Я прижимаю ухо к двери, не желая пока терять надежду. Я слышу крики, за которыми следует еще несколько разрозненных выстрелов, но затем все стихает. Я остаюсь на месте еще некоторое время, но не слышу ничего, кроме нескольких криков из разных мест. Мое сердце замирает. Это нехороший знак. Мой отец привел бы с собой армию, и стрельба не прекратилась бы, пока они не нашли бы меня.

Побежденная, я возвращаюсь в угол и опускаюсь на свой матрас, задаваясь вопросом, сколько людей было в плену в этой камере. Сколько детей было замучено, выпорото до крови, а затем брошено в камеру, как будто они ничего не значат?

Я снова оживляюсь, когда за дверью моей камеры раздаются приближающиеся шаги. Я в равной степени взволнована и напугана, не зная, спасение это или меня ждет очередная порка. Честно говоря, я не знаю, смогу ли я выдержать больше.

Замок отсоединяется, и я быстро поднимаюсь на ноги. Дверь открывается дальше, и в дверном проеме появляются трое мужчин, мое сердце колотится о ребра, когда я вижу человека посередине, человека, которого они бросают в камеру вместе со мной, прежде чем дверь снова закрывается, запирая нас внутри нашей тюрьмы.

— Рен! Рен! — кричу я, подбегая к тому месту, где он распростерся на полу. Кровь капает с его распухших костяшек пальцев, когда я накрываю его руку своей и помогаю ему перевернуться на спину.

Его лицо тоже распухло, кровь размазана по лбу, еще больше крови вытекает из пореза прямо под глазом.

— Рен, — шепчу я, всем сердцем надеясь, что с ним все будет в порядке. — Ты меня слышишь?

Его глаза остаются закрытыми, но я вздыхаю с облегчением, когда его губы начинают шевелиться.

— Я слышу тебя, Ангел. Я просто на секунду хочу закрыть глаза.

— Пожалуйста, скажи мне, что с тобой все в порядке. У тебя такой вид, будто все плохо.

— Ты бы видела других парней, — шутит он, но мне не хочется смеяться. — Я в порядке, Ангел. Просто дай мне минуту, и я буду как новенький. — Его глаза медленно открываются, и он сразу же находит мой взгляд. — Ты в порядке? Они причинили тебе боль?

— Не так сильно, как ты пострадал.

Его лицо вытягивается, сожаление и гнев наполняют его стально-голубые глаза. Не говоря ни слова, я знаю, о чем он думает. Он хочет заставить их заплатить за то, что причинили мне боль; он сожалеет, что не оказался здесь раньше, и он отдал бы все, чтобы унять мою боль.

— Как ты узнал, что я здесь? — Спрашиваю я, когда тишина становится невыносимой.

— Я не знал. Я пришел сюда, чтобы убить Ребекку, но потом увидел тебя из-за забора и изменил свой план. Я подумал, что если они будут заняты мной, то оставят тебя в покое.

— О, Рен… Мне так жаль, что я ушла. — При моих словах его лицо морщится, как будто само напоминание причиняет ему боль. — Клянусь, я могу объяснить. Это не то, что ты думаешь. Я люблю тебя, но мне пришлось уехать, чтобы разобраться во всем, понять, что с тобой не так.

— Что ты имеешь в виду, говоря "что со мной не так"? Это не я, блядь, изменял.

— Ты о чем?

— Ривер рассказал мне, — выплевывает он, гнев и отвращение звучат в его голосе. — Он рассказал мне, что трахнул тебя в душе.

— О, Рен, ты все еще не понимаешь. Я не знаю, как тебя помочь.

— А как насчет гребаной правды? — он сплевывает.

— Рен, Ривера не существует. Он ненастоящий. — Я не знаю, как еще сказать ему. Должно быть, я кажусь ему сумасшедшей, но он должен знать.

— Какого хрена? Конечно, он реален.

— Он реален для тебя, Рен, я понимаю, но на самом деле он не живой. Ривер умер, когда ты был мальчиком…

— Ты сумасшедшая. Конечно, Ривер реален. Он мой брат. Я не могу поверить, что ты вообще сказала что-то подобное. — С каждым предложением ярость, стоящая за его словами, нарастает, и я могу сказать, что он близок к потере контроля. Мне нужно, чтобы он понял. Он должен мне поверить.

— Почему я никогда раньше не встречала Ривера? Почему он никогда не был в комнате с нами обоими? Почему экран был черным, когда я застала тебя разговаривающим с ним?

— Прекрати! — Рен сейчас на грани срыва. Он внезапно встает, его травмы полностью забыты и игнорируются. — Ты ошибаешься.

— Рен, прости. Ривер — это все в твоей голове. — Я поднимаюсь на ноги, сокращаю расстояние между нами и беру его руки в свои. — Ты должен мне поверить. Пожалуйста, подумай об этом. Действительно подумай.

Я пристально смотрю ему в глаза. Миллион эмоций отражаются во мне. Замешательство и отрицание выходят на передний план. Затем им снова овладевает гнев.

— Заткнись! Просто заткнись со своей ложью. Вы все лжете!

В последнем отчаянном усилии я сжимаю его руки, умоляя изо всех сил.

— Пожалуйста, Рен. Мне нужно, чтобы ты понял. Мне нужно, чтобы ты осознал, что ты болен и что тебе нужна помощь. Ты должен…

Когда я пристально смотрю ему в глаза, я вижу точный момент, когда щелкает выключатель. Растерянные глаза Рена становятся темными, как ночь без звезд. Его губы превращаются в рычание за секунду до того, как его рука обхватывает мое горло. Мой Рен исчез.

— Тебе следовало послушаться Рена и держать рот на замке, Ангел.

Ривер.

Я без сомнения знаю, что это он. Если не из-за его жестоких пальцев, впивающихся в мою нежную кожу, так из-за того, как он называет меня Ангелом, будто покровительствует мне.

Его хватка усиливается, и я хрипло прошу:

— Пожалуйста, остановись. — Я тянусь к его рукам, обхватывая пальцами его запястья, когда он сжимает их достаточно сильно, чтобы перекрыть мне доступ воздуха. С последним вдохом в легких я шепчу: —Я беременна.

Тут же его пальцы разжимаются, и на лице появляется шок, прежде чем он запрокидывает голову и смеется.

— Ты, должно быть, чертовски шутишь. Этот идиот не знает, как пользоваться презервативом? — Он наконец отпускает мое горло, и я не упускаю шанса сделать шаг назад.

— Ты ведь знаешь, не так ли?

— Возможно, ты захочешь быть немного конкретнее. Я много чего знаю.

— Ты знаешь, что ты и Рен — один и тот же человек.

— О, этот маленький лакомый кусочек, да, я всегда знал. Не уверен, почему Рен этого не видит. Я думаю, он не хочет верить, что он мог бы делать то, что я без проблем делаю. Раскаяние — это то, что испытывает он, а не я.

— Ты должен сказать ему, — умоляю я. — Он мне не поверил.

— Зачем мне это делать? — Он озорно улыбается. — Для меня лучше, если он не узнает.

— Ты должен заботиться о Рене. Он — часть тебя.

— Я ни о ком не забочусь, и мне ни к кому нет дела. — Мое сердце немного разрывается от его заявления.

— Это неправда. Ты мне небезразличен.

Ривер усмехается.

— Нет, тебя волнует только Рен. Ты ненавидишь меня.

— Да, я действительно ненавидела тебя раньше, — признаю я. — Но я никогда не смогу возненавидеть тебя сейчас, зная, что ты — часть его. — Я делаю осторожный шаг к нему.

Выражение его лица внезапно меняется, как будто он не может поверить, что я только что это сказала. Должно быть, трудно поверить, что он кому-то может нравиться. Он не двигается, пока я сокращаю расстояние между нами, пока от его груди до моей не остается всего несколько дюймов. Я встаю на цыпочки и наклоняю голову так, так что мои губы касаются его губ.

Он ошеломленно молчит, не двигаясь, в шоке от моего внезапного поступка. Я замечаю замешательство в его глазах как раз перед тем, как закрыть свои и прижаться губами к его губам в обжигающем поцелуе. Все мое тело светится, бабочки порхают в животе, между нами разливается электричество, как будто это наш первый поцелуй. Думаю, в некотором смысле так и есть.

Его губы неуверенно касаются моих, что только заставляет меня наклониться ближе. Поднимая руки, я обвиваю их вокруг его шеи, притягивая его ближе. Его руки находят мои бедра, большие пальцы собственнически впиваются в мою кожу. Я стону ему в рот и чувствую, как на его губах появляется ухмылка.

На мгновение я чувствую связь между нами. Такую же связь я чувствую с Реном. Это внезапно врезается в меня и так же быстро исчезает.