Папа все еще выжидающе смотрит на меня.

— Ну? — спрашивает он, возвращая меня в настоящее. — У меня есть твое согласие? Ты позволишь имплантировать маячок?

В том-то и дело. Это все, что я хочу. Возможность согласиться. Возможно, он загоняет меня в угол — у меня точно нет выбора. Но я могла бы сказать "нет" и столкнуться с последствиями. Прямо сейчас меня последствия не волнуют. Я просто хочу увидеть Рена.

— Да. Давай сделаем это. — Потому что прошло уже слишком много времени с тех пор, как у меня было несколько минут с ним, и мое сердце разрывается, когда я представляю его совсем одного.

Выражение облегчения стирает несколько лет с его лица.

— Я знал, ты будешь благоразумна. Тебе будет приятно узнать, что я уже подготовился. — Он достает свой телефон и быстро набирает сообщение, продолжая: — Мы позаботимся об этом через несколько минут.

— Прямо сейчас?

— Я не думал, что ты захочешь ждать, — говорит он, прежде чем поднять взгляд от своего устройства. — И я знаю, что буду спать намного лучше, когда маячок будет в тебе, и мы будем знать, что он работает. — Неодобрение в его голосе заставляет меня съежиться, но у меня нет времени объясняться, потому что дверь открывается и входит незнакомец в сопровождении одного из охранников.

Следующее, что я помню, это то, что меня подводят к креслу и просят опустить верх моей рубашки, чтобы врач — по крайней мере, я так предполагаю — мог получить доступ к моему плечу.

— Сначала я обезболю эту область, — объясняет он после того, как протирает меня спиртом. Папа отворачивается и смотрит в окно, сцепив руки за спиной. Забавно, что такой человек, как он, который пролил столько крови, не может спокойно наблюдать за чем-то подобным.

Я задерживаю дыхание, когда ощущаю давление. Не боль, но все равно ощущение странное. Неудивительно, что они хотели, чтобы я была без сознания, когда проделывали это в первый раз. Как еще они могли имплантировать его без моего ведома?

— Все готово. — Весь процесс занял меньше минуты. Теперь к маленькой ранке примотана марля, и он объясняет, как содержать все в чистоте и сухости, пока она не заживет. — Может болеть день или два, если боль будет продолжаться и начнется жар, обязательно сообщи кому-нибудь.

— Спасибо. — Даже после того, что он ввел мне в мышцу, остается явная болезненность, которой не было, когда я впервые вошла в комнату.

Это не имеет значения. Ирония судьбы — я чувствую себя свободнее, чем когда-либо за долгое время, даже с устройством слежения, имплантированным в мое тело. Папа проверяет его на своем телефоне, и я вижу облегчение на его лице, когда маячок работает. Я действительно заставила его волноваться.

— Теперь я могу спуститься вниз? — Я практически выпрыгиваю из собственной кожи. Мне так не терпится увидеть Рена.

— Таковы были условия. ”Когда тебе будет угодно". — Однако ему это не обязательно должно нравиться, и ему явно не нравится. Но я выполнила свою часть сделки.

Не желая уходить без благодарности, я снова обхожу стол и быстро обнимаю отца. Он обнимает меня и нежно сжимает.

Как только он отпускает меня, я практически выбегаю из комнаты и бегу трусцой по коридору. Бегу к нему.

— Скарлет? — Мама спускается по лестнице, когда я прохожу через прихожую. — Ты видела своего отца? Все в порядке?

Почему мне потребовалось так много времени, чтобы собрать все это воедино?

— Спасибо. — Как только она спускается по лестнице, я обнимаю ее.

Она смущенно смеется, прежде чем спросить:

— Что я сделала? Для чего это?

— Я знаю, ты, должно быть, разговаривала с ним. Он бы никогда не позволил мне увидеться с Реном, если бы ты не подтолкнула его к решению.

Она отстраняется и заправляет волосы мне за уши, прежде чем взять меня за подбородок.

— Иногда наших мужчин нужно немного подтолкнуть, — шепчет она. — А теперь иди. Не позволяй мне останавливать тебя.

Я бы поклялась, что у моих ног есть крылья, которые помогают мне долететь до двери, ведущей вниз, в подземные камеры. Только на полпути вниз до меня доходит, что, возможно, мне следовало принести ему что-нибудь — перекусить, книгу. Может быть, это и к лучшему, что я этого не сделала, поскольку я не знаю, разрешено ли мне это делать. Я только что заработала немного свободы и не хочу терять ее, нарушая правила, о существовании которых даже не подозревала.

Этого должно быть достаточно, чтобы добраться до камеры Рена и снова быть рядом с ним. Так и есть. Этого достаточно, чтобы заставить мое сердце биться сильнее, пока я не буду почти уверена, что оно вот-вот вырвется из моей груди. То, как загораются его глаза, когда он видит меня, то, как он, не теряя времени, встает с койки и спешит к решетке, чтобы накрыть мои руки своими.

Это Рен. Мой Рен. Он вернулся… но надолго ли?

Перестань думать об этом. По крайней мере, моя улыбка искренняя, потому что я испытываю облегчение, так счастлива наконец провести немного времени с ним наедине.

— Где твои телохранители? — спрашивает он с усмешкой, вытягивая шею, чтобы посмотреть в конец коридора.

— У меня их нет. Теперь я могу приходить сюда, когда захочу. Я заключила сделку с папой, — шепчу я. Сейчас меня все это не волнует. Не тогда, когда он касается моих рук. Это так хорошо. Я так по этому скучала.

Его глаза темнеют.

— Что ты должна была ему пообещать?

— Неважно, — настаиваю я. — Еще один маячок. Мне все равно, — добавляю я, когда его лицо каменеет. Нет, последнее, что мне нужно, это вернуть Ривера прямо сейчас. Или когда-либо еще, если уж на то пошло. — Правда. Кроме того, он бы мне пригодился, когда они забрали меня в то ужасное место. Если бы ты не появился… — Я не могу продолжать. Мне это и не нужно.

Его плечи опускаются, когда он вздыхает.

— Я сделал это с тобой. Это моя вина.

— Это было мое решение, — напоминаю я ему твердым голосом. Когда он смотрит в пол, я сжимаю его руки. — Посмотри на меня. Я сама сделала выбор — ты должен знать это, как никто другой. Я могла сказать «нет», но не сделала этого. Потому что ты важнее. Я должна быть с тобой.

— О, ангел… — Он прикасается лбом к холодному железу и закрывает глаза. — Я не знаю, что сделал, чтобы заслужить тебя.

— Заслуженность не имеет к этому никакого отношения. Ты остаешься со мной. — Приятно немного улыбнуться. — И ты не сможешь избавиться от меня в ближайшее время. Я собираюсь приходить сюда каждый день, чтобы увидеть тебя. Как ты себя чувствуешь?

— На удивление хорошо. — Когда он открывает глаза, они снова ясные и блестящие. — Доктор заходила раньше. Она сказала, что у меня был хороший сеанс.

— Это здорово!

— Пока не возлагай слишком больших надежд. — Когда я хмурюсь, он объясняет: — Это может занять много времени. Я имею в виду, что бы со мной ни было не так, это было со мной долгое время. Это было до того, как я даже осознал, что это было. Ты не можешь просто, ну, знаешь, щелкнуть пальцами и сделать так, чтобы нечто подобное исчезло.

— Я не идиотка. Я знаю, что это не пройдет за одну ночь. Но я также не собираюсь разлучаться с тобой за одну ночь. — И я не собираюсь переставать любить нашего ребенка, даже если знаю, что сейчас неподходящее время сообщать новости. Когда это время наступит? Понятия не имею. Я только знаю, что оно не пришло.

— Не отказывайся от меня, Ангел, — шепчет Рен, и я никогда в жизни так сильно не желала прикоснуться к нему. Обнять его.

Мне приходится довольствоваться тем, что я смотрю ему в глаза и крепко сжимаю его руки, когда шепчу в ответ.

— Никогда. Я никогда этого не сделаю.

12

РЕН

— Как ты себя чувствуешь сегодня, Рен? — спрашивает доктор Стоун через железную решетку, прежде чем быстро продолжить: — Я ведь с Реном разговариваю, верно? — На ней ее обычный деловой повседневный костюм терапевта, но сегодня ее волосы распущены, а не собраны в пучок.

— Да, это я, — подтверждаю я, когда сажусь и устраиваюсь поудобнее на своей койке. По крайней мере, настолько удобно, насколько это возможно.