У подоконника остановилась и я. Ленивым взмахом руки поздоровалась с одногруппниками, которые ответили мне примерно тем же. Пока из них не проснулся никто. Некоторые парни оказались расслабленными настолько, что просто стекли по стене и села на полу, подтянув колени к груди. Хорошо, что коридор, в котором мы сегодня ждали препода для пары, оказался достаточно широким, чтобы в нем можно было столь вальяжно сидеть.

Одним ухом я слушала музыку в наушнике, а другое оставила открытым, чтобы слушать и контролировать происходящее вокруг.

Вадим мне сегодня с утра не писал и не обещал появится к первой паре, поэтому его я особо не ждала. Мне кажется, с его ночными катками ранний подъём для него равен пытке.

Скрестив руки на груди, я стояла у окна и иногда поднимала голову только для того, чтобы поздороваться со спешащими куда-то преподавателями. Вот те единственные люди в универе, которые с утра бывают бодры, а кто-то даже весел.

— Константин Михайлович, ну, как же вас так угораздило?! — сокрушался смутно знакомый женский голос, а я, какого-то чёрта, рефлекторно подняла голову на звук знакомого имени и тут же об этом пожалела.

По коридору, совершенно никуда не спеша, шёл Одинцов, а на его покалеченной в пятницу руке висела та самая преподавательница, которая явно неровно к нему дышала. Наманикюренными длинными пальцами она робко держала его кисть, поглаживала заклеенные пластырем костяшки и с неподдельной тревогой заглядывала в океанические глаза.

— Всё хорошо, Светлана Валерьевна. Просто рука сорвалась с ключа, когда менял колесо, — не скажу точно, но голос мне его показался раздраженным. Либо он, как нормальный человек, не рад раннему подъёму, либо его выбивает из равновесия чрезмерное внимание к его персоне от коллеги.

Я тоже не сдержалась и посмотрела на его руку. Видно было, что пластырь на основаниях мизинца и безымянного пальцев был новый и чистый. Стало быть, наклеил сегодня утром.

«Аккуратист, блин», — хмыкнула я мысленно. Подняла глаза и тут же наткнулась на взгляд Одинцова, который в ответ на мою легкую растерянность и страх, что он может читать мысли, коротко приветственно кивнул. И сам взглядом пробежался по всей мне, заострив внимание на лице, на котором уже почти прошли Миланины царапки.

Честно говоря, я ждала, что они загниют от её токсичности, но этого не произошло.

А ещё я, наконец-то, смогла позволить себе не прятать шею, потому что синяки на неё почти прошли. Остались совсем бледные следы, но они отлично маскируются тональником.

— Выглядит, наверное, ужасно, — нарочито поморщилась преподавательница, всё ещё не собираясь отпускать руку Одинцова, когда они проходили мимо.

— Обычное человеческое мясо. Сырое. Почти свежее, — меланхолично ответил Одинцов.

Его слова вызвали у меня улыбку, которую я тут же подавила. Преподша шокировано воздохнула на столь, наверное, циничные для неё слова. Оранжерейный цветочек.

— Прямо до мяса и костей?! — даже не глядя на неё, я точно знала, что она прямо сейчас театрально прижала ладонь к груди и выпучила глаза.

Интересно, Одинцов понимает, что к нему клеится? Или, может, между ними давно что-то есть, но он в силу своей холодности умеет держать себя в руках на работе, а она нет?

И какого хрена я, вообще, задаюсь этими вопросами? Мне-то какое до них дело?

Все пары сегодня прошли на удивление хорошо. В основном, конечно, я имею в виду перерывы между ними, во время которых меня никто не пытался ни побить, ни унизить. Милана со своей подтанцовкой пару раз попалась в коридорах, но обошлась лишь презрительным взглядом в мою сторону.

С занятиями на сегодня было покончено, поэтому я со спокойной душой шла к гардеробу, чтобы забрать куртку и поехать на работу в магазин, где смена начнётся через полтора часа. Стало быть, у меня ещё осталось время на какой-нибудь перекус.

— Знаешь, что я заметил?

Я вздрогнула от того, насколько близко прозвучал этот вопрос и как чья-то руку поднырнула под мою. Только повернув голову и узнав возмутителя своего спокойствия по профилю, я облегченно выдохнула.

— Напугал, блин! И что ты заметил?

— Заметил, что с тобой я стал какой-то слишком косячный, — ответил Колесников. Немного пройдя, он отпустил мой локоть, а затем завел мою руку так, что за его локоть теперь держалась я. И выглядели мы, как самая ванильная парочка всего универа.

— Косячный — это как?

— А это я сам ещё не понял, — Вадим взял у меня номерок и вместо меня отдал его гардеробщице. Сам же принял мою куртку и помог мне её надеть. — Всё у нас как-то не так, Алёнушка.

— Неужели заметил? — хмыкнула я саркастично. — А я думала тот факт, что мы друг другу не подходим никому незаметен.

— Я не об этом, — Вадим нервно свёл брови. — Я о том, что ты ведешь себя не так, как я привык. Это и бесит, и злит, и бросает мне вызов. А я же самец, хищник… Ну, ты и сама это видишь, — улыбнулся он обольстительно и подмигнул мне так, будто снова начал клеить.

— Что-то такое мелькало в тебе, ага. Но я думала, это катаракта, — я окинула его нарочито оценивающим взглядом и первой пошла по лестнице, ведущей с цокольного этажа, где находился гардероб, к выходу из универа.

Колесников следовал за мной, периодически здороваясь со всеми, кого встречал. Всё-таки, он слишком заметен в пределах нашего университета, да и за его границами, думаю, тоже.

Я вышла на крыльцо, порыв холодного ветра подхватил и швырнул мне в лицо мои же волосы. Колесников снова нарисовался рядом и в этот раз предпочел сохранить между нами дистанцию, очевидно, поняв, что при всей своей напускной улыбчивости и шуточках, я всё ещё на него злилась.

Мы спустились с крыльца, Вадим подошёл к своей машине и с легкой улыбкой кивком головы предложил проехаться с ним.

— Мне нужно успеть на работу и пообедать, — под сказанным я давала понять, что с ним мои планы станут мало осуществимыми.

— Организуем, — пафосно заявил Вадим и открыл для меня пассажирскую дверцу. — Прыгай, принцесса.

Тихо хохотнув, я на мгновение закатила глаза, но к его машине пошла. Колесников придержал для меня дверцу, но сесть не дал. Почти зажал меня между собой и машиной, оперся ладонями о крышу по сторонам от меня и поймал мой возмущенный взгляд.

— Ты же помнишь, что я не боюсь драться? — вопросила я, глядя в его темные глаза без капли смущения.

— Помню, — кивнул парень плавно. — И, кстати, не делай вид, что тот поцелуй тебе не понравился. Ты не сопротивлялась, Алёнушка, и даже охотно ответила. За мной косяк только за не в тему брошенные слова про то, что ты моя девушка, но и за них я могу ответить.

— И как? — повела я бровью, а у самой что-то внутри плавилось от этой его решительности и одновременно мягкости, с которой он ко мне обращался.

— Сделаю тебя своей девушкой.

— То есть моё мнение опять учитываться не будет?

— Ладно, перефразирую, — вздохнул Вадим. В своих мыслях он явно назвал меня душнилой. — Ты сама захочешь стать моей девушкой.

— Угу, — кивнула я и отвела взгляд в сторону, будто начала размышлять о чем-то. Мимо проходили люди, которые бросали на нас косые взгляды и будто ухмылялись. — То есть по голове меня бить собираешься?

— С чего ты взяла?

— Просто я не знаю других способов, при которых я добровольно захочу стать твоей девушкой. Только если я буду на голову отбитая.

Вадим с легкой улыбкой изучал моё лицо несколько секунд. Аккуратно убрал от лица пряди волос, заправив их за уши. А затем совершенно неожиданно клацнул перед носом зубами.

— Так и съел бы, — рыкнул он низко.

— Дурак, — рассмеялась я смущенно.

Как бы то ни было, но с Колесниковым я могла чувствовать себя свободно и спокойно, но только тогда, когда мы оставались вдвоём и когда у него нет необходимости играть на публику крутого парня.

Он и так крутой. Крутой в своей легкости. Крутой в свойственной ему открытости и крутой в честности, которую в себе несёт. Честен он хотя в том, что не пытается быть для всех хорошим, он просто кайфует от жизни и от того, что она ему даёт. И, что удивительно, его эгоизм не кажется раздражающим или отталкивающим. Лично мне рядом с ним комфортно, хоть я сама же этому чувству сопротивляюсь. Думаю, не будь на моих плеча всего того багажа, что я вынуждена ежедневно нести на себе, мы бы уже давно друг друга заметили и стали парой. Хорошей парой. Легкой.