Он сидит в ногах кровати, а рядом стоит маленькое кресло. Доктор, должно быть, придвинулась к нему поближе перед началом сеанса. Я медленно подхожу к нему, пытаясь прочитать его мысли, пока пересекаю комнату.

— Как прошел сеанс? — Хотелось бы, чтобы мой голос звучал не так нервно, но я ничего не могу с собой поделать. Я не знаю, чего ожидать. Он мог бы быть Реном прямо сейчас, но Ривер имеет тенденцию брать контроль в свои руки по мановению волшебной палочки.

— Что, доктор ничего тебе не рассказала? — Обида, тяжело звучащая в его голосе, словно рука, обхватывающая мое сердце и крепко сжимающая его. Он знает. Я чувствую это. И сразу же меня почти переполняет желание извиниться и вымолить у него прощение.

— Ты же знаешь, она не так уж много может мне рассказать. — Я не пытаюсь выпытывать. Может быть, это не такая уж хорошая идея — сидеть рядом с ним, но я не собираюсь убегать в страхе. Я слишком сильно люблю его.

Как только я осторожно усаживаюсь на стул, он поднимает голову и пристально смотрит на меня. В его темных глазах так много всего.

— Итак, было весело? Тебе понравилось?

Я не буду плакать. И не буду уклоняться.

— Что ты имеешь в виду?

— Он оставил мне записку. Ривер. Он рассказал мне, чем вы двое занимались. — Внезапно он почти вскакивает на ноги, и я откидываюсь на спинку стула, когда инстинкт подсказывает мне держаться от него подальше. Я не убегу. Я не собираюсь убегать от него ни сейчас, ни когда-либо еще. Тем не менее, ему нелегко оставаться на месте, пока он ходит, сжимая и разжимая кулаки.

— Я могу объяснить, — предлагаю я шепотом.

— О, ты можешь объяснить. Как будто это что-то изменит. — Его ехидный смех так похож на смех Ривера, что заставляет меня содрогнуться.

— Это ничего не изменит, но, возможно, поможет тебе понять. Бьюсь об заклад, он преподнес это так, будто я прибежала к нему или что-то в этом роде, потому что мы поссорились. Верно? Он, вероятно, пытался ткнуть тебе этим в лицо. — Я уже прокручивала все это в своей голове, практиковалась в постели, зная, что он занят на сеансе. Сейчас это как сценарий, что-то, что я выучила наизусть и могу повторять, даже когда он смотрит на меня с такой болью, отразившейся на его красивом лице. Я знала, что практика была единственным способом пройти через это.

Хотя даже сейчас мне нелегко держать голову высоко поднятой под тяжестью его обвиняющего взгляда.

— Все было совсем не так. Ты превратился в Ривера во время нашей ссоры.

Он поворачивается ко мне спиной, уставившись в окно.

— Это тогда ты рассказала ему о ребенке?

Из моих легких мгновенно вырывается весь воздух. Вот ублюдок.

— Он рассказал тебе об этом, — шепчу я, в то время как мое сердце разрывается.

— Как ты думаешь, может быть, я заслужил услышать об этом?

— Я только сказала ему… — Слеза скатывается по моей щеке, и я вытираю ее, мой голос срывается, прежде чем мне удается отдышаться и попробовать снова. — Я рассказала ему, потому что, наверное, надеялась, что таким образом смогу защитить себя. Я не пыталась скрыть это от тебя, серьезно. Ты должен мне поверить.

— А что теперь? — Я ловлю его профиль, вырисовывающийся на фоне яркого солнечного света, когда он поворачивает голову в сторону. — Ты бы рассказала мне о ребенке, если бы он не вынудил тебя? Что мы собираемся делать?

— Нам не нужно беспокоиться об этом. Я ошиблась. — Не сейчас. Пожалуйста, не сейчас. Я не хочу ломаться. Я не хочу все усложнять. И, насколько я знаю, вид меня плачущей может вывести Ривера на поверхность. Кажется, ему нравится, когда мне больно.

— Так ты не беременна? — Хотела бы я знать, рад он этому или нет.

Я мотаю головой, прежде чем заговорить.

— Я предполагала, что да, вот и все. Но я сделала тест, и он оказался отрицательным. Вот так все и произошло.

Проходит несколько тяжелых, безмолвных мгновений, прежде чем он спрашивает:

— Что ты чувствуешь по этому поводу?

— Я переживу это. — Я пытаюсь. Я действительно пытаюсь. Но горе не соответствует нашему расписанию.

— Ты… хотела ребенка?

Я ненавижу неверие, которое слышу от него. Как он может сомневаться во мне?

— Я имею в виду, я была немного напугана, когда впервые подумала, что, возможно, беременна, — признаю я. — Но… Я не знаю. Он бы рос внутри меня, являясь частью нас. Наверное, я не знала, как сильно хочу его, пока не увидела отрицательный тест. Я знаю, что в этом нет никакого смысла.

Он долго молчит, прежде чем, наконец, хмыкает.

— Нет. Это так. И теперь ты не привязана ко мне, так что это плюс. — В его словах слышится горькая нотка.

— Не говори так.

— Это правда. Какого черта ты хочешь быть привязанной ко мне? Кроме того, — добавляет он, снова отворачиваясь, — это может быть немного неловко, чертов Ривер, когда ты на восьмом или девятом месяце беременности. Верно? Так будет удобнее.

— Это просто неправда.

Поворачиваясь ко мне, он рычит:

— Появляется второй Ривер, ты его трахаешь. Я имею в виду, чего тут не понимать? Ты считаешь меня глупым?

— Нет! Но ты позволяешь ему вертеть тобой. Это то, чего он хочет. Черт возьми!

Я закрываю глаза и считаю до пяти, делая медленный, размеренный вдох с каждым счетом. Это Рен, и я люблю Рена, и мое сердце разобьется вдребезги, если я скажу что-нибудь, чего не смогу взять обратно.

Как только я снова доверяю себе, я шепчу:

— Он хочет, чтобы ты ревновал. Не давай ему того, чего он хочет.

— Как я могу не ревновать? Ты трахалась с ним!

— У меня был секс с тобой, — настаиваю я. — Я так не считаю. Как будто вы разные люди. Потому что на самом деле это не так. Ты тот же самый человек, и я люблю тебя.

Он издает отвратительный смешок, от которого мне хочется умереть. В нем так много ненависти и уродства.

— Я действительно рад, что ты можешь сказать себе это.

Слезы не остановить, как бы я ни старалась. Пусть он увидит, как он причиняет мне боль. Я имею в виду то, что говорю.

— Не могу поверить, что ты вот так обвиняешь меня! Как будто я пытаюсь оправдать измену или что-то в этом роде.

— Именно это ты и делаешь!

— Ривер — это только часть тебя, — огрызаюсь я. — Я все равно люблю тебя, в каком бы душевном состоянии ты ни был. Будь то ты или Ривер. Я люблю тебя. Я была с тобой вчера.

Он падает обратно на кровать и опускает голову, пока она не оказывается у него на руках.

— Это не то же самое. Меня… нет рядом, когда это происходит. Он может быть частью меня, но он — это не я. — В том, как он это говорит, так много боли. Ему больно, и я — часть причины, по которой ему больно, и я ничего не могу с этим поделать. Это самое беспомощное чувство в мире. От этого у меня сводит живот, но как бы я ни была несчастна, это ничто по сравнению с тем, что чувствует он.

— Прости, — шепчу я, хотя знаю, что это ничего не изменит.

— Да. И ты меня тоже. — Он со стоном качает головой и опускает руки на колени. — Есть только одна вещь, которую можно сделать.

Мне не нравится, как это звучит, но я все равно киваю. Он заслуживает того, чтобы сказать свое слово.

— Мне нужно, чтобы ты держалась от меня подальше. — Когда я открываю рот, он поднимает руку и смотрит в пол. — Мне нужно немного времени наедине с собой. Вот и все. И если тебе действительно не наплевать на меня, ты позволишь мне это. Без ссор.

Я действительно люблю его. В мире, полном сомнений и страхов, это единственное, в чем мне никогда не приходится сомневаться. Это причина, по которой я могу стоять на дрожащих ногах.

— Хорошо. Я оставлю тебя в покое.

Я хочу еще раз сказать ему, как мне жаль, но ему не обязательно слышать это сейчас. Если уж на то пошло, звук моего голоса причиняет ему боль. Кажется, все, что я могу сделать в последнее время, это причинить ему боль.

— Я думаю,… сообщи, когда решишь, что сможешь снова меня увидеть. Я не буду тебя беспокоить, — обещаю я, хотя мои инстинкты кричат мне остаться и заставить его выслушать. Я не могу заставить его поверить мне. Я могу только надеяться, что он сам увидит правду.