и тяжело смотрит, качает головой.

— Не знал, — отвечает брат. — Хотел усыпить, чтобы спасти Эмму.

— Доверился неизвестно кому и едва не убил всех, — яростно выплевывает дознаватель и уже более спокойно продолжает: — И подходим к главному вопросу. На который я так и не смог получить ответ в прошлый раз. Кто из одарённых, должен был сопровождать тебя в лесу и вывести к тебе её? Не мог же ты быть уверен, что она здесь. Давай, говори, кто готов предать всех. А ещё, кого ты должен был отравить?

— Я скажу, что знаю, только освободите её.

— Договорились. Если ответишь на всё вопросы, утром устрою вам встречу, чтобы ты убедился, что она жива. И парень, в твоих интересах указать на предателя, поверь, я узнаю, солгал ты или нет.

Слезы катятся по моим щекам. Эмир ни за что не стал бы никого убивать намеренно, его обманули, ввели в заблуждение. Хочу сказать обо все Аарону, поднимаю скованные руки, бью его в грудь, но он дергает цепь вниз. Переминаюсь с ноги на ногу, боюсь даже представить, что могут сделать с простым человеком одаренные за то, что он едва не отравил их всех. Сейчас я готова пообещать все, лишь бы спасти брата. Стараюсь привлечь к себе внимание, мычу, вырываюсь, но дознаватель держит крепко.

— Эдгар, уведи ее обратно в темницу, и кинь свежей соломы, а то от ран пойдет заражение, а я обещал ее все же отпустить. Живой, — он делает на этом слове акцент, наблюдая за Эмиром. — Рубаху накину, не снимай. А то подхватит что, — Аарон раздевается, демонстрируя развитую мускулатуру, и укрывает меня так, чтобы не было видно оголенной спины. — Видишь, я могу быть заботлив. Если вспомнишь всех, кто тебе помогал, я даже готов прогнать этой ночью крыс из ее камеры. Или, если ты сделаешь это быстро, переведу девчонку в другую, более сухую и без лишней живности.

Аарон передает меня Эдгару, а сам подхватывает стул и ставит его напротив Эмира, садиться к нему на расстояние вытянутой руки. Я смотрю на брата, но его внимание полностью переключено на дознавателя, он внимательно слушает, что тот говорит, и только возле самых дверей я слышу его голос.

— Эмма, потерпи немного.

Ответить ему не могу, Эдгар торопит меня и тащит за собой. Я упираюсь, пытаюсь жестами показать, что мне надо поговорить с Аароном, но мое сопротивление бесполезно. Одаренный подхватывает меня и несет вдоль узкого коридора. Снять с меня кандалы он решает только, когда мы выходим из подземелья. Пользуясь свободой, тут же освобождаю рот.

— Мне надо с ним поговорить! Сейчас же!

— Он придет к тебе, и поговоришь, — ожидаемо упрямится Эдгар, но я не хочу его слушать.

— Он убьет его! Ему нельзя волноваться, он слишком болезненный! Его нельзя оставлять здесь. Позови его, пожалуйста!

— Все целители, до определенного возраста болезненны, — удерживая меня на месте, едва ли не кричит Эдгар, перебивая меня.

— Он не целитель! Он пуст, — кричу в ответ. — Что он с ним сделает?

— Эмма! Головой думай! А не эмоциями! — Эдгар щелкает пальцами и меня обдает порывом ветра. — Если будешь продолжать кричать, заклею рот! Не привлекай лишнего внимания! Не время!

Его угроза действует. Замолкаю, обхватываю узел от рубашки на груди и опускаю голову. Меня бросает в жар, а затем в холод.

— Эдгар, — тяну жалобно, — передай ему, что я готова на все, пусть только оставит брата в живых.

— Пошли уже, — со вздохом отвечает одаренный. — Он же сказал, что встретитесь утром. Если твой брат сдержит слово и все расскажет, Аарон вернется еще до наступления темноты, сама ему скажешь о своих желаниях, — Эдгар явно не настроен продолжать разговор, и спешит отвести меня в комнату, как можно скорее.

Хочу напомнить ему, что я должна быть в темнице с крысами, но надуваю щеки и молчу, стараюсь унять жжение внутри и эмоции, которые усиливаются под влиянием дара.

На половине пути мне становится плохо. Меня мутит, и я едва не падаю, запнувшись об собственные ноги.

— Как только Аарон снимет с тебя обруч, сразу займусь твоим обучением, — ворчит Эдгар, ставя меня на ноги. — Ты настолько сильно отрицаешь свой дар, что он тебя съедает заживо. Чем плох воздух?

— На тебе просто никогда не было обруча, без него жжения никогда не было.

— Обруч оказывается на каждом одаренном в процессе обучения, чтобы понять насколько он принимает свой дар, — поясняет Эдгар и, не выдержав моей медлительности, останавливается, дает прислониться к стене и продолжает: — Если принятия нет, то он, не находя выхода жжет, а если есть, наоборот успокаивает.

Я обхватываю себя руками и закрываю глаза, от жжения мне тяжело сделать вдох. Мы не двигаемся с места около получаса. Эдгар что-то рассказывает мне, но я почти его не слушаю, погруженная в свои мысли. Наконец, я пробую обратиться к своему дару и прошу перестать меня изводить, мысленно обещаю не называть его проклятьем, и на удивление это работает. Боль утихает, а я могу разогнуться.

Остаток пути мы идем молча. В комнате сразу забиваюсь в угол, думаю, что можно сделать, чтобы спасти брата. Хочу даже спросить у Эдгара совета, но, пока собираюсь с мыслями, приходит Аарон.

***

Некоторое время он остаётся стоять на месте, ждет моей реакции, но я продолжаю безмолвствовать, приглядываясь к едва ощутимым изменениям.

— Днём продавала фигурки из дерева, которые делал твой брат, ночью иногда подменяла няню в домах господ, а некий дядя отправлял деньги на содержание, — Аарон упирает руки в бока. — Эмма, ты дурачила собственного брата, — с грустной улыбкой заканчивает он.

Пожимаю плечами и поджимаю губы, меня радует, что дознаватель не злится, но то, что он разочарован естественно чувствуется в его мрачном взгляде.

— Даже интересно, как бы ты выкручивалась. Ведь тебе все равно пришлось бы ему рассказать.

— Теперь не придется, — шепчу, глядя в пол.

Аарон выходит на середину комнаты, за его спиной мельком вижу, как открывается дверь и выходит Эдгар. Мы остаемся одни.

— Что с ним будет? — спрашиваю и замираю, я готова упасть на колени и обещать, что угодно, лишь бы его оставили живым, но стараюсь не показывать своего отчаяния.

— Будет суд через пару недель, — уклончиво отвечает Аарон, но, видя моё перекошенное лицо, добавляет: — Одаренных не казнят.

— Он обычный человек.

— Нет, Эмма. Иначе он бы не прошёл.

— Его обманули, Эмир, никогда бы не сделал нечто подобное осознанно!

— Тоже самое он сказал про тебя, — подмечает дознаватель и пытливо смотрит на меня, будто хочет услышать признании.

Вздыхаю, собираюсь с мыслями и решаю, что сейчас самое время для условий.

— Помоги ему и я сделаю все, что захочешь.

— Перестанешь дрожать при виде меня? — Аарон с иронией выгибает бровь и приподнимает уголки губ.

— Перестану, — твердо произношу, хотя едва держусь, держа голову прямо и не сутуля спину.

— Давай попробуем, — хмыкает дознаватель и подходит ко мне, убирает волосы с лица, подушечкой большого пальца проходится по уголку губ. — Раз такая смелая пойдем, — шепчет на ухо, обжигая горячим дыханием.

Я поддаюсь и послушно следую за ним, хотя воображение рисует мне отнюдь не завидную картину. Мы выходим в коридор и, повернув налево, проходим пару метров прежде, чем Аарон останавливается и достаёт ключи.

— Что там? — спрашиваю с опаской, стоя позади и стараюсь заглянуть за плечо мужчины, чтобы увидеть, к чему готовиться.

— Все? Смелость закончилась? — его вопрос бросает меня в дрожь. — Это надо было давно сделать и я буду полным дураком, если не воспользуюсь.

До боли сжимаю кулаки, делаю глубокий вдох, напоминая себе ради чего, делаю это. В распахнутые двери захожу сама, не сопротивляюсь перед неизбежным и не закатываю истерик, стараюсь быть послушной и исполнять его приказы.